Ладно.

– Ну здравствуй, Кравцов, – проговорил полковник, усаживаясь напротив меня. – Давно не виделись. Но ты знаешь, я подозревал, что это ты, если честно, очень уж почерк похож на твои прошлые похождения.

– Называй меня Хантером, – ответил я.

Мне почему‑то было неприятно слышать свое имя. Одно дело, когда его произносит Алиса в моих снах, а совсем другое – этот коррумпированный урод. В том, что он купленный, я не сомневался, тем более, что Макс это подтвердил. Да я и без того это знал, правда тогда он работал на корпорации, а теперь по‑видимому, спелся с дельцами, которые женщин продавали.

– Нет уж, Федя, – он покачал головой. – Теперь я знаю твое настоящее имя. И, знаешь что? Весь город его теперь узнает, слухи уже поползли. Ну и что думаешь? Пришла к тебе настоящая слава. Ты ведь именно ее хотел, верно? Поэтому носился по городу, стрелял, резал, взрывал?

– Ни хрена ты не угадал, – ответил я. Он по‑видимому, издевался.

– Ну да, – он усмехнулся. – Тебе это неинтересно. И деньги не интересны. Ну и чего ж тебе такого надо? Ты ведь понимаешь, что толку от этой твоей войны – как от козла молока. Ты одного убьешь, на следующий день в банду пятерых примут. И бороться с этим никакого смысла нет.

– То‑то ты на своем посту сидишь, – ответил я. – Перед пиджаками шестерил, вижу, а теперь с бандитами спелся. Ну и сколько тебе пообещали, какую долю ты с того аукциона получишь?

Он посмотрел на меня уже другим взглядом, после чего выключил микрофон. Пожевал губы. Не растерялся, пожалуй, а несколько удивился о том, что я в курсе. Явно думал, что все взятки гладки.

– О доле моей мы с тобой потом поговорим, – ответил он. – Импортного пиджака ты как убил? Яд?

– Неа, – покачав головой, соврал я. – Переволновался он, вот сердечко и схлопнулось. Я его немного совсем прижал, даже резать еще не стал. А он захрипел, упал, да и умер.

– Интересно, – он хмыкнул и вытащил из кармана шприц, который положил передо мной. – А вот это, получается…

– Если все знаешь уже на хрена спрашивать? – посмотрел я на него. – Давай по делу. А еще лучше, пусть в камеру отведут уже.

– Неа, – в тон мне ответил он. – Мы с тобой сперва побеседуем. Хорошо так поговорим. По фактам. Значит, про аукцион ты в курсе? И именно поэтому с пиджаком решил разобраться, так?

– Так, – кивнул я.

– А тебе какое дело до них?

– Они женщин молодых за границу продавали, – ответил я. – Это уже повод влезть. Ты вот тоже знал и тоже влез. За долю, как я понимаю, что‑то они тебе пообещали вкусное. Мне вот интересно, только за то, что в сторону смотришь, или еще и за то, что крышу обеспечил? Они ведь не прятались особо, людей хватали прямо на улице. И никто ничего не расследовал. Есть у меня доступ к вашим базам, я прекрасно видел, что это висяки, которыми даже не занимается никто.

Полковник задумался, пожевал губы, посмотрел мне в глаза. У него были пронзительно голубые радужки оптики, наверное, такие могут быть только у ангелов, если они существуют.

– Есть у меня ощущение, что стукачок у меня завелся в управе, – наконец сказал он. – Кто‑то, кто достаточно высоко сидит, и при этом обо всем тебе барабанит. Что скажешь?

– Нет никого, – спокойно пожал я плечами. – Я же террорист, кто в своем уме со мной работать будет. Да и ты сам в курсе, что крепко всех за яйца держишь.

Оставалось надеяться, что он поверил. Макса подставлять нельзя ни в коем случае. Даже если я тону, то он пусть свое дело делает. Он честный легавый, не скурвился.

– Да, ты прав, – кивнул он. – Я своих людей держу крепко. И ты даже не представляешь, каких трудов мне это стоит. Они ж тут волки голодные, в опера другие не идут. И это правильно, есть кое‑что схожее. Опера, как и волка, ноги кормят.

– Только волки вряд ли подачки выпрашивают у тех, кого ловить и резать должны, – все‑таки не удержался и подколол я его.

– За нами сила, – он явно повелся, вот и принялся разъяснять. – И с нами считаются. Поэтому и несут, мы ни у кого ничего не выпрашиваем.

Ага, верь. Бандиты вас за людей не считают.

– Давай вернемся к аукциону. Ты знаешь организатора?

– Знаю, – решил не врать я, тем более, что он и так в курсе. – Кул это, банкир местный. Из подпольных. Шнайдер только за то, чтобы покупателей созвать, отвечал. Девок воровали наемники по заказу Кула, организация тоже вся на нем.

– Хорошо, – он выдохнул и откинулся на кресло, посмотрел на меня с сомнением, а потом вдруг проговорил. – Тогда у меня есть для тебя предложение.

– Какое еще предложение? – спросил я.

– Бабок они срубили под восемьдесят миллионов. И они сейчас все у Кула. Его брать не за что, там взятки гладки со всего, он даже работает официально, прикинь. Но тебе, как нам обоим известно, закон не писан. Так что ты вполне можешь.

– И чего ты хочешь?

– Поедешь туда, примешь его. Всех, кого увидишь, в переработку. А бабки вывезешь и передашь мне, все до копейки. Тогда получишь свободу.

С каждым его словом мое лицо само собой растягивалось в улыбке. Вот ведь ублюдок, решил, что доли ему мало, а там ведь отвалили солидно, если он их крышевал. Хочет все забрать. А я бы на его месте как поступил?

Мерзко мне представлять себя на его месте, да только вот я себя сейчас хлопнул бы, а потом труп Кулу бы предъявил, и срубил на этом. А потом продолжал бы с банкира того бабки тянуть потихоньку, как по аукционам этим, так и по другим делам. Устроил бы взаимовыгодное сотрудничество.

А вот он так не хочет. Желает моими руками каштаны из огня потаскать и загрести все, что есть. И ведь глупо это на самом деле. Хотя, если он долго в полковниках ходить не собирается… Кубышка у него наверняка есть, а с ней и свалить можно.

– Жадность тебя рано или поздно погубит, полковник, – ответил я. – Ой погубит, помяни мое слово. Неужели ты думаешь, что тебя компаньоны Кула не отыщут? Да за такие бабки они кого угодно из‑под земли достанут.

– А с меня взятки гладки, – он усмехнулся. – Это ж ты налетел, большой и злой Хантер‑Киллер. А что бабки забрал… Ты ведь их не оставляешь обычно, берешь. Мне вот интересно, кстати, ты это делаешь, чтобы следы замести, мол, конкуренты налетели, или копишь?

– Я над златом чахнуть не привык, – ответил я. – Мне для моей, как ты сам сказал, войны, инструменты нужны. Чем‑то ведь нужно резать, колоть и взрывать. Вот и покупаю.

– Человек дела, однако, – он вдруг улыбнулся, максимально честно и открыто. – Но ты подумай сам, мне в общем‑то выгодно, что ты город чистишь. И делаешь это сам по себе, как я понимаю. А можешь моим человеком стать, и я твои усилия в нужное русло направлю. А что сам с этого поимею… Так почему нет? Ты продолжишь мочить ублюдков, только у тебя теперь в полиции будет свой человек, который и наводку подкинет, и…

– Покрутел ты, – констатировал я, перебив его. – Год назад был готов на пиджаков шестерить, а теперь, надо же, свою команду сколачиваешь. Только ведь ты не моим человеком решил стать, а меня своим человеком сделать, и на крючок подсадить. Ну а что скажешь про то, что мое настоящее имя теперь знают?

– Близких у тебя нет, так? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Бояться не за кого, только самому беречься. А ты и так прячешься, так что сильно ли твоя жизнь поменяется?

– На самом деле сильно, – покачал головой я. – За меня такая награда назначена, что половина города тут же с мест сорвется, чтобы меня достать.

– Ну вот, зато я тебе спину прикрою, плохо что ли?

Ну да, сперва запугал, а теперь очень гладко стелит, просто елеем мажет. Конечно, прикроет он меня. Хотя, может быть, и прикроет, если я буду на него работать, да только… Я не продаюсь, он же в курсе.

– И что, так и отпустишь прям? – спросил я.

– Так ты ж сбежишь, – он улыбнулся. – Не в первый раз уже, верно? А потом поедешь к Кулу, разберешься с ним. А чтобы все нормально прошло, с тобой пара моих оперов поедет, проследят, чтобы…

– Чтобы бабки кому надо достались, – я кивнул.