Я, наконец-то, верю. Глубоко, искренне, абсолютно.

Поэтому нет необходимости гнать от себя дурацкие мысли: их нет. Вместо этого я поднимаюсь, закутываюсь в одеяло и прям так спускаюсь на первый этаж.

Темно. Тихо.

Безмедведно.

Фыркаю в ответ на собственный каламбур. Выхожу на улицу, глубоко вдыхаю летний лесной аромат, сдобренный запахом смолы и хвойных иголок. И сажусь на ступени ждать.

Вся такая в романтичной дымке я даже не подумала посмотреть на часы. Но судя по светлеющему горизонту сейчас что-то в районе трёх ночи. Или это уже утра?

Поёжившись от ночной свежести, закутываюсь глубже в одеяло и ставлю подбородок на колени. Я выспалась и отдохнула, только тело так не считает.

Внутри него всё ещё дрожь предвкушения. Дрожь, которую сможет побороть только Медведь.

Я впервые так остро чувствую жёсткую хлопковую ткань пододеяльника. Кожа горит так, что неприятно прикасаться к ткани — и одежды в том числе.

— Принцесса?

Не знаю, как не замечаю его шагов. Хотя со специальностью Медведя неудивительно. Правда, и об этом я забываю, когда натыкаюсь взглядом на обнажённый торс, блестящий капельками пота.

Медведь в одних шортах и кроссовках, поэтому ничто не препятствует моему взгляду. Молча я скольжу по линии мощных плеч, спускаюсь к груди и животу, на которых мышцы можно изучать, как в атласе анатомии.

Сглатываю, прикусываю губу.

— Ты бегал?

Голос непривычно хриплый, внутренняя вибрация щекочет горло.

— Не мог уснуть.

И я даже знаю почему. Я тоже… не могу.

Взгляд против воли цепляется за светлую повязку на его боку.

— Ты бегал после огнестрельной раны? — закатываю глаза.

Просто не сдерживаюсь.

— Это царапина, поверь, — хмыкает он.

Поднимаюсь на ноги, чтобы приблизиться к его росту.

Между нами метр, от силы два. И молнии, что бьют по коже, поднимая волоски.

Я их чувствую.

Я их вижу.

Фоном проносится мысль, что Денис Олегович разрешил всё. И, в конце концов, я же не собираюсь прямо сейчас…

— Идём пить чай.

От такого мысли сбиваются напрочь.

— Чай? — поднимаю брови. — Ты серьёзно?

— Вполне.

Медведь подходит, берёт меня за руку. И я замечаю то, чего не видела раньше по причине темноты: он напряжён. До такой степени, что, кажется, тронь, и порвётся невидимая пружина, сдерживающая… что?

Но и на этот вопрос я знаю ответ.

Потрясно чувствовать себя такой: понимающей, знающей, чертовски сексуальной.

Это расправляет крылья. Это дарит второе дыхание.

Но случается только с тем самым мужчиной.

Для меня — с Медведем. Который, как ни в чём не бывало, ведёт меня на кухню, усаживает на стул, ставит чайник.

Чтобы пить чай.

Смешно.

“Я же съем тебя, Принцесса,” — сказал он в больнице. И, видимо, решил, что я теперь должна состариться, чтобы стать не такой аппетитной.

Дудки.

Оскаленная пасть медведя смотрит на меня с его спины. И, кажется, будто как раз она моя главная подстрекательница.

— Алина, — рычит Медведь, когда я подхожу и обнимаю его со спины, прижимаясь всем телом.

Стараюсь не задеть простреленный бок, но подозреваю, что получается плохо.

— Мм?

Мышцы спины напрягаются, образуя бугры. Красиво.

— Больно?

Касаюсь губами кожи: нежно, осторожно. Пробуя на вкус, что это, быть с Медведем. Любить его. Быть его.

Провожу языком по дорожке между лопаток, прикусываю, шалея от собственной смелости.

А мгновение спустя оказываюсь прижата к горячему телу с заблокированными руками и взглядом глаза в глаза.

Боже! Да я рухну только от одних наших гляделок! Ноги уже подкашиваются и, может, и неплохо, что он удерживает меня за запястья.

— Нет. Мне не больно.

Голос хриплый, как наждачкой по нервам. Да так, что меня коротит, а по телу пробегает первая сладкая судорога. И это от одного голоса!

Медведь всё ещё сдерживается, мышцы всё ещё напряжены. Несмотря на то что я распластана по его груди, он не спешит.

А я не могу больше ждать!

Хочу его. Хочу знать, что он мой.

Поэтому жарко выдыхаю, а потом резко подаюсь вперёд и врезаюсь в его губы: твёрдые, прохладные, они сражаются целую долю секунды.

— Принцесса…

И это слово, одно слово, рушит все ограничения.

Из моей груди вырывается стон, когда Медведь полностью перехватывает инициативу. Он ловит его губами. Одна рука ложится мне на затылок, другая всё ещё удерживает запястья.

Непроизвольно сжимаю бёдра. Ликую. Подчиняюсь ласкам, признаю его силу и власть.

Господи!

Между нами больше нет тайн и запретов. Ничего нет, кроме дурацкой одежды, которая злит до исступления. Но я ещё не настолько смелая, чтобы попросить её снять.

Воздуха не хватает, я горю от сильных, уверенных движений его языка. Ловлю себя на том, что со всхлипами пытаюсь потереться о его тело.

Грохот не отрезвляет. Мне всё равно.

Весь мой мир сосредотачивается на одном мужчине. Лучшем. Единственном. Любимом.

Руки вдруг оказываются свободными. Мгновение невесомости заканчивается моей попой на столешнице и мигом передышки.

— Не останавливайся… прошу… — шепчу, как за спасательный круг, хватаясь за плечи Медведя.

Вижу в его глазах тёмное, мощное желание, на которое откликается моё тело.

Встав между моих ног, он притягивает меня вплотную. Даёт почувствовать всю силу своего желания.

Подаюсь ещё ближе, хочу чувствовать его всем телом. Ногами обхватываю за талию. Прикусываю квадратный, с начинающейся щетиной подбородок.

— Люблю тебя! — шепчу. — Очень. Только тебя. Всегда тебя ждала.

Знаю, что это правда. Что не просто так я осталась невинной. Чтобы лишиться этого здесь и сейчас.

Медведь обхватывает моё лицо ладонями, заставляет встретить его взгляд, в котором потрясающе сочетаются нежность и сила.

— Скажи ещё раз, — приказывает хрипло.

Чувство неловкости накрывает на несколько долгих мгновений. Всё замирает. Медведь ждёт, я… стесняюсь? Смешно.

— Я люблю тебя, — произношу отчётливо.

Насколько позволяет сорванное дыхание и дикий пульс.

— Люблю. Навсегда… мой Медведь…

— Моя Принцесса… — отзывается он.

И мир сливается, сворачивается, чтобы оставить нас вдвоём. Только вдвоём. Сосредоточенными только друг на друге.

И я не помню, как мы оказываемся в спальне. И как остаёмся без одежды.

Медведь не даёт мне очнуться от этого, одного на двоих, сумасшествия.

Я чувствую его руки — везде. Я чувствую его губы — они оставляют ожоги на моей коже. Я впиваюсь пальцами в его плечи. Кричу, стону, зову его.

Короткое облегчение наступает, стоит моей спине коснуться прохладной простыни. Но горячее, сильное тело накрывает сверху, прижимает к кровати, возвращая наш общий костёр, в котором мы горим с таким удовольствием.

— Боже, да! — кричу, когда его язык и зубы играют с моей грудью.

Никогда в жизни не думала, что самое чувствительное место не сосок, а ареола груди. Что рука, сжимающая то нежно, то властно может дарить такое удовольствие.

— Я больше не могу, — выдыхаю и впиваюсь поцелуем в его губы.

Чувствую сладкую, непривычную пульсацию между бёдер. Ахаю, когда на неё ложится рука Медведя.

И если я думала, что до этого было хорошо, то как же я ошибалась! В несколько касаний Медведь заставляет меня выгибаться на простыни и просить больше, глубже, сильнее.

Мышцы дрожат от возбуждения и готовности финишировать, но каждый раз, как я оказываюсь на волоске от оргазма, Медведь оттягивает удовольствие. До стонов. До жалобных всхлипов.

До момента, когда я сама прижимаюсь к нему, обхватывая ногами за талию, и прошу:

— Пожалуйста…

Лёгкий шелест пропускаю мимо ушей. Зато его пальцы во мне пропустить невозможно.

Это не сравнить ни с чем. Это имеет мало отношения к тому, как он заставил меня кончить тогда у лестницы.

Это…

Задохнувшись воздухом, чувствую, как пальцы сменяет огромная горячая головка.