Слезы разочарования застилают глаза, и я бью его в середину бедра с такой силой, что он шипит.

— Попробуй еще раз и получишь еще десять шлепков по своей прелестной заднице.

— Что? Нет! Опусти меня, ты, нелепый неандерталец. Или... или...

— Или что, мисс Хант?

— Я буду кричать, пока голос не охрипнет.

— Кричи сколько хочешь. Ни один чертов человек тебя не услышит. И я твердо намерен опустить тебя. Прямо себе на колени, где собираюсь преподать хороший урок. После этого ты дашь мне мои гребаные десять минут, а потом я с радостью позволю тебе уйти.

Одной рукой он открывает заднюю дверь, ведущую на кухню, и, не теряя времени, делает то, что сказал. Садится в кресло и перегибает меня через колени, так что волосы беспорядочно рассыпаются.

— Не смей, мать твою! — брыкаюсь, но тут же ощущаю, как твердая рука опускается на мой зад, посылая огненные разряды боли по всему телу.

— Прекрати, ты, варварский шут!

Он шлепает по той же правой ягодице, в тысячу раз сильнее, и даже сквозь леггинсы кажется, что моя плоть горит огнем.

— Вам, мисс Хант, необходимо взять несколько уроков по контролю над своим языком, своей пронырливой персоной и многими другими вещами.

— Иди нахуй, Дерек! Надеюсь, твой член высохнет и отвалится, пока ты спишь.

Он смеется. Чертов неандерталец смеется надо мной и опускает руку между моих ног, а затем поднимает ее к носу. Боль, пронизывающая тело, в сочетании с сексуальным движением посылает через меня нежеланные, но восхитительные волны удовольствия.

— Такие злобные пожелания от женщины, которая в данный момент беспомощна, а также чертовски мокрая. Только покойник поверит, что ты не наслаждаешься тем, что я делаю.

После, как мне кажется, еще сотни сильных шлепков, он гладит меня по ушибленной заднице и наклоняет голову к моему уху: — Выбор за тобой, Кинли. Мы можем продолжить то, чем ты, похоже, наслаждаешься, или решить это цивилизованно, — он помогает мне встать и кладет руки на мои трясущиеся бедра. — Или я всегда могу прихватить стяжки.

— Стяжки? Ты серьезно? Или окончательно лишился рассудка? Я не являюсь и никогда не буду одной из твоих добровольных сабмиссивов. Меня нельзя контролировать и уж точно нельзя связывать. Так что не смей.

Есть миллион причин, по которым я должна злиться, и я злюсь. На самом деле, я в ярости. Ошеломлена. Но также возбуждена, грудь тяжелая и чувствительная, между ног все трепещет и жаждет, чтобы он раздел меня и трахнул своим волшебным членом.

Я никогда не думала о том, чтобы позволить мужчине управлять мной или прикасаться ко мне таким образом. Конечно, в фильмах и книгах это выглядит сексуально, но в реальности это унизительно, беспомощно, а это все то, чем я не являюсь.

Но вдруг мне становится все равно.

— Просто скажи мне одну вещь, — хрипло говорю, все еще чувствую реакцию своего тела и подступающие слезы. — Ты когда-нибудь собирался мне рассказать? Если бы у нас завязались отношения, ты бы скрывал это от меня все время?

Его глаза устремлены на меня, но все озорство, которое было несколько секунд назад, сменяется мрачностью и тревогой.

— Я не знаю, малышка. Я никогда не планировал, что все это произойдет, — подняв руки и запустив их в волосы, он моргает, а я делаю то, что кажется естественным, и пытаюсь бежать. Но он слишком быстр, слишком силен, и через несколько секунд я снова оказываюсь у него на плече, а тяжелая теплая ладонь целенаправленно сжимает мою нежную задницу.

— Значит, стяжки.

Девяносто секунд спустя я уже в его спальне, привязана к жесткому, холодному и неудобному складному стулу, который он достал из шкафа. Дерек стягивает с себя спортивные шорты прямо передо мной, высокомерно, гордо и намеренно дразня. Я должна быть в ярости, брыкаться, драться и выкрикивать все злобные слова, которые только могу придумать, но, Боже, помоги мне, я так возбуждена, что хочу извиниться, вымолить прощение, упасть на колени и лизать его бедра, пока его пальцы не запутаются в моих волосах, а он не застонет и не извергнет горячую струю мне в горло.

— Я буду через пять минут, Кинли.

Обнаженный он великолепен, член длинный, толстый и эрегированный. Ни на одной его части нет ни малейшего намека на жир, только безупречные, отточенные, мускулистые мышцы. И, черт возьми, если одних этих V-образных выступов недостаточно, чтобы у меня потекли слюнки. Я не просто хочу этого мужчину. Я жажду его. Даже когда запястья и лодыжки стянуты стяжками, а задница раскалена докрасна, во мне разгорается жар, когда любуюсь его телом и страстно желаю, чтобы он снова оказался внутри меня.

Что, черт возьми, со мной не так? Я не могу мыслить здраво. Все бессмысленно, и я в нескольких секундах от того, чтобы потерять рассудок. Я не могу влюбиться в него. Это нелепо, неэтично и противоречит всему, во что я когда-либо верила. Но почему я уже знаю, что уже слишком поздно и что я никогда не раскрою то, что узнала? Его секреты, пусть и немыслимые, останутся погребенными в месте, в котором их никогда не обнаружат, а гибель Фредди Гэллоу, Джеффри Чепмена и остальных, к сожалению, останется неразгаданной тайной для их семей.

Вместе с моей плотью и кровью, Кейсом Хантом.

Гори в аду, ублюдок.

Несмотря на то, что это бесстыдство и жестокая несправедливость, в глубине души я знаю, что некоторые секреты просто не стоит раскрывать.

Дерек поворачивается ко мне, его взгляд похож на растекающиеся лужицы, и я снова превращаюсь в желе. Но что он делает? Подмигивает, затем усмехается, беря свой красиво торчащий член в руку, и чуть ли не скачет в прилегающую ванную, оставляя меня связанной, уязвимой, с влажным и ноющим давлением в сердцевине.

Придурок.

Как только он скрывается за дверью, я делаю то, что нужно, и начинаю бороться, при этом в голове крутятся две мысли. Во-первых, он намеренно оставил застежки достаточно свободными, чтобы можно было сбежать. А во-вторых, я, несомненно, влюбилась в серийного убийцу.

И это делает меня такой же больной, каким является он.

— Достаточно быстро? — проверяю, застегнуты ли джинсы и надел ли одинаковые ботинки, а затем огибаю дверь в спальню.

Желудок опускается. Она ушла.

И что хуже всего? Я улыбаюсь. Не потому, что счастлив, а потому, что чертовски хорошо знал, она найдет способ избавиться от ослабленных стяжек. В качестве проверки я специально оставил их незакрепленными. Да, я надеялся, что она подождет, но знал, что, как только отвернусь, она не будет ждать. Я только что признался в убийстве шести человек, один из которых был ее дядей. Ожидать, что она сделает что-то, кроме побега, было бы оскорбительно для ее интеллекта.

Внутри меня что-то меняется, появляется что-то похожее на душевную боль, от чего желудок сжимается от разочарования. Внезапно возникает такое чувство, будто я нахожусь под водой и не могу выбраться на поверхность. Черт, все просто болит.

Как бы я ни пытался это отрицать, у меня есть чувства к этой женщине, страстное желание, намного превосходящее все, на что я когда-либо был способен. И все же к лучшему, что она ушла. Наши тела могут реагировать, но я все еще убийца, а она все еще заслуживает большего, чем голову, полную безумных демонов и бесконечных угрызений совести.

— Черт! — хватаю стяжки с пола, затем складной стул и швыряю их в стену, после чего выхожу из спальни и направляюсь на кухню, где делаю то, что делаю редко.

Достаю бутылку спиртного.

Так и не открытый Macallan Edition No. 6 был подарком в честь закрытия сделки с дилерским центром Lexus в Парк-Сити.

С бутылкой и бокалом в руках выхожу на улицу и устраиваюсь в мягком шезлонге с одной целью — напиться до бесчувствия. Я не хочу думать. Не хочу вспоминать или слышать голоса в своей голове. Все, чего хочу, — избавиться от боли хотя бы на пять минут.

Выпив первую порцию, наливаю еще одну и произношу тост за небо.