Чувствую очень далёкий укол страха. Вот сейчас, да?

Но он мгновенно сменяется неудержимым желанием. Тело распалено настолько, что мне уже всё равно.

Я. Хочу. Медведя.

Прямо сейчас!

И стоит об этом подумать, как он входит одним резким движением. Ахаю от едва уловимой боли и странного чувства заполненности. Заполненности им.

Мысль растекается любовным туманом по сознанию. Губы Медведя ловят мои вздохи.

Но мне всё равно не хватает… чего-то.

— Принцесса, — зовёт Медведь. — Больно?

И столько нежности и заботы в его словах и глазах, что я таю окончательно.

— Больно? — переспрашиваю шёпотом, хотя только что кричала так, что голос сел. — Мне не больно.

И на пробу двигаю бёдрами.

Действительно не больно. И пусть лёгкая ломота внутри меня сохраняется, это не идёт ни в какое сравнение с получаемым удовольствием.

Медведь от моих телодвижений выдыхает сквозь зубы, на лице выступают желваки.

— Принцесса…

— Ты очень осторожен, — мурлычу, прикусываю его шею.

Веду пальчиками по плечам и ниже, задеваю сосок.

И снова оказываюсь обездвижена: его руки удерживают запястья над моей головой.

— Тебе нравится командовать, да?

Несмотря на дикое желание, на меня накатывает настроение пошалить. Прикусив нижнюю губу, выгибаюсь, чтобы задеть его грудью, и снова двигаю бёдрами. Так, что наши тела начинают тереться друг о друга.

— Только такими непослушными девочками, — улыбается Медведь.

И это я балуюсь, а он вполне осознанно резко двигает бёдрами. И если это наказание, то повторите, пожалуйста, дважды.

— О-о…

Глаза непроизвольно закатываются, я цепляюсь обездвиженными руками за изголовье кровати.

И вся сосредотачиваюсь там, где меня ждёт ещё один толчок. И ещё.

Мышцы сотрясает сильная дрожь, я не могу больше думать. Только чувствовать и желать ещё.

И Медведь исполняет все мои желания. Он точно знает, что и как надо делать, с каждым разом усиливает сладкие судороги, что сотрясают моё тело.

А я могу повторять только:

— Да, да, да, да…

Как заезженная пластинка, но ему явно нравится. И мне.

Последняя судорога оказывается особенно мощной. Меня трясёт как в конвульсиях, в голове взрывается фейерверк, а я на мгновение вылетаю из этой реальности. На очень долгие мгновения, которые нужны, чтобы отдышаться и просто открыть глаза.

— Это было…

Новый властный поцелуй заглушает мои восторги. Толчки усиливаются, кажется, что мне должно быть больно, но совсем нет. Я приподнимаю бёдра, отвечая силе Медведя.

И в этот раз финиширую вместе с ним.

Наши стон и рык сливаются воедино, и всё, что я могу потом — это без сил упасть на подушки.

— Боже… — выдыхаю.

По телу разливается приятная нега. Бросаю взгляд в окно, чтобы убедиться — рассвет. Начинается новый день. Наш день.

И кладу голову ему на плечо, чувствуя, как горячая рука обнимает и притягивает ближе.

— И сколько ты бы ещё терпел? — фыркаю полусонно, целую его в плечо.

Медведь накрывает нас обоих покрывалом, потому что одеяло осталось где-то на первом этаже.

— Сколько нужно, Принцесса, — отзывается он со смешком, целует меня в висок. — Или до следующего твоего короткого платья.

— Мм… надо будет сменить гардероб. На короткие платья.

Его пальцы чертят узоры по моей спине, вызывая мурашки и сон.

— Обещаешь?

— Угум.

И уплываю в счастливый, спокойный сон, точно зная, что теперь всё будет хорошо. Ведь теперь у меня есть свой Медведь, а у него своя Принцесса.

И жили они долго и счастливо…

…пока свадьба не разлучила их.

— Папа! Да что за навязчивая идея сбыть меня замуж! Я настолько тебя достала?!

— Алиш, что ты говоришь, — кривится папа. — Конечно, нет. Но я хочу, чтобы ты была защищена. И не забудь про брачный контракт.

Против воли покрываюсь красными пятнами стыда и смущения. Оглядываюсь на Медведя, который сидит в кресле рядом и делает вид, что слеп, нем и глух. Обожаю.

Но прилив тепла и любви не отменяет отвратного папиного поведения.

— Брачный контракт?

Собираюсь встать с кресла, но чувствую горячую ладонь. Медведь берёт мою руку и подносит к губам. И краска на моём лице приобретает уже другое настроение.

Задержав дыхание, окунаюсь в наш сегодняшний выход из дома, который растянулся на час. А потом в утро. И вчерашнюю ночь. И вечер. И ту самую, нашу первую ночь, с которой прошла уже целая неделя.

— Ты богатая наследница, я не хочу, чтобы кто-то этим воспользовался, — стоит на своём отец.

И плевать ему на наши мнения. Конечно, он же мэр, он к этому привык. А меня бесит.

— Да сдалось мне твоё наследство! Я, может, вообще, замуж не выйду, а ты…

Прикусив язык, оборачиваюсь на Медведя. Но он встречает меня неизменной улыбкой.

Господи, какое счастье, что мы встретились и всё сложилось именно так.

— А, вообще, — вдруг прищуриваюсь и поворачиваюсь к отцу, — у меня к тебе вопрос. Я соглашаюсь на брачный контракт, а ты отвечаешь на него без лжи. Мы ведь сможем проверить?

В ответ на мой взгляд Медведь только многозначительно хмыкает. А потом тянет на себя и усаживает к себе на колени. По привычке откидываюсь на его грудь, чувствуя себя в покое и безопасности.

И да, с мстительной ухмылкой вижу выражение лица отца.

— Какой вопрос?

— Ты согласен?

— Да согласен я, согласен! — наконец, не выдерживает он. — Что там у тебя?

— У меня? Да ничего особенного.

Переплетаю свои пальцы с Медведем и выпрямляюсь у него на коленях. Горячая ладонь ложится мне на бедро, поддерживая и согревая.

— Почему Павел считает мою мать своей, а тебя её убийцей?

Что же, могу сказать, что впервые в жизни мне удалось выбить отца из колеи настолько, что он сидел и хватал ртом воздух, как выброщенная на берег рыба. Впрочем, он оставался политиком до мозга костей, поэтому быстро справился с собой.

— Павел… милая…

— Отец, ты обещал! — хмурюсь.

И он сдаётся.

— Я надеялся, что ты никогда не узнаешь этой гнусной истории. Что же…

Папа встаёт из-за стола, достаёт из стенной панели бутылку виски и наливает себе в стакан. Выпивает залпом.

— Да, твоя мать изменяла мне с охранником, с Павлом.

Чего, но такого я точно не ожидала.

— И ты оставил его в доме после её смерти?!

На что мой отец только усмехается и возвращается за стол.

— Этот подонок до последнего считал, что ты его дочь. А кто защитит дитя лучше собственного отца? А убийство… он считает, что моя вина в том, что я не заставил её рожать за границей. Якобы из врачи смогли бы спасти её от потери крови и занесённой инфекции.

У меня не остаётся слов. С одной стороны, я понимаю, о чём он, но с другой…

— Понятно, — наконец, вздыхаю. — Мне надо это переварить.

Медведь тут же поднимается в места, тянет меня за руку.

— Всего доброго, Владимир Владимирович, — насмешливо отзывается Медведь.

— Если бы я знал… — слышим вслед.

Но мне уже всё равно. В этот дом я вряд ли вернусь. Да и цинизм, с которым отец использовал людей… не удивлюсь, если и Заславиных он взял в оборот.

И нет, я не говорю, что собственный отец подложил меня маньячному Марку, но невольно поспособствовать очень даже мог.

— Едем?

Выныриваю из своих мыслей, находя себя рядом с машиной. Той самой, красной спортивной, на которую мы пересели после полигона.

— Да.

Но мысли не отпускают. Я кручу и так и эдак и пытаюсь понять всех участников, но что-то не понимается. Наконец, мне надоедает.

Вздохнув, выныриваю из своих мыслей. Привычная жаркая волна проходит по телу, когда чувствую ладонь Медведя на своём бедре.

— Куда мы? — улыбаюсь.

— Здесь недалеко.

Из динамиков льётся какой-то популярный хит, а мы выезжаем из города.

— Недалеко? — с улыбкой поднимаю бровь.