Ура! Здесь всё-таки есть душ!

А то я уже испугалась, что ополаскиваться придётся на улице, холодной водой и ночью. Чтобы никто точно не увидел.

Жизнь определённо становится лучше.

Становилась. Ровно до того момента, пока наглый порыв ветра не ворвался через раскрытые мною двери, пронёсся по гостиной и сквозняком приоткрыл дверь в ванную.

Видимо, Медведь не закрыл дверь. Решил, что мне не хватит наглости ломиться? Мне бы и не хватило, но сквозняк решил всё за меня.

И, кстати, шторкой Медведь тоже не пользовался.

А я бы отвернулась, если бы не застыла от увиденного. Всё-таки не каждый день видишь такое… такого…

Давлюсь вдохом. Зажимаю рот обеими ладонями, чтобы не кашлянуть даже случайно. И вся краснею. От макушки до кончиков пальцев.

А ноги врастают в землю, наплевав, что Медведь в любой момент может повернуться и застать меня. Здесь.

Зажмуриваюсь. Срываюсь с места в забег по лестнице. И только закрыв дверь своей комнаты, отойдя к окну и распахнув тяжёлые створки, выдыхаю.

А потом вдыхаю.

И снова.

Боже!

А перед глазами вместо панорамы леса всё ещё широкая загорелая спина с татуировкой медведя. Кто бы сомневался, да? Но это полбеды, потому что спину я уже видела. Правда, татуировку не рассмотрела, увлечённая своими проблемами, но…

Вдыхаю полной грудью. Выдыхаю.

Лёгкий летний ветерок ни разу не остужает горящие щёки. Хуже только то, что жар снаружи переходит вовнутрь. И горит уже где-то в солнечном сплетении.

Так, что я потираю раздражённое место. И делаю только хуже, когда местный пожар стремится ниже, к животу. Вулканической лавой плавит внутренности, скручивает в узел желудок.

И вызывает настойчивый зуд и маету между бёдер.

Рухнув на широкий подоконник, закрываю лицо ладонями.

Да, я знаю, что это. Сложно быть девственницей в двадцать и не знать, как ощущается горячее и искреннее желание. Только впервые оно такое сильное. И запретное.

Запрещаю себе сжимать колени. Дышу. Пытаюсь расслабиться.

Ага, как же. Расслабишься здесь. Когда я словно вживую вижу линии мышц, которые переходят в узкую для такой махины талию. И ямочки на пояснице. И подтянутые, атлетически сложенные ягодицы. И бёдра. И сильные ноги.

Боже!

Закусываю губу изнутри. Зажмуриваюсь.

И в моих фантазиях Медведь поворачивается, смотрит на меня своим тёмным взглядом, а потом молча берёт за руку и утягивает к себе под душ. Прямо в одежде. Которой, впрочем, на мне очень быстро не остаётся.

Громкий стон приглушается ладонями.

Нет, это невозможно. Сидеть здесь и…

И, вообще-то, приличные люди закрываются в душе!

Угу. Иди и скажи об этом Медведю. А потом объясни суть своих претензий. И послушай, что он ответит. Или сделает.

Вскакиваю.

Надо пройтись. А лучше пробежаться. Я же люблю бегать. А голых мужиков не люблю. Особенно таких.

Встаю, решая последовать умному совету. Хочу переодеться в шорты, пусть даже они для сна, а не для бега. Но передумываю, когда каждое прикосновение к раздражённой коже отзывается вибрацией глубоко внутри меня. Словно кто-то перебирает струны, которые отвечают за мою волю.

И чем дальше, тем меньше её становится.

Поэтому иду так, практически скатываюсь с лестницы.

А в следующий момент оказываюсь зажата между стеной и очень горячим телом.

Медведь очень горячий. Гораздо горячее, чем я ожидала. Его кожа, прикрытая одним полотенцем на бёдрах буквально обжигает в тех местах, где мы соприкасаемся.

Меня трясёт. Я вцепляюсь в его плечи. На их фоне мои руки особенно мелкие.

Одна секунда отделяет меня от провала. И я использую её, чтобы выдохнуть:

— Что…

А потом проваливаюсь. В темноту. Во мрак. В океан собственных грязных желаний, которые так долго скрывала от самой себя. Дрожу и плавлюсь, прижатая к сильному телу.

Волна возбуждения накрывает нелогично, снизу вверх. Мгновенно разгоняясь до девяти максимальных баллов.

Я не просто отвечаю на жёсткий, глубокий поцелуй. Я сама его провоцирую.

Выгибаюсь, царапаю Медведю спину, обнимаю его ногами, как только он подхватывает под ягодицы.

Натурально схожу с ума.

Боюсь этого.

Но остановиться не могу.

Остро, ярко чувствую каждое движение его языка. Ласкающее, властное. Раньше так вели себя истинные завоеватели — напористо, зло, но благородно.

Содрогаюсь всем телом, когда его ладони сжимаются.

Больше всего хочу потереться об этого хищника. Но на такое у меня не хватает наглости даже сейчас.

Особенно, сейчас. Когда при малейшем его движении я насаживаюсь на большое и толстое доказательство его желания.

Хуже только то, что от каждого такого толчка я всё ближе к точке невозврата.

Моё тело уже как в горячке. Напряжённые мышцы бьёт крупной дрожью, мозг пустой, руки беспорядочно цепляются за Медведя, а из горла вылетают одни только жалобные стоны.

Прекрати. Пожалуйста.

Останови это безумие.

Либо не останавливайся совсем.

Последняя мысль омывает сознание ужасом, и на долю секунды я прихожу в себя.

Чтобы жалобно выдохнуть:

— Миша…

И всхлипнуть, когда он чувствительно прикусывает место у основания шеи. Проходит языком по ключице.

И взорваться крупной, ни с чем не сравнимой дрожью, когда его пальцы оттягивают возбуждённую вершину соска.

Боже, какой стыд.

Господи, как хорошо!

Противоречивые желания раздирают мозг и душу. А я даже не закончила содрогаться в его руках.

В каком-то закутке у лестницы, по сути, зажатая в тёмном углу, кончаю так как никогда раньше. От одних только поцелуев с человеком, который должен меня охранять.

По телу разливается усталая удовлетворённость, мышцы ноют, как после долгого бега. А я зажмуриваюсь и бьюсь головой о стену.

Раз. Два.

На третий Медведь фиксирует мой затылок и врывается в рот с новым поцелуем. Сильный, уверенный язык возвращает меня на пару минут назад, горячит кровь и разгоняет пульс. Адреналин долбит в голову.

Я теряюсь. Не понимаю ничего. Не знаю, злиться или радоваться. Дать ему пощёчину или прижаться ближе.

В голове каша из трудноусваиваемых мыслей и чувств.

И внезапный оргазм всё только усложняет.

Но не больше, чем пронзительный, ввинчивающийся в мозг звонок.

***

Лес. Лес. Лес.

Птички поют. Стучит дятел.

Кукушка снова отсчитывает чьи-то годы.

Только лес.

Я думаю только о нём.

И ни разу не о Медведе. И ни о том, как он вздохнул мне в губы, едва ощутимо поцеловал в лоб и пошёл отвечать.

Слава тем, кто изобрёл мобильную связь! Иначе дело закончилось бы не одним оргазмом. И даже вряд ли одним сексом.

Боже! О чём я думаю!

Лес. Птички. Дятел.

Вот зачем он всё усложнил, а? Кто его просил! Что, так сложно было закрыть дверь ванной? Я бы ничего не увидела, влепила ему пощёчину в первый же миг и на этом конец.

Ага. Себе-то не ври.

Вроде удовлетворённое, но не до конца, тело отзывается маетой. Требует вернуться, Медведь наверняка уже наговорился, и продолжить начатое.

И трижды плевать ему на свадьбу, Марка и моё обещание лишиться девственности только в первую брачную ночь.

Кожа зудит, мозг всё ещё не в себе, между бёдер жарко и вибрирует.

Стиснув зубы, ускоряюсь.

Не так-то легко оказывается бегать по лесу. Не сравнить с выложенными асфальтом дорожками в коттеджном посёлке, где мы жили с папой.

Ноги то и дело подворачиваются, путаются в траве, проваливаются в незаметные с первого взгляда ямы.

А я сжимаю челюсти так, что скрипят.

И бегу.

Вдоль забора, который здесь всё-таки есть. Высокий, основательный. Прямо как Медведь.

Забор странно смотрится посреди леса.

Прямо как Медведь в “Оазисе”.

Но и так видно, что он надёжный и угрожающий даже издалека.