Зато я выпаду в осадок от:
— А! Разина — это за изнасилование которой Бурый сел? — иронично улыбается Лапочка.
А потом разворачивается и проходит к единственному здесь столу. Впрочем, плевать мне на стол, белую приёмную и остальной дизайнерский интерьер.
— Ты — что?
Поворачиваюсь к Медведю. И не понимаю, в шоке я или злюсь. Скорее, всё вместе.
— Лапочка пошутила, — и добавляет с ощутимой угрозой в голосе: — Правда ведь?
— Да как скажешь, Бурый, — пожимает плечами Лапочка.
Скидывает пиджак на спинку стула, перекрещивает ноги под столом. Ставит на столешницу локти, сцепляет длинные пальцы и с умилением смотрит на нас.
Лапочка во плоти. Если бы не режущий, саркастичный взгляд.
— Лапочка пошутила, — добавляет она ангельским голосом. — Пошутила про усиленный наряд СОБР у тебя на даче, про КПЗ, про приказ свыше взять любой ценой, про мордобитие товарища полицейского… я, вообще, такая шутница, — широко улыбается Лапочка и глазками так хлоп-хлоп.
— Тигр у себя? — спрашивает Медведь, пока я в ауте.
Стою и хлопаю глазами, глядя на этого ангела во плоти со взглядом демоницы.
— Нет, — разводит руками Лапочка. — Правда, и тут я шучу. Наверное. Кстати, сказано при твоём появлении пригласить тебя в святая святых немедленно. Так что велком. А, а, а, — качает она головой. — Сначала ты, Бурый. А там, если начальник прикажет, я провожу Алину Разину.
Моё имя она произносит подчёркнуто официально.
Неприятно. Как будто помоями облили.
— Лапочка тебя не обидит, — улыбается Медведь. — Она не умеет, даже если сама так думает.
Та фыркает, мне достаётся едва ощутимый поцелуй, который хочется продлить. Но, увы, огромная дверь тёмного дерева закрывается за мощной спиной Медведя.
Мы остаёмся одни.
— Чай, кофе, виски?
Поворачиваюсь к ней. Уверенность сползает с меня, как растопленный воск. Под ней находится растерянность, кусание губ и бесконечное беспокойство за Медведя.
— О-о, — вздыхает Лапочка. — Приплыли.
На мгновение прикрыв глаза, выдыхаю. Пытаюсь взять себя в руки, но единственная слеза скатывается по щеке. Резко стираю тыльной стороной ладони.
— Он… Медведя… Мишу, правда, посадили из-за меня?
— Львята-котята, — тянет Лапочка и качает головой.
И как-то резко оказывается рядом. Меня окунает в тяжёлый, больше вечерний, чем повседневный аромат дорогого парфюма. Лапочка крепко берёт меня за локоть и садит в кресло для посетителей.
— Бурый прав, маленьких не обижаю, — фыркает, как раздражённая кошка.
Но чувствуется — конфронтация сменилась обречённым принятием.
— Я не маленькая, — вздыхаю.
— Ты нет, зато проблем от тебя… прости, — Лапочка криво усмехается.
Удивительно, как одним жестом она превращается из ангела небесного в демоницу.
— ПМС, все дела. Мы же девочки знаем, какая это лажа.
Знаем. Вот только…
— Не врите. Пожалуйста. И я могу называть вас Лапочкой?
Она садится напротив, подпирает подбородок кулаком. Но не по-королевски эстетично, как недавно, а вполне себе по земному.
— Чего выпендривалась тогда, раз такая умная?
Интересный вопрос. Но ответ ещё веселее.
Я краснею.
Лапочка закатывает глаза.
— Да Господи! Хоть объявление на стол вешай; “Я не трахалась с беркутовцами!” Ни с одним. Ни с Тигром, ни с Медведем и, тем более, с Ирбисом! Так это ты поэтому здесь фамилией грозила?
Невольно фыркаю. На неё просто невозможно злиться.
— В первый раз, между прочим.
— Боже, — она всплескивает руками, откидывается на спинку стула. — Значит, так, Алина Владимировна!
— Откуда вы знаете?
Мозг после больницы всё ещё работает в полсилы.
— Я тебя умоляю. А кто, по-твоему, сводил данные о тебе в одно бо-ольшое дело? Кстати, с собаками я тоже не очень, — морщит нос Лапочка. — И да, можешь называть меня Лапочкой, но, упаси тебя Громов, мне выкнуть. Лады?
— Лады, — киваю.
Становится тепло и уютно. Удивляюсь, как в ней совмещается хищница, готовая убивать за своих, и вот такое солнышко.
— А кто такой Громов?
Она выпрямляется, вздыхает.
— Муж.
Коротко и ясно.
— Чей?
— Мой, — фыркает. — По крайней мере, был с утра. Если, конечно, с этой работой ещё не подал на развод через Госуслуги. Где-то там наш романтический вечер…
— Будет тебе романтический вечер, — раздаётся низкий, строгий голос. — И даже выходной за вредность. Где Ирбис?
Резко обернувшись, вздрагиваю. В дверях кабинета стоит тренированный мужчина в дорогом костюме, вот только взгляд у него страшный. Холодный и равнодушный, как рентген.
— На ринге был. Подозреваю, там и тусит, — не впечатляется Лапочка. — Вызвать?
— Нет. Алина Владимировна? — обращается ко мне… не знаю кто. — Меня зовут Алексей Глебович, и это моё охранное агентство.
Рядом с ним встаёт Медведь, расслабленно приваливаясь плечом к косяку. Хищники. Такие разные, но одинаково опасные. И мрачный, колкий взгляд Медведя это только подтверждает.
Ведь кто не знает, что медведь — один из самых крупных и опасных хищников на Земле.
Я теперь знаю.
Встаю. Несмотря на то что Тигр — а в том, что это он, уже не сомневаюсь, — не такой огромный, как Медведь, всё равно чувствую себя маленькой, глупой и слабой. Отвратное чувство.
— Оч-чень приятно. Алина… Владимировна.
— Взаимно, — кривится Тигр. — Лапочка, набери… её, скажи, чтобы не уезжала. Я задержусь на две минуты.
— Поняла, Тигр, — смиренно кивает та.
Я не ошиблась. Он — Тигр. Друг моего Медведя, тот, по чьей просьбе он вообще взялся охранять “тело”.
— Пройдёмте.
Тигр отходит с проёма, жестом предлагая мне пройти.
Медведь… он будто чужой. Это странно, потому что я не понимаю, как себя вести. И решаю быть собой, несмотря ни на что.
Выпрямив спину, смотрю только вперёд и собираюсь пройти мимо обоих хищников. Гордо и непреклонно.
Недолго, потому что…
— Принцесса, — вздыхает Медведь, качает головой и за руку утягивает в кабинет.
— Сделай кофе, — слышится за спиной, а мне всё равно.
Мозг оглушён тем, как тяжело далась отстранённость Медведя. Это я так влипла, да? Насовсем?
Не то чтобы раньше я сомневалась, но осознание ударило по затылку. Это ведь не как с Марком. Это — навсегда. Мне не хватит сил, чтобы без потерь выйти из этих отношений, если вдруг…
— Привыкаешь? — насмешливый голос касается уха.
Вздрагиваю. И не сопротивляюсь, когда он утягивает меня на широкое кресло, которое отлично вмещает двоих. Медведя и меня, сильной рукой крепко прижатую к его боку.
— А вы на лифте поднимались? — вдруг спрашивает Тигр.
Он присаживается на краешек стола, с интересом зоолога глядя на нас. Плюнув на приличия, прижимаюсь к Медведю ещё сильнее.
— Есть разница? — хмыкает Медведь.
— Типа того. Лифт у нас… особенный. Регулярно приходится стирать видео с камер, — усмехается тот.
Есть ощущение, что во фразе кроется скрытый смысл, но мне он непонятен. Я просто не хочу понимать, чтобы не покраснеть ещё больше.
— Алина Владимировна, понимаю, что это хреново, но я должен спросить.
От перемены тона не исходит ничего хорошего.
— Вы готовы?
Понимаю, почему Лапочку напрягает выканье. До похода в офис Беркута я этого не ощущала, а теперь словно переменилась.
— Можно на “ты”.
Чуть отстраняюсь от Медведя, потому что, вообще-то, я взрослая, умная женщина.
“Ни то, ни другое, ни третье”, — подсказывает подсознание, но кто его слушает.
— Окей, ты так ты, — хмыкает Тигр. — Итак, Принцесса, Бурый тебя насиловал?
___
Аэр тач — это техника окрашивания, при которой стилист мелирует пряди особым образом: предварительно продувает их струей воздуха, чтобы отделить более короткие и окрасить их в цвет, более родственный природному.
Лапочка…
Глава 40
Открыв рот, забываю его закрыть.