А дальше просто. Да, нет. Нет, да.

Ведь в конечном счёте выбор всегда только один.

Угум. Осталось как-то оправдать себя за Марка, и будет совсем здорово.

Четвёртая ступень.

И лёгкий, едва различимый скрип.

Не знаю, почему он привлёк моё внимание. Весь дом наполнен шорохами и скрипами. Но именно этот заставляет бросить взгляд на площадку второго этажа.

— Не уходи!

Вика!

Сердце останавливается и отказывается работать дальше.

— Пожалуйста.

Я не слышу, что отвечает Медведь — слишком тихо. Даже эмоциональный Викин шёпот различим едва-едва.

— Только не говори, что влюбился в эту девчонку!

Зажимаю ладонями рот, только чтобы не выдать себя.

— Хорошо-хорошо, прости. Но… пожалуйста, в последний раз. Только раз. В память о том, что было. Обещаю, никто не узнает.

Какой-то шорох, скрип.

Звук закрываемой двери.

И никаких шагов.

Очень медленно отвожу ладони от лица.

Он остался. С ней.

Михаил Бурый.

Мой Медведь.

Да какой мой!

Тряхнув головой, отказываюсь об этом думать. Как-нибудь потом. Когда всё закончится.

Чёрт! А как убедительно он обещал!

Настолько, что я поверила в… да много во что. Лишнего. Запретного.

Предательского по отношению к отцу и Марку.

Что бы сказал папа?

Не хочу даже представлять.

Пойду лучше и правда посмотрю на свои горелки. Но, увы, и здесь провал. Кто-то вовремя выключил плиту, так что жаркое получилось вполне себе. Усмехнувшись, грею себе огромную порцию, беру тарелку и…

Со стороны террасы доносится странный звук. В беспокойном потоке своих мыслей замечаю его только сейчас. Как и то, что, думая о Медведе, взяла две вилки.

Замираю. А потом уверенно иду к выходу.

— Тоже не спится, милаха?

Ирбис криво усмехается при взгляде на меня, а потом возвращается к гитарным струнам. И где только взял! С собой никаких инструментов он точно не приносил.

— Вроде того.

— Удивительно. Я был уверен, что эту ночь ты будешь занята.

Жирный такой намёк. Собственно, сама виновата. Не Ирбис вешался на шею Медведю на глазах всей компании.

Не отвечаю. Смысла не вижу.

Но, похоже, Ирбису и не надо. Он сидит на верхней ступени террасной лестницы, босые ноги стоят на последней. На коленях гитара, сам он задумчив, тих и подозрительно не в себе.

Хотя мне ли судить, что для него в себе. Я знаю его меньше суток.

Почти как Медведя.

Морщусь. А потом плюхаюсь рядом с ним, не глядя на Ирбиса, протягиваю вилку. Он с насмешливым изумлением косится на меня. Чувствую взгляд, но даже не думаю поворачиваться.

— Что случилось, милаха?

Он всё-таки берёт столовый прибор, втыкает в мясо и с удовольствием суёт огромный кусок в рот.

— В жизни не поверю, что Бурый тебя обидел.

Получается не очень разборчиво, но я догадываюсь.

Отвечать только не хочу. Поэтому тоже занимаюсь едой.

Так и сидим рядом. Но если любое близкое соседство с Медведем вызывало во мне волнение, смущение и азарт, то с Ирбисом непривычно тепло. И даже то, что Медведь ночует с Викой, уже не так больно и обидно.

— Ты готовила?

— Угум.

— Огонь, — улыбается Ирбис. — Шпунтик с винтиком сошлись.

И ржёт, мигом возвращаясь в привычное амплуа.

— Попроси как-нибудь Бурого приготовить оленину. В готовке он мастер.

Угум. И не только в ней.

Отворачиваюсь, чтобы скрыть выражение лица.

— Дождь заканчивается.

— Эй.

Кто бы верил, что Ирбис просто так отстанет. Нет, он приобнимает за плечи, заставляет повернуть лицо, внимательно всматривается. Светлые глаза скользят по моему лицу.

— Милаха, ты всё неправильно поняла.

Дёргаюсь, но он держит крепко.

Откуда Ирбис узнал? Или только я дура и ничего не вижу?

— Серьёзно. Что бы ни случилось, ты точно что-то не догнала. Медведь не такой, как мы. Никогда он не был сволочью.

— Рада за вас, — дёргаю подбородком и высвобождаюсь из его хватки.

— Милаха…

— Давай не будем, — прошу.

И Ирбис неожиданно замолкает.

— Как скажешь, — вздыхает.

А потом наигрывает тихую мелодию. И ещё чувственно, проникновенно поёт:

Среди всех этих копий похожих

Найти тебя было так сложно

Мне казалось, моё сердце остыло

А тут появился ты

Боже, почему именно эта песня!

Я понял, что я живой

Я понял это только с тобой

Не слушай слова, смотри на поступки

Девочка моя хрупкая…*

В горле ком. Глупо, но тихие чужие слова пробивают сильнее, чем эти два дня с Медведем.

Наверное, поэтому я снова делаю глупость.

___

*Песня Марка Тишмана и Юлии Паршута — “Маяковский”

Спасибо за ваш отклик. комментарии, награды и поддержку!

Не забудьте поставить звёздочку. Это займёт пару секунд, а для меня будет лучшим вдохновением❤ И добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не потерять.

Спасибо за ваше внимание!

— Увезёшь меня отсюда?

Песня обрывается на низкой ноте.

— Нет.

Ирбис мрачнеет на глазах.

— Но почему!

— Потому что это дурость, милаха. Во-первых, Бурый за тебя отвечает, во всех смыслах, даже если тебе это не нравится. Во-вторых, я не мудак какой-то, чтобы увозить девушку друга.

— Я не его девушка.

— Ага, — хмыкает Ирбис и возвращается к гитаре.

— Правда!

Я в отчаянии. Если кто и может мне помочь, то только он. Но как раз Ибис отказывается наотрез. И что-то подсказывает, что уговорить его практически невозможно.

Практически.

— Я… думаешь, я просто так здесь сижу?

Взмахиваю рукой, обвожу террасу. В груди давит, но заставляю себя говорить. Это единственный шанс сбежать, пока Медведь… занят.

А там попрошу Ирбиса отвезти меня домой и не буду выходить за ворота. Свадьбу, конечно, придётся отложить, но это меньшее из зол. Тем более, папа в курсе, он обязательно что-нибудь придумает.

А Марк поймёт. Как всегда.

— Мм. А не просто? Что, не впечатлил?

Ирбис выкатывает грудь колесом, но в глазах смех.

— Очень смешно.

Бесполезно. Не поможет.

Рывком встаю, но Ирбис хватает за запястье.

— Сядь, милаха, — кивает на ступени. — И рассказывай.

Он странный. Словно у него в запасе не одно, а десяток лиц, которые он меняет по собственной прихоти. И никто не знает, что на самом деле у Ирбиса на душе.

Только что он был мрачным как тучи над нами, потом перекинулся в весёлого балагура и вот опять.

— Мне нечего рассказывать.

— Тогда мне нечего тебе ответить, — усмехается.

Отложив гитару в сторону, Ирбис потягивается.

— Спать пойду. Может, вырву хоть час отдыха.

Вдалеке небо и правда начинает светлеть. А у меня остаётся всё меньше времени, чтобы оказаться отсюда подальше.

Я должна ему объяснить. Но как это сделать, чтобы не поцарапать собственную гордость?

Нельзя ведь в открытую взять и сказать…

— Медведь наверху. С Викой. Пожалуйста, увези меня отсюда.

Ирбис застывает, вглядывается в меня. А потом как-то растерянно взъерошивает волосы.

— Врёшь.

Очень бы хотела. Но отвечаю другое.

— Тогда почему он всё ещё не здесь? — прикусываю губу, чтобы сдержать рвущийся из груди всхлип. — Мы сидим здесь сколько? Почти час?

— Милаха, — Ирбис вздыхает, — ты по-любому всё не так поняла. Даже если Бурый с ней…

Запинается.

Поднимается.

Подходящего объяснения, кроме очевидного, не находит даже он.

— Да блядь. — Ирбис качает головой. — Не кретин же он, чтобы променять тебя на неё. Это не в стиле Бурого.

Смотрит на меня сверху вниз, хмурится.

— Это не решение, милаха. Лучше я схожу и…