— Да нет, не может быть, — с растерянной улыбкой трясу головой.

Смотрю сначала на Ирбиса, потом на Тигра, но оба серьёзны. Насколько вообще может быть серьёзен Ирбис.

— Вы ошиблись. Павел… он с нами давно, с моего детства. Он от собак меня спас!

Аргумент ведь.

Но все трое молчат.

— Алин, — начинает Ирбис.

— Нет. Нет, он не мог. Вы ошиблись.

Точно ошиблись. Могут же быть и у великих беркутовцев провалы. Вот как сейчас.

Грудь давит. Чувствую, что задыхаюсь.

Кабинет Тигра расплывается в глазах.

Рывком выбираюсь из рук Медведя.

Они что-то спутали, Павел не мог. Перед глазами встаёт доброе, улыбчивое лицо с морщинами у уголков глаз и рта. Тёмные короткие волосы, которые он всё время отбрасывает с лица пятернёй.

Алина Владимировна, Владимир Владимирович просил вас дождаться охрану…

Он никогда не называл нас по имени, никакого панибратства. Только безграничное уважение и защита наших интересов. Моих и папы.

Прошлой ночью меня чуть не задушили в собственной постели…

Это просто не может быть правдой.

Из кабинета Тигра вываливаюсь под удивлённый взгляд Лапочки.

— Принцесса?

— Мила, держи её! — рык Тигра.

Но каким-то чудесным образом я успеваю заскочить в закрывающиеся после кого-то двери лифта быстрее, чем она ориентируется в ситуации. Нажимаю первый этаж.

В голове пусто, в груди холодно.

И до безумия хочется на воздух.

Пролетаю через холл первого этажа, чуть не выламываю стеклянные двери. Плюнув на окружающих, с судорожным всхлипом оседаю на край каменной солидной клумбы с какими-то цветами. Сладковатый запах раздражает, но мне не до него.

Сердце то колотится как ненормальное, то забывает, что это такое стучать.

Павел. Он никогда не разрешал называть себя дядей Пашей. Папа смеялся, что он стесняется.

Павел ведь ещё маму застал! Они с отцом с каких-то древних лет вместе.

Нет, он просто не мог предать. И ради кого! Ради Заславиных? Что они должны были предложить ему такого, чтобы Павел повёлся? Единорога?

Невольно фыркаю. Давление на грудь немного отпускает, но в глазах всё ещё расфокус.

Поэтому, когда меня хватают за предплечье, я почти не сопротивляюсь. И совсем перестаю, когда слышу знакомый с детства голос:

— Пойдём, Алина. Нас ждёт твой отец.

Киваю. Папа ждёт.

И без сопротивления пригибаю голову, сажусь в микроавтобус. На задворках сознания слышу сухие, негромкие щелчки. Подозрительно знакомые.

И это приводит меня в чувство лучше остального.

Микроавтобус дёргается, трогается с места и быстро набирает скорость. Как — в условиях обеденных пробок центра города, — конечно, вопрос. Но плевать, гораздо больше меня волнует другое.

Поднимаю взгляд, чтобы встретиться со светлыми, серо-голубыми глазами Павла. Улыбаюсь — мило, как умею только я. Медведь бы сказал принцессно.

— Какая же ты тварь, — качаю головой.

А в следующее мгновение ахаю от резкой, обжигающей щёку боли. Голова дёргается, я откидываюсь на спинку сиденья.

— За это тебе тоже заплатили? — выплёвываю.

Меня первый раз в жизни ударили. Впервые — и сразу по лицу.

— Это бонус, — кривится Павел.

И ведь немолодой мужик, должен быть выше предательства и страстей, но на деле оказывается наоборот.

— Что, ты, как и Марк, устал надо мной трястись?

Я никогда никому не тыкала. Но здесь даже разговаривать с ним противно.

Медведь, Ирбис и Тигр были правы. А я дура. И принцесса.

И те щелчки…

— В кого вы стреляли?

Стараюсь, чтобы голос не дрогнул. Заставляю себя отнять ладонь от щеки и выдохнуть.

Всё будет хорошо. Медведь меня найдёт — как всегда. Главное, чтобы они в него не попали.

— Беркутовцы, сука! Везучие твари, — слышится новый голос.

Перегородка между салоном и водителем отодвигается. На пассажирском сидении сидит молодой симпатичный по лицу совсем парнишка, по взгляду — хищник не хуже беркутовцев.

— Живы?

— До единого, — хмыкает тот с пассажирского.

А я не могу сдержать злорадную усмешку.

— Тебе это все равно не поможет, — качает головой наш бывший, самый доверенный охранник.

— Это ты душил отца?

— Так получилось, хотя это не доставило мне удовольствия.

— Прелесть. Бедный, несчастный охранник.

— Эта принцесса больно много болтает, — включается в разговор мужик с пассажирского. — Я бы занялся.

И взгляд такой… что без вопросов понятно, чем бы он занялся.

Передёргивает от отвращения.

— Обойдёшься. Только после приказа Марка.

Меня невольно разбирает смех. Знаю, что всё плохо и надо бы сдержаться, но не могу. Смеюсь так, что приходится закрыть руками лицо.

Удивительно, что эти двое без вопросов и угроз ждут, пока меня отпустит.

— То есть теперь тобой командует эта пародия на папашу? — с весёлой улыбкой обращаюсь к Павлу. — Мелко плаваете, гражданин.

Смех обрывается булькающим звуком, когда Павел резко подаётся вперёд, больно хватает меня за подбородок. Светлые глаза с этого ракурса выглядят особенно жуткими.

— Ты могла бы быть моей дочерью, девочка. И я бы воспитал тебя как следует, а не бросил на милость няньками и учителям. Ты бы знала, когда стоит молчать, а когда открывать рот.

И вот здесь мне действительно становится страшно.

Павел отбрасывает меня на спинку кресла, смотрю на него широко раскрытыми глазами.

— О чём вы? — не узнаю свой дрожащий голос.

— О том, что Разин лишил меня любви всей моей жизни, — усмехается Павел. — Из-за его интриг погибла твоя мать. Очень выгодно, как раз, когда собиралась уйти…

— К вам?

От шока сбиваюсь на “вы”.

— Серьёзно? Вы пытаетесь меня убедить, что моя мама любила… — невольно кривлюсь, — вас? И собиралась бросить меня и…

— Тебя она никогда не собиралась бросать, — перебивает Павел.

В салоне повисает тишина.

Он молчит: не оправдывается, не пытается меня убедить. И от этого в десятки раз страшнее. И правдивее.

Господи, я просто не могу поверить.

Павел — предатель, моя мама — изменница. Или нет. Потому что он мог обмануть так же легко, как уже это сделал.

— Санта-Барбара, — усмехается мужик с переднего сиденья.

Проходит немало времени, прежде чем я решаюсь заговорить.

— Куда вы меня везёте?

— Жениться, — подмигивает мужик с переднего сиденья.

— Пасть закрой, клоун! — вдруг ярится Павел.

— Это правда? — спрашиваю уже у него.

— Приедем — узнаешь, — цедит Павел.

И каждый снова погружается в свои мысли.

— А беркутовцы-то не так круты. Одни дешёвые понты на всю Россию, — ржёт кто-то.

И от этого смеха я просыпаюсь. Оказывается, после всего пережитого меня вырубило неизвестно на сколько времени. Но вокруг уже темно. Через лобовое стекло видно звёзды, а, значит, мы очень далеко от города. И, скорее всего, где-то, где мало искусственного освещения.

Снова лес?

Устало вздыхаю.

За последнее время я провела в лесу больше часов, чем за всю жизнь.

Шея затекла от неудобной позы, и я сдерживаю шипение, когда кровь иголками возвращается на положенное ей место.

— Не поминай хищников всуе, придурок, — холодно отзывается Павел.

Приглушённо, с той стороны двери. Видимо, он успел выйти, пока я спала. А это отличный шанс найти что-нибудь, чтобы…

— А-та-та, девочка, — хрипло отзывается ещё один мужчина с места водителя, когда я резко тянусь к оставленному вторым типом оружию. — Паш, девочка резвая попалась.

— Кто бы сомневался.

Дверь отъезжает в сторону, Павел кривится.

— Во всём виноват твой отец, Алина, — заявляет.

А потом за локоть грубо вытаскивает меня наружу.

Павел…