Она была как заноза под кожей — болезненное, раздражающее напоминание о том, чего я не мог выбросить из головы. Клэри Холливел. Её имя застряло в сознании, пульсируя, как запретный вызов. Стоило бы оставить её в покое, стереть из памяти, но я никогда не умел отказываться от того, чего хотел.

С первого дня она выводила меня из себя. Эта её независимость, этот дерзкий взгляд, в котором не было и капли страха. Омега не должна быть такой. Омеги — послушные, мягкие, покорные. А она… Она не подчинялась. Не прогибалась. Была, черт возьми, слишком собой, будто нарочно испытывая мои границы. И я ловил её вызов с хищной ухмылкой, потому что кто, если не я, поставит её на место?

Но в постели всё менялось. Там не было её стен, её напускного равнодушия. Только горячая, податливая кожа, дыхание, срывающееся на хрип, и её глаза — тёмные, затуманенные страстью, наполненные борьбой. Мне нравилось наблюдать, как она ломается. Не физически — нет. Гораздо глубже. В этот миг она была настоящей, без панциря, без масок. И это было моим наркотиком. Не тело. Не секс. А её внутренний надлом, который я чувствовал кончиками пальцев.

Но огонь всегда отбрасывает тень. В ней что-то тревожило меня. Её движения — чуть быстрее, чем нужно. Взгляд — чуть резче, чем хотелось бы. Дрожь в голосе, когда она думала, что я не слышу.

Сегодня я уловил это снова.

Едва заметный, почти невесомый оттенок тревоги, скользнувший в её голосе, как трещина по гладкой поверхности стекла. Неуловимый, но неизбежный.

Она стояла у окна, сжимая телефон так крепко, что костяшки побелели. Сквозь занавеску пробивался уличный свет, очерчивая её силуэт — хрупкий, напряжённый, будто струна, натянутая до предела.

— Мама, ты уверена?

Голос был ровным, слишком ровным. Но в нём что-то звенело, спрятанное под слоем тщательно контролируемой отстранённости. Лёгкий надлом, который могла уловить только моя острота слуха.

Не слышал ответа, но увидел, как она побледнела. Словно кто-то одним словом стер с её лица все краски, все эмоции. Осталась только маска, натянутая в спешке, словно плохо зашнурованный корсет — жесткая, неестественная.

Я ждал.

Она выдохнула, заставила себя убрать телефон, но пальцы предательски дрогнули. На какие-то секунды она будто забыла, что не одна, а затем обернулась ко мне, снова надев привычное равнодушие.

— Всё в порядке? — подошёл ближе, позволяя голосу звучать ровно, будто вопрос был формальностью.

Вздрогнула. Почти незаметно, едва ощутимо, но я видел. Слишком быстро взяла себя в руки, слишком поспешно отвела взгляд.

— Да, просто устала, — спокойно ответила она.

Ложь.

Она висела в воздухе, вязкая, густая, как предгрозовое напряжение.

Чувствовал её так же чётко, как запах дождя перед бурей.

Позже, когда она сказала, что ей нужно в офис, я уже знал — это не про работу.

Алекс тоже уловил это. Наши взгляды пересеклись — краткий, немой обмен подозрениями.

А когда я вошёл в её кабинет и увидел, как её пальцы мёртвой хваткой сжимают флешку, всё встало на свои места.

Эта игра только начиналась.

И я разберу её на части, если потребуется. Потому что Клэри Холливел что-то скрывала.

И я намерен выяснить что.

Дождь барабанил по стеклам, превращая ночной город в размытое полотно неоновых отражений. Ссидела за компьютером, утопая в мягком, призрачном свете монитора. Виртуальный мир — моё убежище. Здесь, под ником «Тень», бросала вызов всем и вся, владея кодом, играя с системой, овладевая информацией, как хищник. Мои пальцы летали по клавиатуре, генерируя сложные алгоритмы, взламывая защиту, извлекая данные — чистый адреналин.

Но даже здесь, в своей стихии, тяжесть реальной жизни давила, опустошала, убивала. Когда врач бесцветным, бездушным голосом объявил «неоперабельно», система дала сбой. Система, которая должна была спасти мою мать. Система, которую теперь придётся взламывать мне. И плевать на последствия.

Моя цель — Роулингс. Он — владелец того завода, где моя мать проработала долгие годы, подвергаясь вредным условиям труда. Он — причина её страданий. Он — моя цель.

Левые счета Роулингса нашла быстро. Миллионы, нагло припрятанные на офшорных счетах, манили, словно призрачный огонь. Это — цена его безответственности. Я брала понемногу, кропотливо заметая следы, переводя деньги на фиктивные счета, а оттуда — туда, куда нужно. Маме на лечение, себе на жизнь, даже на благотворительность — холодная, расчетливая месть, маскирующаяся под доброжелательность. Я владею ситуацией. И я не остановлюсь. Пока он не заплатит за всё.

Я так увлеклась игрой, что чуть не проглядела контратаку. В сети любая ошибка — критична. Я стерла следы, обнулила IP-адреса, но интуиция кричала: «Беги!» Напряжение сжимало, давило, не оставляя воздуха.

После сложной ночи, проведённой за заметанием следов, наступило утро — бледное, холодное, словно отблеск моего страха. Затем — насыщенный, бесконечный рабочий день в кофейне. Как бариста, я приготовила сотни чашек кофе, обслуживая посетителей с моей обычной, спокойной улыбкой — маской, скрывающей напряжение, давящее изнутри.

Умело разливая молоко, рисуя на пенке изысканные сердечки, я старалась не впадать в панику. Каждый заказ — ритуал, позволяющий сосредоточиться, контролировать себя, сдерживать нарастающую тревогу. Запах свежемолотого кофе — обманчивый, он не мог заглушить давящее чувство ожидания, опасности.

Но несмотря на суету, к вечеру время словно замедлилось. Мои мысли — уже не мысли, а тревожные, пульсирующие опасения. Давление усиливалось, сжимая в тисках. Я закрывала кофейню, прибирая помещение, запирая дверь и выходя на улицу — сжимая в кармане флешку — ключ к хорошей жизни, к спасению.

Выходя на улицу, ощутила на себе пристальный, холодный взгляд. Неприятное, давящее чувство охватило, заставляя меня содрогнуться от ужаса. Огромный, чёрный внедорожник Lexus LX, с тонированными стёклами, припаркованный через дорогу, излучал угрозу. Сердце заколотилось, в жилах вскипела волчья кровь. Опасность! Острая, неотвратимая.

Я ещё не успела сделать и шага, как двое громил в чёрном — высокие, крепкие, с бесстрастными, холодными лицами — перегородили мне дорогу. Их появление — внезапное, резкое, лишающее возможности высвободиться. Прежде чем я смогла что-либо додумать, они схватили меня, скручивая руки за спиной.

Их хватка — сильная, болезненная, не оставляющая надежды на освобождение. Ужас — кипящая лава, раскалённая, неуправляемая. Страх — давящий, душащий. Они держали меня крепко, не давая вырваться. Их сила — непреодолимая. Ненависть — раскалённый металл, расплывающийся внутри.

Я очнулась уже в салоне Lexus LX. Запах дорогой кожи, сигарного дыма и чего-то ещё, едва уловимого, хищного, вызывал тошноту. Давящая, тяжёлая атмосфера излучала угрозу.

— Добрый вечер, мисс Холливел. Или, лучше, — «Тень»? — произнёс мужчина, сидящий напротив.

Его голос — низкий, с металлическими нотками. Взгляд — безжалостный, пронзительный, заставляющий меня содрогнуться. Его аура — властная, давящая, наполняющая воздух леденящим холодом и агрессивной энергией. Как омега, я ощущала его дикое, беспощадное доминирование. Его взгляд — приказ, вынуждающий меня подчиниться.

— Здравствуйте, — прошептала, вжимаясь в кресло.

— Хороша, ничего не скажешь, — он ухмыльнулся, выпуская клубы едкого, горького дыма. — Но недостаточно.

— Зачем я вам? — спросила я, стараясь сдержать панику.

— Прямолинейность — это похвально, Клэри, — ответил мужчина, откидываясь на спинку сиденья, всматриваясь в меня тяжёлым, неотпускающим взглядом. — Мне нравятся дерзкие омеги.

Адреналин пульсировал в крови. Его взгляд — бурав, проникающий под кожу, выворачивающий наизнанку.

— Ты можешь быть мне полезна, — протянул Маркус, поигрывая маленькой серебряной флешкой. Его взгляд — авторитетный, давящий, пугающий. — У тебя есть талант, Клэри. И я его использую.