А через несколько коротких мгновений мы идём по больничному коридору и активно косим под нормальных людей. Мешают припухшие губы, встрёпанный вид и переглядывания, после которых мы непроизвольно замедляем шаг.

Денис Олегович ничего не спрашивает. Только хмыкает, а потом коротко, чётко и по делу рассказывает что к чему.

Оказывается, мне фантастически повезло. Анализы в норме, никаких отклонений, кроме повышенных чего-то там, которые отвечают за деторождение.

Другими словами, Денис Олегович дал добро. Но как специалист рекомендовал пропустить пару циклов таких приключений, а в идеале думать о детях только через полгода. На всякий случай.

Из кабинета я выхожу пришибленная и красная. Главврач областной не скупился на медицинские термины, и вдвойне не скупился на человеческие объяснения. Так что месячные, секс, матка и прочие прелести звучали в кабинете каждые полминуты.

А мне неловко. Всё-таки Медведь мужчина, который не обязан всё это слушать и, вообще…

И, вообще, если бы не он, когда бы я ещё дошла до специалиста. И где гарантия, что он был бы вменяемым.

Глубоко вздохнув, отпускаю ситуацию.

— Спасибо! — поворачиваю голову к Медведю.

Мы идём в сторону той самой лестницы. Надо отвлечься.

— Без тебя я бы ещё долго выясняла и… надо как-то поблагодарить Дениса Олеговича.

— Забудь, он только рад помочь.

Медведь переплетает наши пальцы. Удивляюсь, как быстро я к этому привыкла.

— Почему?

— Мы познакомились в учебке. Там было всякое. Некоторые… — он косится на меня и едва заметно улыбается. — Везде есть чудаки, которые считают себя круче остальных. А Дэна принимали за низшую ступень пищевой цепочки. Ошиблись дважды — с ним, и когда решили, что все такие же отбитые.

— Ты ему помог? — улыбаюсь.

— Я не дал придурку разбить табурет о его голову, — хмыкает Медведь. — Пока сидели на губе* познакомились, а дальше как-то само.

А я вспоминаю ещё кое о чём.

— Он тоже Хищник?

— Дэн? — короткий смешок. — Он — змей. Но если тебя интересуют подробности, то с нами не служил.

— А кто служил?

Мы выходим на улицу, до машины рукой подать. Медведь останавливается, я тоже. На мгновение его глаза затягиваются задумчивой дымкой.

— Сейчас и познакомимся.

___

* Губа — гауптвахта. Специальное здание с помещениями для содержания арестованных военнослужащих вооружённых сил своего государства

Змей — Денис Олегович…

Я, конечно, ожидала всякого, но не этого.

Вместо дома мы подъезжаем к стильной стекляшке в центре. Я каждый день ездила мимо, но только сейчас заметила, что она отличается от других. Стилем. Строгостью. Властью.

Да, он неё за километр разит деньгами и властью. Плохо понимаю, как это возможно, но факт.

— Это шутка такая? — киваю на табличку у двери.

Медведь только хмыкает.

— Это стиль жизни.

— С одной минутой на отдых? — с интересом поднимаю бровь.

Потому что, если верить графику работы, то “Беркут” отдыхает… ровно одну минуту в сутки. Там так и написано: с понедельника по воскресенье с 00:00 до 23:59.

— Для Тигра много и этого.

Медведь проводит меня через стеклянные двери.

Ого-о! Вот это номер. Люкс, высший разряд.

Вместе с приятной прохладой кондиционера в лёгкие врывается свежий цитрусовый аромат. Перед глазами просторный холл метров семьдесят, с тёмными диванами, низкими столами и большими цветочными кадками. Гранит на полу чёрный, с редкими золотыми вкраплениями.

Потрясающе красиво.

— Миха-аи-ил Андреевич, — разом тают обе модели за стойкой ресепшен.

Подняв бровь ещё выше, скашиваю глаза на Медведя.

Не работает, значит. Просьба Тигра? То-то Ася и Мила — судя по бейджам, — сейчас выпрыгнут из белых рубашек.

Но вместо объяснений слышу весёлый смешок. Понимаю, что бессознательно слишком сдавила руку Медведя.

Вот блин.

— Привыкнуть, помнишь?

— Не понимаю, о чём ты, — в досаде закусываю губу.

Предполагая, что идём мы к лифту, выдёргиваю ладонь. Нажимаю кнопку, вхожу в мелодично распахнувшиеся двери первой.

И попадаю в его руки. Сильные, горячие. Обалденные до мурашек. Но не настолько, как последующий поцелуй.

Боже! У меня подгибаются ноги. Медведь тут же подхватывает, прижимает спиной к зеркалу лифта.

Мелодичный дзинь. Двери закрываются.

То есть нашей страстью любовался весь первый этаж?

Да плевать!

В отместку с силой вонзаю ногти в плечи Медведя.

— Ты специально! — успеваю выдохнуть в миг короткой передышки.

Мы снова. Как тогда на лесной даче.

Я зажата между жарким, тренированным телом и стеной. Его руки пользуются длиной платья и сжимают ягодицы.

А мне хочется ближе. Глубже.

В глазах темнеет от желания.

Потерпеть несколько циклов? Да как, если нас коротит от любого взгляда!

— Моя Принцесса, — урчит Медведь.

Его.

От макушки до кончиков пальцев.

Дзинь.

Блин!

— Мы…

Но он нажимает кнопку. Только начинающие раздвигаться двери застывают. А потом нехотя возвращаются на место.

— Нам надо…

Ничего нам не надо.

Я замираю как кролик перед Медведем. Встречаю сильный, тёмный взгляд.

И откликаюсь, отзываюсь на каждое движение властного, подчиняющего языка. Хочу ему подчиняться. Только ему одному.

Плевать где. В лифте. В машине. На лестнице. Потому что это невозможно подделать. Это нельзя придумать. Такое случается раз на тысячу, десятки тысяч.

И единожды в жизни.

А там только мы решаем, куда нас это заведёт.

Меня завело к Медведю.

— Принцесса… — полурык, полустон.

Медведь прислоняется лбом к моему. Мы тяжело дышим в унисон.

Никогда больше я не смогу спокойно ехать в лифте.

Медведь негромко смеётся.

— Вот это… Принцесса, — выдыхает и отстраняется.

Встречает мой взгляд.

— Вот это… Медведь, — улыбаюсь в ответ.

С той стороны двери раздаётся вежливый стук.

— Нам пора, да? — прикусываю губу.

Здесь так хорошо. Тепло, светло, сухо и даже мухи не кусают. Только Медведь.

— Нет, если ты не хочешь.

— Ребят, вы там живы? Спасателей позвать? — издевается кто-то приглушённым мелодичным голосом.

Женщина? Снова умная-красивая?

— Лучше пожарных, — хмыкает Медведь.

Сдерживаю смех как могу. Мне хорошо. Впервые так хорошо за все двадцать лет.

Он отпускает меня, аккуратно ставит на пол. Сам одёргивает подол платья, поправляет лямки.

— Ирбис тоже отсюда?

Медведь усмехается на случайный вопрос и так смотрит…

— Перестать фантазировать, помнишь? — намекаю на его же слова.

— Только не с тобой.

От интонации и его взгляда в голове снова путается, а на щеках пожар. Не зная, куда девать взгляд и руки, первый опускаю в пол, а пальцы сцепляю перед собой.

И, конечно, именно в этот момент двери с мелодичным дзинь раздвигаются во всю ширину.

А я встречаюсь взглядом с… вот это бли-ин.

Вот это… мимолётное видение и ангел чистой красоты.

Перед нами стоит, сложив руки на груди, очень красивая блондинка с цветом волос в стиле аэр тач*. Светлый серо-голубой брючный костюм, белая рубашка, белые лодочки на шпильке — голубка, иначе не скажешь.

Или…

— Лапочка, — хмыкает Медведь.

— Бурый, — притворно округляет она глаза. — Сколько лет, сколько зим!

И вешается на шею Медведю. Моему Медведю!

— А это? — поднимает бровь Лапочка, скашивая на меня глаза.

— Алина, — копирую её выражение лица.

Пользуюсь тем, что Лапочка отцепилась от Медведя, обвиваю его предплечье.

И холодным, саркастическим тоном добавляю:

— Разина.

Кто бы знал, для чего и в какой ситуации я впервые воспользуюсь папиным именем. И знала бы я, что впечатления оно не произведёт от слова совсем. На неё.