Быстро прошелся по коттеджу, заодно убедился, что больше никого нет. Нашел и спуск в подвал, он тут был благоустроенным, с бильярдным столом, баром и большим плоским экраном почти во всю стену. Можно их всех вниз спустить по идее, тогда, если будут в окна заглядывать, то не заметят.
Хотя… В комнатах были достаточно большие стенные шкафы. Вот в них‑то я и решил спрятать трупы охраны. Без трудов поднял их по одному, благо мелкие они были, легкие, весили немного. Засунул, закрыл створки. Потом тряпкой вытер кровь на полу, а саму ее сунул в карман, чтобы не оставлять вообще никаких следов. Была еще щербина в стене, оставшаяся после попадания ножа, но ее практически не видно.
При беглом осмотре на увидят. Дом у них снят до завтра, выезд в два часа дня, и никто до этого времени их не побеспокоит. Дверь открыть сразу не смогут, на засов закрыта будет, придется ломать. А дальше разберутся.
Теперь осталось разобраться с этим. Что мы вообще знаем об азиатах? В первую очередь то, что договариваться придется через встроенный в интерфейс переводчик, и это – сама по себе проблема, потому что он иногда глючит, и переводит далеко не все выражения. А во‑вторых, стереотипы. Что они морально стойкие, живут по кодексу самурая, и все их существование – это дорога к смерти, путь служения и прочее. Или это не про китайцев говорили?
Ладно.
Я перетащил пленного в одну из комнат, уложил его на пол и присел сверху. Давить сразу не стал, решил дать возможность рассказать все по‑нормальному. Без пыток. Но если придется…
Резким ударом тыльной стороны ладони по щеке, я привел его в себя. Посмотрел прямо в глаза и медленно, так, чтобы встроенный переводчик понял, проговорил:
– Я сниму кляп. Будешь кричать – верну на место и зарежу тебя очень больно. Умирать будешь медленно. Скажешь то, что мне нужно знать – отпущу.
Соврал. Впрочем, никаких угрызений совести по этому поводу я испытывать не буду, да он и сам должен понимать, что свобода его вряд ли ждет. А вот легкая смерть – это вариант.
Убитый иностранный пиджак, это, конечно, грандиозный международный скандал. Только вот если все пройдет так, как нужно нам, то труп импортный будет далеко не один. Нужно показать, что Россия – это не место, где можно по дешевке купить рабынь. Таких гостей, как они, тут будет ждать только смерть, и ничто другое.
Осторожно я вытащил кляп из его рта. Он только злобно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Вопросов ждет? Ну, может быть.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Лианг Ай. А ты кто такой, грязь из‑под ногтей?
Я приложил его ладонью по лицу, голова мотнулась в сторону. Не так, чтобы вырубить, но достаточно поучительно должно было выйти.
– Вопросы задавать буду я. Ты из Китая, так?
– Да, – проговорил он. – Когда там узнают, что ты сделал, тебя найдут и порежут на куски.
– Да мне без разницы, если за мной ваши якудза придут, – спокойно ответил я. – На них место в крематории найдется если что. Да и в теплицах всегда сырье для переработки нужно.
– Якудзы, это в Японии, дурак, – ответил он, будто выплевывая слова. – У нас в стране нет такого дерьма.
– И на это мне тем более насрать, – все так же спокойно проговорил я. – Меня интересует не это. Аукцион, который должен пройти завтра. Что там будет?
Я и без него знал это, но нужно было, чтобы он сам сказал, заодно подтвердив мою информацию.
– Мы приехали покупать русское мясо, – он ощерился своими идеально ровными зубами. Там явно поработал хороший специалист. – Мы увезем его к себе домой. Там оно стоит дорого.
Мне захотелось врезать ему еще раз, но я не стал. Не надо лупить его почем зря, пока говорит ведь. Для веселья позже время настанет, на все вопросы он мне точно не ответить, гордый.
– Кто организует аукцион? – спросил я.
– Я не знаю, – прохрипел он. – Местные. Кто‑то из политиков в доле, полиция, много еще кто.
– А за рубежом? У кого есть связи за рубежом?
– Если я скажу, меня убьют, – ответил он.
В голосе была слышна обреченность. Ну да, он понимает, что если не будет говорить, то я сам его убью. Причем очень больно. Но совсем не лишним будет об этом напомнить.
– Гребаный же ты самурай, – выдохнул я. – Ну ты ведь понимаешь, что если не скажешь, то я сам тебя убью? А перед этим буду пытать, причем, очень больно.
Он промолчал, и тогда я снова сунул палец ему в глаз, одновременно зажимая рот. Надавил. Китаец закричал, задергался, но я уселся ему на грудь, придавив ее коленом. Прошло несколько секунд, я чуть ослабил нажим, и он проговорил:
– Из Германии. Шнайдер. Кристоф Шнайнер. Все международные контакты на нем.
Стоп. Я ведь его видел. В том самом клубе, куда явился разобраться по поводу торговли наркотиками. Он тогда шел в випку, и я еще удивился, чего это иностранец делает в заштатном клубе…
Интересно. И ведь я уже про него слышал. Только вот другими делами занят был, и этому особого внимания не придал. По‑хорошему, нужно бы нанести ему визит, выяснить, что и как с последующим нанесением тяжких телесных повреждений, несовместимых с жизнью.
– Где будет проводиться аукцион? – задал я следующий вопрос.
Знаю, что завтра, после обеда, а вот где именно – так и не в курсе. Не было этого в перехваченных Шерлоком переписках, отсутствовала там такая информация.
– Бизнес‑центр «Президент» на Ленина, – ответил он. – В два тридцать дня начало. Но тебя туда не пропустят.
– А как сделать так, чтобы пропустили? – задал я следующий вопрос.
– Пропуск, – ответил он. – Нужен пропуск, чип. Его проверят на входе, и если что, пропустят. Чипы нам выслали заранее, постаматами. Полная анонимность, знают только из каких стран мы приехали.
– Кого‑нибудь из других участников аукциона ты знаешь?
– Нет.
Я снова надавил пальцем на глаз, китаец дернулся от боли и крикнул:
– Нет! – я ослабил нажим, и он продолжил уже спокойнее. – Полная анонимность, мы действительно никого не знаем.
– И вы в первый раз сюда приехали? – спросил я. – Хочешь сказать, такой аукцион проводится в первый раз?
– Прошлый сорвался, – ответил он. – Должен был пройти два года назад. Но в столице были волнения, и наши визы аннулировали.
Что ж, это дает определенные шансы на успех. Значит, я смогу пройти под пропуском этого китайца, внести депозит… Кстати, об этом нужно распросить заранее, вдруг там расчеты в крипте или еще как‑нибудь. К этому тоже нужно быть готовым, далеко не факт, что меня пустят без денег.
– Как расплачиваются? – спросил я.
– Наличные, – ответил он. – Мы должны внести наличные деньги сразу при входе, подтведить платежеспособность. Принимают только рубли, их пришлось купить заранее.
– Где деньги? – задал я следующий вопрос.
– Здесь, на втором этаже, – сказал он. – Кейс с деньгами в моей комнате, под кроватью. Там миллион рублей.
– Этого мало. Никогда не поверю, что вы приехали покупать живой товар с такой мизерной суммой.
– Взяли немного, решили не рисковать, – ответил он. – У Шнайдера планов много на это дело, и если в этот раз все пройдет так, как нужно, то деньги польются рекой.
Соотвественно будут новые аукционы. И еще больше русских девушек будет похищено на улицах, а потом их вывезут за границу, где им до конца в жизни придется жить в рабстве. Ну уж нет, этого я не допущу, раз взялся за дело, то придется разобраться, покончить с ними раз и навсегда.
– Где твой пропуск? – спросил я.
– Там же, где кейс, на втором этаже, контейнер с чипом.
– Вы кого‑то конкретного хотели купить? – на всякий случай задал я вопрос.
– Нет, – он покачал головой. – Каталогов нет, товар будут представлять только на самом аукционе. Цены тоже не выставлены еще.
Я, не выдержав, ударил его кулаком в лицо, ломая нос. Товар ему, ублюдку. Это люди, девчонки, причем, совсем молодые, в большинстве своем они даже пожить еще не успели. А он о них так.
Впрочем, не он единственный. Торговля людьми в Новой Москве процветает. Кто‑то идет в разборку на органы и импланты, других используют в качестве подопытных для тестирования новых наркотиков, как те, с которыми мне пришлось встретиться совсем недавно. Впрочем, есть рабы и в прямом смысле этого слова: они либо трудятся в жутких условиях, либо оказывают услуги сексуального характера. Самые разные.