— Я заслуживаю счастья. Как и ты. Как и все остальные. Я люблю тебя. Я люблю тебя всем своим существом, Дерек Киннард. Но если ты решишь убить эту женщину, эту мать, я... — она замолкает и зажмуривает глаза.

— Я это знаю, Кинли.

Длинный череда необычных реакций заставляет меня пытаться понять смысл всего этого. Я даже не знаю, что чувствую. Это неописуемо. Незнакомо. И чертовски больно. Эмоции захлестывают меня, а удушающее горе когтями впивается во внутренности. Черт побери! Все эти годы! Боль, чувство вины. Поиски, планирование. Целая жизнь, полная ужасных мучений и страданий.

И что теперь?

Что мне делать дальше?

Да, она женщина. Да, она физически неполноценна. Но, кроме того, она также торгует наркотиками и сыграла важную роль в смерти второй половины моей души и, в конечном счете, в разрушении моей семьи. Почти двадцать лет я пытал и убивал, пытаясь найти этого поставщика. Жил с бесконечным чувством вины, бушующим гневом и бессонными ночами поисков. Сейчас, когда я вновь смотрю на экран мобильного телефона и на эту особу, из-за которой потерял бесчисленные часы сна, я думаю обо всем, что только можно вообразить... кроме того, как спланировать ее кончину.

На самом деле, была ли она ответственна за действия Далтона?

Она подсунула ему наркотики? Заставила его проглотить слишком большую дозу?

Голова вот-вот взорвется, грудь давит, словно узкая лента выжимает из меня жизнь, а тошнота подступает к горлу. Нахуй это жалкое существование, это презрение и это постоянное жалкое чувство вины.

— Если я тебе хоть немного небезразлична, пожалуйста, сохрани жизнь этой женщине, Дерек.

— Она частично виновна в том, что мой брат лежит в могиле, Кинли. В том, что моя мать умерла от гребаного горя, — мой голос трещит. — Последним, что я сказал Далтону, было то, что даже если это займет всю мою оставшуюся жизнь, я заглажу свою вину перед ним. Твой дядя и эта женщина украли мое сердце. Они забрали моего близнеца и мою мать. Но это, — указываю на чрезмерно худую, слабую и уставшую женщину. — Как я могу вершить правосудие... над чертовой женщиной-инвалидом? — по спине пробегает холодок, когда возвращаю Кинли телефон. — Мне нужно идти. Мне нужно выбраться отсюда.

Дрожащая рука Кинли тянется к моей: — Пожалуйста, — говорит она шепотом, — не оставляй меня одну. Только не так. Только не в темноте и в тревоге за мужчину, которого люблю.

Я смеюсь: — Ты не можешь любить меня, Кинли. Я не позволю. Я не должен был допустить, чтобы все дошло до этого.

— Не позволишь? Слишком поздно, Дерек, — возражает она, в ее голосе слышится печаль. — Я знала, что полюблю тебя, как только впервые увидела, — она обнимает меня и наклоняет голову, и эти зеленые глаза наполняются сладкими, мягкими эмоциями, напоминая обо всем, что перестало существовать во мне в ту минуту, когда я увидел своего бездыханного брата.

Я не заслуживаю любви. Ничего не заслуживаю.

— Не говори так, малышка. Прибереги свое прекрасное сердце для мужчины, который достоин тебя и сможет дать тебе все самое лучшее в этой жизни.

— Я люблю тебя. Я не могу просто так взять и отказаться от этого, Дерек. Поверь мне, я пыталась. Более сотни раз говорила себе, что это никогда не сработает. Но когда ты сказал, что любишь меня, я в тот же миг поняла, что с сердцем не поспоришь. Оно не предлагает выбора. Я не жду, что ты ответишь мне взаимностью. Может быть, ты никогда и не любил по-настоящему, но однажды ты сказал, что испытываешь глубокую потребность заботиться обо мне. Так что если ты действительно хочешь сделать что-то, что значит для меня больше, чем мое собственное счастье, то не убивай эту женщину. Далтон бы не хотел этого. И это разобьет меня вдребезги. Ее смерть ляжет на мои плечи, и я больше никогда не смогу спать спокойно. Если мой рассудок не имеет значения, подумай о том, чего хотел бы Далтон.

— Ты понятия не имеешь, чего хотел мой брат.

— Возможно, но тот, кто любит тебя так, как я, не хотел бы, чтобы ты продолжал это... эти убийства. Это неправильно. Во всех отношениях, — слезы текут по ее щекам и скатываются с подбородка.

— Я никогда не забуду ту ночь, когда увидела вас обоих. Ты был высокомерным мудаком, а Далтон твоей полной противоположностью. Он смеялся. Был в приподнятом настроении. Он был счастлив, Дерек. И абсолютно переполнен любовью. Может, я и не знала Далтона, но уверена, что он не хотел бы такого для тебя.

Опускаю взгляд вниз и замечаю, что мои руки дрожат.

— Не надо, Кинли.

— А твоя мама? Твой бедный папа? Твой младший брат? Они бы гордились этим? Если бы узнали, что их любимый сын и старший брат — серийный убийца, который, скорее всего, окажется в тюрьме? Или еще хуже? А как же бизнес Киннардов? Твой отец зависит от тебя. Твои сотрудники полагаются на тебя в вопросе их благополучия. Не разрушай остаток своей жизни из-за необоснованного чувства вины и не разбивай сердце стареющего мужчины, который уже и так пережил такое горе, какого не должен испытывать ни один родитель. В смерти Далтона нет твоей вины. Наркотики забрали твоего брата, малыш. Наркотики!

— Я предупреждаю тебя в последний раз. Закрой свой рот.

— Нет, Дерек. Не закрою. Почему? Потому что я люблю тебя. И в глубине души знаю, что это не то, чего хотела бы твоя семья. Покончи с этим, пока не стало слишком поздно... ради всех.

— Боже мой. Пожалуйста, просто заткнись, — желчь подступает к горлу, глаза застилает тяжелая пелена эмоций, а все тело сотрясает дрожь.

— Иди сюда, малыш, — говорит она своим ангельским голосом. И в этот момент эта женщина, ростом в метр пятьдесят, прижимает меня к своей вздымающейся груди, ее крошечные дрожащие ручки успокаивающе гладят меня по спине, пытаясь унять горькую боль, которая не дает мне покоя.

В моей голове царит полный хаос. Ради всего святого, я убийца. Я посвятил свою жизнь тому, чтобы покончить как можно с большим количеством мелких наркоторговцев и доказать брату, что мои последние слова, сказанные ему той ночью, были искренними.

Я не могу нарушить данное мною обещание.

И не стану втягивать эту прекрасную женщину в свою адскую жизнь.

— Остановись, Дерек. Ради твоего отца. Ради твоего брата, Шона, Рейчел и всех тех, чье финансовое благополучие зависит от тебя. И, наконец, ради меня. Я люблю тебя всем сердцем. Я никогда не смогу оправиться, если с тобой что-нибудь случится.

— О, малышка. И я люблю тебя. Да поможет мне Бог, люблю. И именно поэтому все должно закончиться.

— Нет, — хнычет она, — не делай этого. Не уходи.

— Но я должен. Для нас с тобой нет золотого горшочка на краю радуги. Только непреодолимая катастрофа. Сегодня мы должны попрощаться.

Слезы катятся по ее щекам, когда она тянется к моей дрожащей руке и прижимает ее к своей вздымающейся груди.

— Разве ты не чувствуешь этого, Дерек? Жар, нужду и внутреннюю связь между нами всякий раз, когда мы вместе? Или это всего лишь плод моего глупого воображения?

— Боже, нет, милейшая Кинли. Я тоже это чувствую. Чувствую всем своим существом.

— Тогда почему?

— Ты знаешь почему, малышка.

Будь он проклят! Будь он проклят до ада и обратно!

Мысли не складываются в слова. Я онемела. Злюсь. Сердце разрывается на части от горя. Я рисковала работой ради него, а он сдается. Я должна была знать, что счастливого конца не будет, не для такой, как я, с разрушенной семьей, сломленной духом и еще одной душераздирающей трагедией в придачу ко всему остальному.

Мне должен быть ненавистен лишь один его вид.

— Не делай этого. Я люблю тебя.

Его челюсть сжимается, а на шее пульсирует прекрасная венка.

— Ты, Кинли Хант, прекрасна во всех отношениях, в то время как я отвратителен. Ты воплощение всего хорошего в этом мире, хотя жизнь, полная вины и ненависти, сделала меня бесчувственным и бессердечным. Ты глоток свежего воздуха в месте, полном смога и загрязнений. Когда кто-то вроде тебя связывается с кем-то вроде меня, вся эта серость, нависающая надо мной, закончится только одним — болью. Люди погибли от моих рук, и я не могу обещать, что не будет других. Смотри в другую сторону, малышка. Оставь меня позади.