Следую.

Изучаю.

Убиваю.

Затем сжигаю, пока не останется ничего, кроме нескольких фрагментов кожи, костей и прогорклых остатков.

Я хочу, чтобы они все умерли. Хочу стать идеальным примером возмездия за смерть брата, сдержать данное обещание и научиться закрывать глаза по ночам без чувства вины, печали и ярости. Но этого никогда не случится, пока не найду вторую половину, которую считаю виновной в смерти брата, — таинственного и скрытного ШД.

Я никогда не успокоюсь, пока не найду его.

Когда раздается телефонный звонок, подумываю проигнорировать его, но решаю иначе, поскольку отец уехал играть в гольф. Я беспокоюсь, когда он в свои семьдесят лет отправляется в такие поездки. Но этот человек упрям, самонадеян и жестко отстаивает свои интересы. Он настаивает на том, что, если его сердце остановится во время взмаха клюшкой для гольфа, то мы должны бросить горстку земли на него, закопать рядом с ним клюшку и выпить за его жизнь.

Спорить с Уоллесом Киннардом бессмысленно и всегда было.

— Покойтесь с миром, — в последний раз быстро провожу ладонью по их именам, вынимаю телефон из кармана рубашки, возвращаясь к машине и отвечая на звонок. Это не отец.

Это Шон Эрнандес.

Шон работает менеджером по запчастям в Kinnard Autos, у него смуглая кожа, темные волосы, ослепительные белые зубы, которые кажутся слишком идеальными, чтобы быть настоящими, большие карие глаза и кокетливый взгляд. Пока его не отшила симпатичная секретарша, с которой он познакомился в очереди в продуктовом магазине, я называл его латиноамериканским магнитом для кисок Kinnard. Одна улыбка, и женщины просто превращались в кашу из-за этого мужчины. И до сих пор так делают.

Шон мой самый близкий друг и доверенное лицо. Мы как будто созданы из одного теста или имеем одну и ту же ДНК. Ради Шона я готов пройти сквозь огонь. Он сделает то же самое для меня.

— Привет, чувак. Как дела? — поскольку на его плечах большая нагрузка, когда он звонит мне в рабочее время, это очень важно.

— Есть минутка, Дерек?

— Конечно, Шон.

Садясь в отреставрированный жемчужно-черный COPO Chevelle 1969 года, вежливо киваю пожилому джентльмену, явно страдающему болезнью Паркинсона. Он неустойчив, движения замедлены, а слабые руки дрожат, изо всех сил пытаясь удержать охапку красных роз. По привычке бросаю взгляд на заднюю часть старой модели Tahoe. Первоначальным продавцом был Kinnard Chevrolet.

— Возможно, у нас есть сотрудник, который крадет в Центральном.

Хотя это не то, чего я ожидал, слово «крадет» вызывает у меня острое любопытство. У Kinnard есть неоспоримые ожидания — сохранить нашу репутацию. Мы налаживаем связи с покупателями. Знаем ассортимент. Проявляем профессионализм. Обеспечиваем не превосходный, а образцовый опыт и расширяем границы достоинства и совершенства. Как я люблю говорить всем своим сотрудникам: внимание к клиенту ведет к его удержанию. Мы не стали одной из самых выдающихся и известных автомобильных империй Северного Техаса благодаря дару Божьему. Мы заслужили это благодаря трем вещам. Упорному труду, сильной преданности делу и неустанной целеустремленности.

Кража — это мгновенное увольнение в соответствии с правилами и постановлениями Kinnard. В тех редких случаях, когда речь заходила об этом, вопрос не обсуждался и никогда не будет обсуждаться. Человек, который ворует, — это человек без достоинства, без принципов. Kinnard не нужно ни то, ни другое.

Резко сворачиваю налево, выезжая из Рестленда, и направляюсь к автомагистрали между штатами.

— Есть мысли, кто это может быть? И есть ли у нас доказательства?

— К сожалению, похоже, что в восточном углу холла сервисного отдела повреждена камера, и, прежде чем ты спросишь, я уже позвонил, чтобы кто-нибудь проверил всю систему. Там не так много товара, всего полдюжины канистр с маслом, антифризом и несколько пар этих проклятых солнцезащитных очков Oakley. Просто хотел, чтобы ты знал, что я этим занимаюсь, — на мгновение между нами повисает тишина, прежде чем он добавляет: — Есть шанс, что ты сможешь заглянуть ко мне сегодня? Есть еще один вопрос, который я хотел бы обсудить, когда ты...

Голос Шона срывается, и он замолкает, что подтверждает мои подозрения. Ему не нужно мое присутствие из-за нескольких украденных незначительных предметов или поврежденной камеры. Это не имеет отношения к бизнесу, это что-то личное. Что-то близкое его сердцу.

— Эй, ты в порядке, чувак?

Шон прочищает горло, игнорируя мой вопрос и меняя тему: — Я в порядке, — отвечает он невнятно, что говорит о том, что он совсем не в порядке. — Кстати, бывший партнер Попса владеет охранной компанией. Он и еще несколько бывших полицейских объединились несколько лет назад и занимаются всем — от полиграфа до проверки личных данных, слежки и собеседований перед приемом на работу. Честно говоря, не помешает испытать этого парня на новых сотрудниках и прочем дерьме. Есть над чем подумать.

Джозеф Хавьер Эрнандес, он же Джев, или Попс, начал свою карьеру в качестве регулировщика в дорожной полиции Техаса. За десять лет он дослужился до лейтенанта. В конце концов, из-за прогрессирующего артрита спины и плеч, возникшего в результате автомобильной аварии в первые годы работы, он был вынужден досрочно уйти на пенсию.

— Ценю это, Шон.

— В любое время. Увидимся...

Обрываю его на полуслове. Мой адвокат может разузнать все подробности, и я, черт возьми, способен вытянуть правду практически из любого, если возникнет такая необходимость. Шон знает это лучше других. Тем не менее, предварительное собеседование с профессионалом, похоже, может быть полезным для нас в будущем.

— Эй, будь добр, пришли мне информацию об этом парне. И передай привет старине Джеву от меня. О, и Шон? Я буду через час.

Мы отключаемся, и я расстегиваю первые две пуговицы на рубашке, включаю кондиционер, переназначаю встречу за завтраком, а затем набираю личный номер Клейтона Холта в Security Advisers.

Отстойно, когда не знаешь, откуда ты что-то знаешь, но просто знаешь.

Много слов было использовано для описания жутких видений будущего, которые один известный писатель однажды назвал видением души. Интуицией. Ясновидением. Вторым зрением. Все мы в какой-то момент сталкивались с этим. Кто-то обязательно позвонит. День обещает быть дерьмовым. Мы должны или не должны что-то делать.

Мне было десять лет, когда я впервые испытала дурное предчувствие.

Из-за удара молнии отключилось электричество, и мы с Кери в спешке собирались в школу. Я сказала и ей, и маме, что у меня нехорошее предчувствие. Мама велела замолчать. Кери закатила глаза. Но предчувствие не обмануло. Два часа спустя Кери лежала в отделении неотложной помощи, где ее готовили к операции по удалению разорвавшегося аппендикса.

Этот опыт для молодой девушки стал судьбоносным.

Живот скручивается в узел, когда перевожу взгляд на часы на приборной панели, которые показывают, что прошли всего две минуты после того, как смотрела на них в последний раз. Мои нервы на пределе, а все тело странно рассинхронизировано. Может, это просто гормоны. Может, дело в двух «Коронах», которые проглотила вчера вечером, хотя никогда не пью больше одной.

Черт, может, это вообще ничего не значит.

— Оставайся в своей чертовой полосе, — говорю вслух, когда минивэн выезжает на добрый дюйм за белую линию и вклинивается в среднюю полосу движения.

Утренний трафик — обычное безумие, водители несутся по шоссе на безумных скоростях. Газ-тормоз. Газ-тормоз. Гудки. Перестраиваются между полосами. Показывают средний палец. Северный Даллас — худшее место, даже по выходным. Всегда в спешке. Всегда срочно. Всегда безжалостно.

Неужели субботним утром никто не притормаживает?

Когда я была маленькой девочкой, мечтала уехать из большого города и поселиться в маленьком и уютном. Я бы жила в доме, окруженном белым забором из штакетника. Улицы были бы усажены деревьями и полны приветливых лиц. Я была бы идеальной женой, ожидающей у входной двери с улыбкой на лице и ужином в духовке, и терпеливой мамой из родительского комитета, которая бы никогда не уставала от вечерних домашних заданий или школьных проектов, которые нужно было выполнить на следующее утро.