— Я мог бы свернуть эту прекрасную шею в одну чертову секунду, — говорит тоном, пронизанным чистым злом, — парализовать тебя или еще чего похуже, — ослабляет хватку, но продолжает прижиматься ко мне.

— Ты сумасшедший, — говорю, дрожа от страха. — В одну минуту ты прикасаешься ко мне, а в другую угрожаешь. У тебя не все в порядке с головой, Дерек.

— Мой рассудок тебя не касается, и ты права. Я должен извиниться за то, что зашел туда, куда не следовало. А теперь сделай себе одолжение и иди домой. Забудь, что мы вообще встречались. И если ты такая умная, какой кажешься, то также забудь все, что только что видела.

Задыхаясь, толкаю его в грудь: — С радостью. Отодвинься, и я уйду, — делаю шаг к открытой двери, потом останавливаюсь на секунду. — И знаешь что? Пошел ты к черту! Не знаю, в каких злодеяниях ты замешан, но в одном я уверена. Ты ничем не отличаешься от себя прежнего.

Он смотрит на меня с непреклонной холодностью, словно я антихрист, но при этом добровольно придерживает дверь.

— Молчание — золото, мисс Хант. И разумнее промолчать, чем рисковать стать жертвой.

У меня щемит в груди, и я поднимаю подбородок, не зная, как ответить на леденящую душу угрозу.

— Счастливой жизни, Дерек. Это было по-настоящему.

Когда возвращаюсь к дому, где оставила сумочку и ключи, он не следует за мной, и я не хочу, чтобы он это делал. Все неприятные ощущения, какие только можно себе представить, пронзают мое тело как раскаленные ножи, когда хватаю сумочку, бегу к Altima и покидаю тропу Одинокой звезды.

Во что, черт возьми, я только вляпалась?

Кто этот мужчина, сделавший мое тело горячим и влажным и готовым на все, что он попросит?

И почему шестое чувство подсказывает мне, что нужно обратить внимание на его последние слова, держаться подальше и держать рот на замке?

Он хотел напугать меня, и ему это удалось. Дезориентированная и напуганная, я в полном замешательстве. Тело дрожит, на глаза наворачиваются слезы. В голове проносится миллион мыслей, но одна из них кристально ясна — у Дерека Киннарда есть и другая сторона, не имеющая абсолютно ничего общего с автомобильной промышленностью. Что-то скрытое и зловещее. Я чувствовала это и раньше.

Но теперь уверена в этом.

Не знаю, как мне удается преодолеть сорокапятиминутную дорогу домой, но каким-то образом это делаю. И я все еще жива и дышу, потому что чувствую себя так, будто у меня состояние бегуна, но не в эйфорическом смысле. Скорее, бегу, спасая жизнь.

Вхожу в свою квартиру, запираю дверь и включаю везде свет. Мое лицо липкое от высохших слез, а по позвоночнику все еще ползут холодные мурашки. Я одновременно взбешена и напугана, и не могу думать ни о чем, кроме крови, пыток, смерти и злобы в выражении лица Дерека.

И все же мое тело жаждет его.

Набираю теплую ванну и снимаю одежду, бедра все еще скользкие, тело все еще будоражит запах возбуждения, а разум все еще жаждет. Страстно желает почувствовать, как он входит в меня.

Что, черт возьми, со мной не так?

Неподвижная и ошеломленная, лежу в ванне, пока вода не остывает. После этого кормлю Ангуса, затем включаю телевизор, делаю яичницу, съедаю два кусочка и выбрасываю остатки в мусоропровод. Я не могу есть, не могу сосредоточиться на канале Food Network, не могу делать ни черта, потому что вспоминаю две фотографии, которые только что увидела.

И зловещую, неподдельную ярость в Дереке.

При включенном свете во всех комнатах заползаю в постель, напуганная и несчастная, и ничего не делаю, только ворочаюсь с боку на бок и вспоминаю. Голод в его глазах, когда он покрывал поцелуями внутреннюю сторону моих бедер. Провокационные стоны, когда входил в меня. Как содрогался в момент кульминации.

И двух мужчин, очень сильно мертвых. И кровь... и ужас.

Мечусь в постели, в голове роятся противоречивые мысли, пока, в конце концов, не погружаюсь в изнуряющую дремоту, но только для того, чтобы увидеть кошмары о сексе, смерти, Кейсе и Дереке Киннарде.

Дерек

В отчаянии рву волосы, а в голове все еще бушуют шок, ярость и неуверенность. Боже мой, я поднял руку на женщину и не в интимном смысле.

Но, блядь, я никак не ожидал, что она найдет эти файлы.

Напуганная до смерти, она чуть ли не убегала от меня, ее лицо было белым, как мел, тело дрожало, а полные груди поднимались и опускались, пока я наблюдал за ее исчезновением, размышляя, достаточно ли угрожал, чтобы заставить молчать. Она не имела ни малейшего права поступать так, как поступила.

Ее открытие подвергает меня серьезному риску.

И хотя эта слежка должна была разрушить все приятные эмоции, этого не произошло. Мое тело все еще откликается, все еще жаждет секса. Несмотря на ее действия, все, о чем могу думать, — снова попробовать ее на вкус, поцеловать нежное местечко за ухом и услышать блаженные стоны, пока она содрогается в оргазме.

Нравится мне это или нет, но эта женщина, представляющая серьезную угрозу моей жизни, пробудила во мне ту часть, которую я похоронил много лет назад.

Если бы только это было так просто, я мог бы раскрасить ее наглую задницу за то, что сует свой нос в дерьмо, в которое не должна, затем притянуть к своей пульсирующей груди, извиниться за то, что поднял руку, стереть панику с ее милого личика и попытаться объяснить, что она только что видела.

Но в моей отвратительной жизни нет ничего простого.

Как рассказать дорогому человеку, что ты пытал, убивал и сжигал дотла?

И что ты сделаешь это снова?

Очевидно, у меня не было другой альтернативы — я ее просто не видел, — кроме как предупредить ее и отпустить. Это было единственным разумным решением, единственным возможным. Я должен отпустить Кинли Хант. Другого выбора нет. Я не хочу причинять боль еще одному человеку, который мне дорог.

Поступив так, я могу просто перейти грань дозволенного.

Покончив с несколькими важными делами, возвращаюсь в дом, наливаю двойную порцию очень редкого восемнадцатилетнего скотча Dalmore и достаю телефон, набирая номер Шона.

В кои-то веки, блядь, мне нужен друг.

Ranch Plaza — старый промышленный центр, расположенный в девяти милях к востоку от центра Далласа на тихой улице, где большинство зданий либо пустуют, либо были снесены за последние несколько лет. Мясокомбинат в Метроплексе открыт каждый день всего на несколько часов, в то время как остальные предприятия заколочены досками и закрыты, поэтому я не слишком беспокоюсь о том, что меня заметят. Тем не менее, быстро осматриваю окрестности, потому что такова моя природа, а затем поворачиваюсь к популярному автору ужасов, который достает из кармана двухдюймовую пачку стодолларовых купюр. Этот парень просто пышет богатством, но, к сожалению, на кончике его носа скапливается густая слизь, а зависимость струится по нему глубокими, темными волнами. Сегодня часто разговорчивый, веселый и общительный автор суетлив, угрюм и почти зол.

Он знаменит на весь мир, его каждая новая публикация в считанные минуты попадает в список бестселлеров, и нужно быть коматозником, чтобы не почувствовать что-то вроде зависти к успешному писателю.

Пересчитываю семь купюр, которые протягивает мне, и затем возвращаю одну.

— Одна лишняя.

С разочарованным стоном он сует ее обратно.

— Оставь себе. Тебе нужнее.

Если бы он только знал.

На мгновение подумываю отказаться от дополнительного подаяния, но времени на споры нет. Мне нужно сделать еще одну остановку, которая гораздо важнее возни с этой кокаиновой шлюхой.

— Я ценю это.

— В это же время на следующей неделе? — спрашивает он грубоватым тоном.

— В это же время, — подтверждаю и протягиваю флакон с чистым содержанием кокаина на 98%.

К сожалению, талантливый и успешный автор движется по уродливому, изнурительному пути, который мне слишком хорошо знаком. Я наблюдала, как это происходило с моей матерью, большинством ее постоянных кавалеров и длинным списком других людей. Если ничего не изменится, причем в ближайшее время, Дигби Бойд и его хоррор-романы, ставшие бестселлерами, канут в Лету.