– Это гребаный Хантер‑Ки… – успел крикнуть он, когда я, высунувшись, прицелился в него и спустил курок.

Пуля влетела ему прямо в открытый рот и вынесла мозги фонтаном. На землю упало сразу два тела: его, и то, которое он держал.

Ну что ж, они теперь знают, кто именно пришел. Они в курсе, кто я такой. И драться будут отчаянно. Впрочем, они всегда дерутся отчаянно.

Я переступил через тело, вошёл в помещение. Их было трое: двое уже держали дверной проем на прицеле, а третий только вбегал в помещение. Увидев меня, он открыл рот, разинул его от удивления.

Стволы в руках бандитов уже плюнули свинцом, но меня не было там, куда они стреляли. Я рванулся вперёд, включив ускоритель рефлексов, благо усовершенствованная модель перезаряжалась достаточно быстро, нырнул за единственное укрытие в комнате – диван из искусственной кожи. Выбросил руку в сторону, выстрелил один раз, и правый завалился на землю, зажимая рану в животе. Слишком уж я торопился, чтобы стрелять прицельно.

Время вернуло себе нормальный бег. Я перекатился в сторону, сбивая врагу линию прицеливания, нажал на спуск, и на этот раз второму попал точно в голову. У меня экспансивные пули, такие, что раскрываются в ране лепестками, оставляя дыру размером с кулак. С черепом происходит примерно то же самое, последствия представляют собой настоящую кровавую феерию.

Нет, я ношу с собой и магазины с бронебойными на случай, если у кого‑нибудь из врагов окажется бронежилет или подкожная броня, которую пистолетная пуля не возьмёт. А иногда беру автомат или дробовик. Но сегодня ничего такого не предполагалось.

Последний из врагов уже схватил дробовик, прицелился в меня. Я метнулся в сторону, спрятавшись за холодильником и большая часть картечин застряла в металлической стенке. Меня немного посекло, но я привык не обращать внимания на мелкие раны, только кожу порвало же, а под ней броня. Вытащу дробь, обработаю, перемотаюсь, приму регенеративный стимулятор и через пару дней уже буду как новый.

Высунувшись из‑за своего укрытия, я трижды нажал на спуск. Первая пуля попала в плечо, раскрылась, как лепесток и оставила после себя большую дыру. Вторая и третья угодили в правую сторону груди. Враг медленно сполз по стене.

Я вышел из своего укрытия, двинулся в сторону двери, когда подранок попытался поднять ствол. Я, не глядя в его сторону, выстрелил дважды, после чего сменил магазин. И так ясно, что готов.

Пустой я выбросил прямо на пол. Сомневаюсь, что сюда приедут полицейские, а если и да, то мне не привыкать скрываться от них. Хотя о всех трупах, которые висят на мне, они не знают. Даже я сам уже не помню, сколько народа отправил в переработку за последние три года.

Тот, которому я попал в грудь, был ещё жив. Подойдя ближе, я опустил ногу ему на горло и мощным движением раздавил гортань. Он захрипел, потянулся здоровой рукой к шее, но я усилил нажим. Послышался хруст, тело обмякло. Запахло мочой.

Я вошёл в дверной проем. Здесь было пусто, только две двери, обе заперты. Одна на замок, но, что удивительно, не на электронный, а на навесной. Кто‑то грубо прикрепил крепления для него к створке и стене. Обе двери сделаны поверх проломов, они не заводские, это видно прекрасно. Я подошёл к одной из них, той, что была на замке, убрал пистолет подмышку, схватился за дужки и резко развел руки в стороны. Замок жалобно хрустнул и отворился. На кого это вообще было рассчитано?

Хотя это ведь чтобы не дать выбраться человеку изнутри. А тех, что снаружи, бандиты не боялись. Ну а чего, их много, все при оружии, чего им вообще опасаться?

Я рванул створку в сторону и увидел ровно то, что ожидал: несколько матрасов, какая‑то еда в вакуумных пакетах, бутылки с водой. И люди. Грязные, измученные. Две женщины: одна с длинными сальными волосами, а вторая ещё со следами косметики на лице, видимо, недавно взяли.

Мужчина всего один, но сильно избитый. Глаза заплыли, одна рука висит плетью. Это – будущие жертвы. Однако им повезло, у них теперь есть шанс на выживание. Правда, сопровождать их наружу я не буду, я не служба спасения. Но выпущу.

– Выходите, – проговорил я. – Берите оружие и сматывайтесь из Квартала. Доберётесь до линии монорельса – будете жить. Поняли?

Одна из женщин кивнула. Ну что ж, дальше не мое дело.

Вышел из помещения, потянул в сторону вторую дверь и оказался в операционной, вполне себе современной, но скорее всего, все оборудование было ворованным. Внутри пахло кровью, мясом, на столе лежал труп девушки без рук, ног и со вскрытой грудной клеткой. Рядом на столике находились белые контейнеры с красными крышками. Вполне знакомые мне, в таких хранят органы и импланты.

В операционной был всего один человек, и судя по хирургическому костюму и клеёнчатому фартуку, он был местным рвачом. Тем самым, что производил операции по извлечению органов. Высокий, худой, лысый с бородкой‑эспаньолкой. На вид лет тридцать, но может быть и шестьдесят, потому что омолаживающие операции работают очень хорошо. Наверное, если бы не дикая смертность от насильственных причин, то средним возрастом жителя Новой Москвы было бы сто‑сто двадцать лет.

– Нет! – рвач вскинул руку. – Нет, не надо, пожалуйста! Я только хирург! Только хирург! Они меня похитили и держали в плену.

– Хорошая попытка, – спокойно ответил я.

Его слова ничуть меня не тронули. Даже если это правда, то он мог отказаться от работы, которую ему предложили «Потрошители» и умереть достойно. Вместо этого же он предпочел работать на них.

Эта банда состояла из лютых отморозков, зачастую изгнанных из других группировок. Их основной бизнес состоял в том, что они похищали людей: от богатых корпоратов до обычных прохожих, убивали их и разделывали на органы и импланты. Все уходило на черный рынок, приносило им неплохой доход, так что они занимались этим на регулярной основе.

Раньше этот бизнес был полностью под другой бандой, которая называла себя «Резаками». Но четыре года назад какой‑то отмороженный наемник по прозвищу Молодой устроил им резню. На самом деле за дело, хоть этот урод и тот ещё подонок. Впрочем, он пропал куда‑то три года назад. Кто‑то говорил, что его убили, другие, что он ушел на покой, а третьи, что его всё‑таки завербовали корпораты, и теперь он работает на них.

Но он совершил пару достойных дел, как ни крути. И избавил Новую Москву от множества отморозков.

– Хорошая попытка, – повторил я, протянул руку к операционному столу и взял с него скальпель.

Самый обычный, металлический, из медицинской стали, хотя большинство уже давно пользуются электрическими, которые не только режут, но и прижигают раны, так что кровь из них не вытекает. Но если уж ты порежешь человека на мясо и ему все равно не выжить, то зачем переплачивать, верно?

Я сделал шаг вперед, и рвач даже не попытался защититься. Скальпель вошёл ему в живот, прорезав ткань костюма. Один раз, второй, третий. На меня брызнула кровь, пачкая бронежилет, руки и лицо. Последним ударом я рассек ему горло, глубоко, перерезая не только сосуды, но и трахею.

Труп упал на землю, по полу стала растекаться лужа крови. Я повернулся и двинулся наружу, в сторону выхода из операционной. Проверил комнату, где сидели пленные. Там было пусто, значит, свалили уже. Перешагнул через лежащие на полу трупы, подошёл к дивану и уселся на него. Поднял ладонь, вытер с лица кровь.

Я привык к этому. Сколько помню себя, я воюю. Сперва в составе частной военной компании «Клинки», а потом, когда меня поперли оттуда из‑за «неустойчивого психического состояния» я начал свою войну с преступностью. Причина? Да то, что больше никто этого не делает. Полиция коррумпирована, да и не суется она в Электросталь‑2, как раньше называли Квартал – район из мегабашен, которым практически полностью управляют банды. Нет, среди легавых есть достойные люди, и они даже на моей стороне, пару раз помогали, но с точки зрения большинства из них я – такой же преступник. Однако они категорически не правы.