– Вот и все! – прорычал он. – Конец тебе.

Тогда я подбросил оружие вверх, перехватил его за ствол и зарядил по ублюдку прикладом, словно бейсбольной битой. Он успел подставить руку, послышался хруст. Перекрученные жгутами мышцы не защитили его от такого удара, так что мне удалось сломать ему предплечье.

        Перелом предплечья. Нарушение подвижности конечности.      

Из последних сил он встал на одну ногу, толкнулся вперед и упал на меня сверху так, что я услышал, как затрещали мои кости. Воздух вышибло из легких, перед глазами снова потемнело, и я понял, что не могу вдохнуть.

Схватившись неповрежденной рукой за мое горло, он принялся душить меня, вот только не учел того, что мои руки теперь были свободны. Я перехватил его за ладонь, обхватил большой палец и резко рванул его в сторону. Он с хрустом вывернулся из сустава.

        Вывих большого пальца. Нарушение хватательной функции.      

В ответ мне тут же прилетело с левой руки. А потом еще раз с правой, но бил он уже не так сильно. Руки болели, очевидно, каким бы ты отморозком не был бы, но сломанная кость – это серьезно.

– Что, ручки бо‑бо? – прохрипел я, а потом резко долбанул его по раненому бедру.

Он отдернулся, а я резко согнул колено и сбросил его с себя. А потом набросился сверху и схватил за шею.

– Хрен тебе, – просипел он, а я принялся сворачивать ему шею.

Она тоже была размерами с мою ногу. Наверное, так же тяжело было бы свернуть шею молодому бычку, такому, каких используют в корриде, если ее, конечно, до сих пор проводят.

Несколько секунд мы, боролись, хрипя, а потом я все‑таки пересилил его. Послышался хруст, и здоровяк резко обмяк.

        Перелом шеи. Повреждение мозга. Мгновенная смерть.      

Я поднялся. Осмотрелся вокруг и понял, что пистолеты в таком разгроме уже не найду. Зато выдернул из его ноги нож, пусть это и потребовало немалых усилий, вытер об его штаны, после чего спрятал его обратно в ножны.

Наклонившись, я сорвал с трупа противогаз, уж очень мне хотелось посмотреть, что это за зверь такой, который только что чуть меня не убил. При этом его шея задралась, и я увидел татуировку в виде кабаньей головы, под которой большими буквами было написано «Кабан».

Оригинально. А есть что‑нибудь еще?

Осмотрев внимательно открытые части тела, я увидел еще одну на предплечье: очень реалистично изображенное сердце в окружении молний, и все это на щите. И ниже еще одна надпись: «Как мать родила».

Понятно. Этот ублюдок из аналогового корпуса. Был когда‑то в нашей армии такой, куда набирали людей с нулевой нейропластичностью. Специальный корпус из людей, которые не могу использовать импланты, главным преимуществом которого было то, что их невозможно взломать, из‑за чего им не нужно было прикрытие хакеров. Снабжали их разным барахлом по типу ЭМИ‑гранат, импульсного оружия, и прочего, натаскивали воевать против киборгов, как они называли людей, заряженных имплантами.

В основном их использовали в качестве диверсантов для уничтожения вражеских хакеров. Этот же, судя по щиту, был все же штурмовиком. Но по нему и так все ясно, он меня чуть пополам не переломил.

Слишком уж большой и сильный. Подозреваю, что тут дело не обошлось без каких‑нибудь тайных разработок, генной инженерии, нанотехнологий и направленных соматических мутаций. Он ведь просто огромный, и это не дутое стероидное мясо.

Что‑то тут определенно не так, но разбираться с этим некогда. Сдох и ладно.

Закончил, кстати, этот корпус плохо. Постепенно так вышло, что наши стратегические противники научились бороться с этой тактикой. Так еще и появились разные средства по типу блокирующих чипов, из‑за чего нужда в аналоговых бойцах просто отпала. И в один момент их просто повыкидывали на улицу, да и все.

Большая часть быстро оказалась в криминале: среди бандитов и наемников, где применение их талантам все‑таки находилось. Но про некоторых говорят, что они сейчас живут в закрытых общинах аналогов, защищают своих товарищей.

Оглядевшись, я нашел свой автомат, подошел к нему и поднял с пола. На всякий случай сменил магазин, дернул затвор, выбрасывая патрон. Все работало. Ну а чему тут ломаться, с другой стороны, это хорошее надежное оружие. Прицелившись в голову здоровяка, я всадил в нее две короткие очереди одну за другой.

Пули расплескали содержимое черепа по полу, верхняя часть просто исчезла, осталась только нижняя челюсть, из которой торчали удивительно белые зубы. Все, ублюдок, теперь ты уже не встанешь.

У меня болело все тело, но я решил, что пока не стану ничего себе колоть. Поберегусь. Много химии – это плохо, даже когда у тебя к ней такая же высокая толерантность, как у меня.

Следующее помещение. В нем врагов оставалось совсем немного, трое, а вот в соседнем, чуть в сторону… Там был еще десяток людей, причем они сидели так близко друг к другу, скученно, что точки даже сливались между собой. Не исключено, что их там больше или меньше, все‑таки феномен обратной связи – вещь не очень надежная, и когда источников сигнала слишком много, может подглючивать.

Я подошел к краю дверного проема, заглянул внутрь и увидел троих мужчин в лабораторных халатах. Увидев меня, они тут же задрали руки.

– Не надо! – проговорил один из них. – Ты ведь Хантер‑Киллер! Ты не знаешь с чем связываешься! Лучше тебе просто уйти!

Держа их под прицелом, я приставным шагом добралося до двери в соседнее помещение, где должна была находиться толпа. Она оказалась незаперта, и я чуть приоткрыл ее и заглянул внутрь.

Бывает такая вещь: картинки с запахом. И хоть я и был в противогазе, до меня сразу же донесся запах немытого человеческого тела. Внутри были люди, и они определенно не были моими врагами. С первого взгляда было ясно: цивилы. Причем, похищенные из рутины своей повседневности. Но то, на что им насильно ее поменяли, было гораздо хуже.

Трое женщин и пятеро мужчин, все обритые наголо и одетые в какие‑то засаленные серые комбинезоны. Они даже не обратили на меня внимания, не посмотрели в мою сторону, а так и продолжили пялиться в пустоту. Если бы я был в логове каких‑нибудь «Резаков», то подумал бы, что это те, кого подготовили на разделку. Но нет, я в нарколаборатории. А, значит, что это испытуемые.

Они находились в полной прострации и, подозреваю, что помочь им мог бы только долгий курс лечения в клинике. В такой же, где лечат приступы киберфрении. Как ни крути, но душевные травмы иногда могут приносить столько же проблем, сколько и физические.

Это было уже непростительно. Тут мало того, что разрабатывали новые виды наркоты, их еще и испытывали на ни в чем не повинных бедолагах, которых хватали прямо на улице. Нет уж, ублюдки, никто отсюда не уйдет.

Что ж, похоже, что этот врач, или кто он там, прав, и я действительно влез в какую‑то очередную историю. Впрочем, в Квартале, куда не плюнь, подадешь в такую. Слишком дикие эти места.

– Кто из вас старший? – прорычал я, указывая стволом на них. – Ну?

Они переглянулись. Похоже, что никому из них не хотелось признаваться в том, что он заведовал этим кошмаром.

– Я, – проговорил тот, что первым решился подать голос.

Что ж. Это значит, что остальные мне не нужны. Дважды захлопал глушитель, и два трупа повалились на пол, после чего я подошел к тому, что остался на ногах. Это был мужчина вполне себе интеллигентного вида, с зачесанными назад чуть тронутымы сединой волосами, и с длинными пышными усами. Помимо всего прочего он носил очки, да еще и одет был в лабораторный халат. И если у второго элемента его одежды был вполне себе утилитарный смысл, то очки – это вещь чисто для солидности. Кому они нужны, когда у нас всех вместо глаз камеры?

Схватив его за голову, я резким движением опустил его на стол. Что‑то хрустнуло: то ли нос, то ли оправа очков, после чего я перехватил его за горло, поднял, опустил на стол и осмотрелся. Что ж, при определенной доле изобретательности как инструмент допроса можно использовать все, что угодно.