Признаться в том, как сильно ты испортил свою жизнь, — непросто. Особенно когда ты говоришь это человеку, которого любишь и в глазах которого хочешь выглядеть достойным.

Ноа всегда была исключением. С ней я чувствую себя в безопасности, даже когда раскрываю свои самые тёмные и уродливые стороны. Она слушает и не жалеет меня. Но она же — единственный человек на свете, которого мне нельзя любить.

Если Джейс узнает о нас, он меня никогда не простит.

А если я снова не выберу своего сына, я себе этого не прощу. Джейсу сейчас как никогда нужен отец. Наставник, пример. И самое главное — ему нужна правда. Я звоню ему каждый вечер, пытаюсь договориться о встрече, но он всё время отмахивается.

Но я не вернулся в Шугарленд-Крик, чтобы так просто сдаться.

Он должен снова мне доверять. А он никогда не сможет, если узнает, что я всё это время врал.

После душа мы с Ноа лежим в её постели, и я держу её в объятиях, зная, что нас ждёт дальше. Мы разговариваем обо всём понемногу — обо всём, кроме огромного слона в комнате.

Проходит три часа. Она переворачивается и смотрит на меня.

— Мне нужно вернуться и убедиться, что всё готово к завтрашнему дню. Мы сможем поговорить после мероприятия?

Её грустный тон пронзает меня насквозь.

Я провожу пальцем по её скуле, по носу, вдоль линии подбородка, стараясь запомнить каждую черту. Киваю и выдавливаю мягкую улыбку:

— Конечно. Мне тоже надо проверить, как там Джейс.

Когда она провожает меня к двери, я беру её лицо в ладони и целую, проникая языком в её губы в долгом, глубоком поцелуе.

— Можно спросить ещё кое-что? — шепчет она, когда я прижимаюсь лбом к её лбу.

Я выдыхаю, не в силах сдержать дрожь.

— Конечно. Что угодно.

— То, что ты сказал... Про то, что влюбляешься в меня... Ты серьёзно?

Чёрт. Она совсем не даёт мне уйти легко.

— Да, Голди. Я не просто сказал это. Я это чувствую.

Я поднимаюсь по ступенькам к квартире Джейса и стучу в дверь. После того как я заехал в главный дом, Гаррет рассказал, что бабушка Грейс обработала его раны, а после того как они поговорили о том, что такое уважение, Джейс отправился домой.

— Чего? — открывает он, выглядя таким же разбитым, как и я. В руке почти пустая банка пива.

Я морщусь, глядя на его фингалы под глазами и повязку на носу.

— Остыл?

Он пожимает плечами, потом кивает.

— Отлично. Надевай ботинки.

— Куда мы идём? — спрашивает он с настороженностью, будто заранее готов спорить.

— Навестить твою сестру.

Я не был на могиле Лайлы с тех самых пор, как мы её похоронили. Хотелось бы сказать, что помню каждую секунду того дня, но я был слишком оцепеневшим, чтобы хоть что-то осознать. Единственное, что осталось в памяти — это как Марайя плакала, сидя рядом со своей матерью, а мои родители были с Джейсом.

Всё остальное мозг просто вычеркнул.

— Мама водила тебя сюда? — спрашиваю я, медленно въезжая на территорию кладбища. Мурашки пробегают по телу, когда я смотрю на надгробия. Я терпеть не могу кладбища.

— Каждый год в её день рождения, — тихо отвечает Джейс, глядя в окно.

Когда я останавливаюсь и мы выходим из пикапа, понимаю, что даже не помню, где находится её могила. После похорон я больше не приходил. Знал, что это место будет напоминать о том, чего больше нет — и о том, что было потом. Но никакое объяснение не оправдывает того, что я не навещал её.

Я — никчёмный отец.

К счастью, спрашивать мне не приходится — Джейс идёт вперёд. Цветы, которые оставляли в прошлый раз, давно завяли. Я корю себя за то, что не принёс свежий букет.

— Мама выбрала красивый памятник.

Я опускаю взгляд и читаю надпись впервые.

Любимая дочь и сестра

Лайла Элеонор Андервуд

13 октября 2001 — 3 мая 2013

— Это бабушка выбрала. Мама не смогла собраться с силами, чтобы принять решение.

— Понятно… — я стою, засунув руки в карманы, и в голове перебираю, с чего начать разговор, который никогда не планировал. — Она не единственная, кто не справился.

— Честно? Я мало что помню. Только то, что мама плакала каждый день напролёт. А ты исчез через пару недель, — в его голосе нет злости, только усталость. А у меня от его слов в груди будто нож повернули. Потому что когда он узнает правду, всё может измениться.

— Я не хотел уходить, Джейс. Хотел быть сильным, но внутри себя вёл войну.

Он поворачивает голову, нахмурившись.

— Потому что все винили тебя?

— Я и сам себя винил. Чувство вины разъедало изнутри. Боль от потери Лайлы сжигала меня полностью. — Я качаю головой, мне стыдно, что понадобилось десять лет, чтобы наконец поговорить с ним об этом. — Ты должен знать, почему я ушёл. Не знаю, насколько тебе это сейчас важно, но ты заслуживаешь правды.

Я опускаюсь на землю, прижимаю ладонь к свежескошенной траве, будто пытаюсь хоть немного стать ближе к дочери, чем за все эти годы.

— Я бы умер, если бы это спасло её, — голос предательски срывается, потому что боль, которую я причинил семье и другу, до сих пор сидит во мне. — Я пытался покончить с собой, хоть и знал, что это ничего не изменит.

Джейс подходит ближе, но я намеренно не поднимаю головы, избегая его взгляда.

— Когда? — спрашивает он.

— Через три недели после похорон, — голос дрожит, в горле ком. — Мне казалось, я не могу жить в мире без неё. Боль душила, пока я не сломался.

Он шумно выдыхает.

— Мама знает?

Я смотрю на него.

— Да.

Он хмурится.

— Она мне не говорила.

— Она пыталась защитить тебя, сама живя в аду. Ей нужен был кто-то, на кого можно свалить вину, и я не сопротивлялся. Потому что, как бы меня ни убеждали в обратном, я всё равно винил себя.

— Как ты пытался… — он замолкает, — …покончить с собой?

— Помнишь моего друга Дэмиена?

— Конечно. Он каждый год приносил мне подарки на Рождество и день рождения.

— Правда? Он мне не говорил… Похоже на него.

— Бракстон не любил, когда он приходил. Говорил, что Дэмиен — один из маминых триггеров. После его визитов она всегда несколько дней была не в себе. Но мне нравилось с ним разговаривать, поэтому она его всё же пускала.

— Я тоже вижусь с ним только пару раз в год — по той же причине.

— А при чём тут Лайла? — он садится рядом.

Раз уж я начал, пора рассказать всё. Оба моих ребёнка заслуживают знать правду.

— Я попросил его убить меня. Хочешь знать всю историю? Я пытался оградить тебя от деталей, потому что мне стыдно. Но это объясняет, где я был. Особенно в те первые два года.

Он ненадолго замолкает, потом кивает.

— Да. Хочу знать.

Я глубоко вдыхаю, готовясь снова нырнуть в это прошлое — теперь уже не с Ноа, а с сыном. Но он имеет на это полное право.

— Смерть Лайлы казалась самым страшным в моей жизни. Пока через три недели я не попросил Дэмиена застрелить меня. Вот это стало настоящим дном. Вы с мамой винили меня, и у меня больше не было причин жить. Мне казалось, смерть — единственный выход.

Я рассказываю ему, что произошло в тот день, как очнулся в больнице. Джейс слушает каждое слово, но его лицо остаётся непроницаемым, и я не могу понять, что он чувствует.

— Ты же не можешь просто так просить кого-то убить тебя и думать, что это не оставит следа. Тем более детектива, — качаю головой, иронично усмехаясь. — Дэмиен понял, что мне нужна помощь. Он знал, если не вмешается, я всё равно доведу себя до конца. Боль выжгла меня изнутри. Я стал пустой оболочкой. И провёл два года в психиатрической клинике. Я безумно скучал по тебе, но мама не смогла простить, и мы развелись. Она не хотела, чтобы ты знал, где я, и тогда я согласился. Боялся, как ты это воспримешь. А потом понял, что оставил слишком много места для догадок. И из-за этого ты решил, что я тебя бросил.