— Тигр, ты бл… капец умный, — злится Медведь.

Обхватив руками моё лицо, поворачивает к себе. Улыбается, как умеет только он.

— Я предупредил, — бесстрастно отзывается Тигр.

— Нет, всё нормально. Я просто удивилась.

Причём не поняла, чему больше: “Принцессе” или сути вопроса.

Кладу ладонь поверх руки Медведя, прижимаюсь на мгновение, а потом вспоминаю, что я, вообще-то, Алина Разина. Во всех смыслах.

Отстраняюсь. Выдыхаю. Поднимаю глаза.

— Нет, Михаил… Андреевич Бурый меня не насиловал. При наличие сомнений у любой стороны, я готова предоставить справку, подтверждённую Романовым Денисом Олеговичем, главврачём первой областной о том, что я… — запинаюсь на миг и очень надеюсь, что не краснею. — Что я, вообще-то, девственница.

Тигр смотрит только на меня: внимательно, словно просвечивает насквозь. И не знаю, что видит, но я чувствую, как меня принимают. В качестве кого и зачем — непонятно, но атмосфера в кабинете значительно разряжается.

— Супер, Принцесса. Принято. Но до этого не дойдёт, — Тигр усмехается. — Ты же не хочешь, чтобы Медведь разнёс… всё?

— Убил бы, — беззлобно парирует Медведь.

И тоже плюёт на приличия. Потянувшись, он перетягивает меня к себе на колени, а я и не против. И плевать на Тигра.

— Платье, — едва слышно напоминаю Медведю.

Тот понятливо хмыкает и берёт со спинки плед, укрывает им мои ноги. Расслабляюсь в его объятиях.

— Пиз… — Тигр не договаривает.

Качает головой и нажимает кнопку на селекторе.

— Лапочка, где кофе?

— Несут, — раздаётся в кабинете мелодичный голос.

Дверь открывается, и в кабинете появляется новое действующее лицо.

Причём два старых смотрят на него как благородные дамы, увидевшие мышь.

Тем временем полуголый Ирбис, в штанах цвета хаки и с полотенцем на плечах ставит поднос с четырьмя чашками на низкий стол. Кубики в положенных местах напрягаются, я округляю глаза.

Невольно вспоминается Лапочкино: “Хоть объявление на стол вешай; “Я не трахалась с беркутовцами!” Ни с одним. Ни с Тигром, ни с Медведем и, тем более, с Ирбисом!”

Пока я сильно удивляюсь, Тигр кивает Медведю, тот плотно закрывает мне уши ладонями, а Тигр выдаёт несколько коротких, но явно непечатных фраз.

— …вот я и поторопился, — возмущается Ирбис, когда я снова становлюсь слышащей. — Привет, Принцесса.

— Привет.

Коротко машу ему рукой и поворачиваюсь к Тигру.

— Мне не пять лет. — Оборачиваюсь к Медведю. — И не пятнадцать. Не надо делать из меня идиотку, причём малолетнюю. Я в состоянии услышать обсценную лексику и не нарушить при этом свою хрупкую психику. Да, вы офигенно крутые и дальше по списку…

Перевожу взгляд на Ирбиса.

—… но это не значит, что с другими надо вести себя как с инвалидами.

Твёрдый взгляд, уверенный прищур.

И тишина, которую нарушает только продолжительный, художественный свист Ирбиса.

— Ма-ать… Алина Владимировна, был неправ, — кланяется в пояс этот… Ирбис. — Две минуты.

И исчезает за дверью.

Смущаюсь, потому что ну, блин! Не на такой эффект я рассчитывала.

Впрочем, такой тоже ничего.

Медведь касается губами моей шеи, чувствую его улыбку. Тигр просто становится похож на человека, а не на Терминатора.

— Мы вас недооценили, Алина Владимировна, — склоняет голову к плечу. — Бурый был прав.

Он всегда прав. Почти, если речь не идёт о его бывших.

— И в чём же?

Медведь талантливо отбивает у меня охоту к разговорам лёгкими поцелуями и поглаживаниями, благо под пледом не видно, что у меня там с ногами. А по ним мурашки устали бегать, между прочим!

— Ты не жертва, хоть и попалась.

— Попалась кому?

И здесь тихий, до костей пробирающий голос Медведя:

— Мы знаем, кто виноват, но доказать это не сможем… без потерь.

— А на потери я не согласен, — добавляет Тигр.

Он тянется за чашкой, делает глоток.

— Видишь ли, Алина Владимировна, твой папаша редкостный… назовём цензурно, осёл. Он долбится в стену и отказывается от помощи. А лезть несанкционированно к клиентам — всё равно что лепить себе мишень на лоб. Меня это не устраивает. И потеря Бурого не устраивает, потому что как раз он, ради твоих прелестных… будем считать, глаз, готов лезть на рожон. Политика партии ясна?

— Абсолютно, — киваю.

А потом слезаю с колен Медведя, потому что отвлекает.

Тигр молчит, Медведь тоже. Я чувствую оба взгляда, пока прохожусь по кабинету до окна. Задумчиво изучаю центр города и купола Спасского храма, выглядывающие между высотками.

Кусочки пазла, не перекрывающиеся бунтом гормонов, передвигаются с места на место. Крутятся вокруг своей оси. Стыкуются, меняются местами, пока я не нахожу полную — или почти полную, — картину.

— А вот и я, — неизменно насмешливый голос Ирбиса.

Поднимаю ладонь, прося его замолчать.

— Алина Владимировна думают-с, — хмыкает Тигр.

И последний кусочек пазла с щелчком встаёт на место.

Я никогда не обращала внимания на папины мэрские дела. Не лезла в это, не интересовалась и не задавала лишних вопросов. Но слышала. И видела. Больше, чем думали остальные. Больше, чем самой хотелось.

И вот оно пригодилось. Вылезло, когда не ждали.

Поворачиваюсь, лицом к Хищникам. Медведь, Ирбис, Тигр — все как с картинки, но мне нужен только один. Встречаюсь с ним взглядом.

Он уже понял, что я поняла.

— Это Заславины, да? — криво усмехаюсь в ответ на их молчание. — Ты мусорка на границе города. Они хотят её?

Потому что мусороперерабатывающий завод был последним совместным предприятием отца и старшего Заславина. Завод, который существовал только по документам. И на который спущено много, очень много денег.

Тигр бросает взгляд на Медведя.

— Ты уверен, что Алина Владимировна не шпионка? — интересуется со смешком. — Слишком много ума для таких ног.

— Дались вам всем мои ноги, — кривлюсь. — Это мой отец и мой дом. А я маленькая глупенькая девочка, которая все равно ничего не понимает в делах.

— Это цитата?

Медведь подхватывается, идёт ко мне и без возражений сгребает в объятие. Опирается о стену, прижимает меня спиной к своей груди.

— Это факт, — вздыхаю. — Только я всё равно не знаю, кто предал. Если отец ничего не путает, что вряд ли, кто-то пришёл и придушил его в качестве п… предупреждения.

По телу проходит запоздалая судорога страха. Объятия Медведя становятся крепче.

— Кто-то пришёл… — трясу головой. — У нас камеры, собаки, охрана…

Тигр презрительно хмыкает.

— Да! Даже если вы считаете, что они сильно так себе. Люди преданы отцу, они бы никогда… но иначе остались бы следы. Хоть что-то, какие-то улики, отпечатки, ещё что-нибудь… Что вы на меня так смотрите! — раздражённо вздыхаю.

— Восхищаемся, — отзывается Ирбис.

Краснею как дура. В его тоне почти нет насмешки, и это подкупает.

— И он не врёт, — шёпот Медведя касается уха.

— Подождите, — отвечаю всем сразу.

И, особенно, Медведю, от которого у меня снова полный раздрай.

— Но если следов нет, то человек мог быть кем-то из наших. И Марк, он сказал, что подмешивал мне эту дрянь каждый день. Сначала я думала, что ему помогал кто-то с кухни, но если нет? Если…

Если папу предал кто-то из охраны? Из самых доверенных?

В кабинете повисает выжидательная тишина. Ненадолго, пока её не нарушает Ирбис.

— А трупы всё множатся, множатся, множатся… — мелодично напевает он. Встречается со мной взглядом. — Ты лицо Бурого сейчас не видела, — хмыкает.

— То есть вы знаете, кто он, да?

Оглядываюсь на Медведя. Увидь я такое выражение лица у любого другого — пряталась бы уже под стол от страха. Но с ним… с ним всё по-другому.

Разворачиваюсь в его руках, обхватываю его лицо ладонями.

— Скажи мне, — прошу. — Пожалуйста. Мне надо знать.

— Без проблем, Принцесса, — раздаётся за спиной холодный голос Тигра. — Скажу я. Имя Иванова Павла Захаровича тебе о чём-нибудь говорит?