— Ты меня любишь? — прохрипел я, обнимая ее.

Мария вздрогнула, глядя на меня так, будто увидела привидение. Глаза у неё были красные, щеки – в пятнах от туши. Волосы взъерошены, губы искусаны.

Она так красива, что становилось больно.

Мне не хватало возможности смотреть на нее и видеть ее ответный взгляд без ледяного, как лед, взгляда.

Но тут она вскочила с кровати. — Мне нужно позвать врача!

Я схватил ее и притянул к себе гораздо ближе, чем прежде.

— Зак, мне нужно...

— Ты меня любишь? — перебил я ее, ладонью поглаживая ее по затылку.

Во мне не было ничего нежного.

Я ждал чертовски долго.

Слишком много раз все портил.

Слишком много раз ее терял.

Мне нужно знать.

Мне нужно знать, что мне больше никогда не придется видеть, как она уходит от меня.

Я пристально посмотрел на нее и строго осмотрел ее лицо, словно ожидая увидеть в нем хоть каплю сомнения.

Но ничего не произошло. Её взгляд смягчился настолько, что я подумал: она просто не может так на меня смотреть.

— Да... — Она положила руку мне на шею и наклонилась, целуя меня в лоб. — Мне нужно вызвать врача...

— Они могут подождать. Я, блядь, ждал три года. — И с этими словами я притянул её к себе, впившись губами в её губы. Я целовал её, как изголодавшийся мужчина, просовывая язык в её полуоткрытые губы и пожирая её. — Я люблю тебя, — простонал я ей в губы, вдыхая её запах.

— Я люблю тебя. — Её губы коснулись моих. — Всегда любила.

— Правда?

— Правда.

Тёмный звук удовлетворения зарокотал в моей груди, и я поцеловал её крепче. Когда она застонала мне в рот, я понял, что сейчас заставлю её скакать на моём члене на этой больничной койке.

— Доктор, — пробормотала она. Я продолжал, давая понять, что не остановлюсь. Но затем она прошептала мне в губы: — Пожалуйста… Ради меня...

Я отстранился, с удовольствием увидев, как ее щеки раскраснелись, а губы припухли.

Мария

Я стояла рядом с Заком, пока врач его осматривал. Маттео, брат Зака, стоял в другом конце комнаты, разговаривая с другим врачом и разбирая документы. Зак упоминал о нем раньше, но мы никогда не встречались – до тех пор, пока ему не позвонили из больницы несколько часов назад.

Тревор, Зейн, Наталья и братья и сёстры ДеМоне тоже приехали; Кали была ещё в пути, летела из Токио. Они ждали меня на улице всю ночь, пока Зак был на операции, а я плакала на руках у Натальи. После того, как Зак проснулся и увидел их на несколько минут, они отправились домой спать – в семь утра.

С тех пор, как место преступления на станции метро “Бруклинский мост” было вычеркнуто из списка терактов, у полиции не возникло никаких проблем. На месте преступления присутствовал не Главой Diablo, а миллиардер и бизнесмен Закари Ди’Абло. Сначала я переживала, что возникнут проблемы из-за того, что я отвезла его в больницу с четырьмя пулями в груди, но Зак и Маттео были так высоко, что их ничто не могло тронуть.

Сильная рука Зака крепко обнимала меня за талию, словно я могла исчезнуть, если он отпустит. Скрестив руки на груди, я коснулась его пальцев своими. Он, не теряя времени, соединил их.

— Проснулся всего через 5 часов после того, как меня чуть не подстрелили. Вы сильны как лошадь, мистер… Ди'Абло. Я никогда ничего подобного не видел... — Доктор продолжал рассказывать о впечатляющем выздоровлении Зака.

Зак ухмыльнулся. Он снова пришёл в себя, как будто ничего не случилось, а у меня всё ещё была тушь на щеках и болела грудь. За эти пять часов не было ни минуты, чтобы я не выплакивала глаза.

— И большой, как один... — протянул Зак, но я услышала его. Я легонько шлепнула его по руке, отчего он усмехнулся, и прижала его лицо к своему боку. Моя рука легла ему на затылок, прижимая к себе.

Я проспала у него на руках две ночи на больничной койке, пока его не выписали. Я ни разу не отходила от него, даже чтобы поесть; Маттео приносил нам еду. Я составила компанию Заку; мы, как всегда, часами разговаривали.

На этот раз я рассказала ему всю правду о своём детстве, о Кубе, о том, как я стала агентом, о встрече с Франческой, о том, что случилось той ночью в Мексике, о времени до нашей встречи в том клубе и о времени, которое мы провели вместе, о том, как Руиз снова появилась в моей жизни, и о том, что на самом деле было в этой папке. Когда он спросил меня, что я чувствую, зная, что Руиз моя мать… я ответила, что ничего не чувствую; она, возможно, и была моим биологическим родителем, но никогда не была моей семьёй. Я рада, что эта часть моей жизни закончилась.

Зак рассказал мне о своем детстве, о том, как он рос в Нью-Йорке, пока его брат управлял Картелем в Южной Америке, как играл в баскетбол в колледже и хотел стать профессиональным игроком, как сначала он не хотел брать на себя управление семейным бизнесом, но у него не было выбора, о том, что произошло той ночью в Мексике, о времени до того, как он нашел меня в том клубе, и о времени, которое мы провели вместе, как он ненавидел себя за то, что произошло в Квинсе, и как он готов был принять за меня еще тысячу пуль.

Я крепко обнимала его и благодарила Бога; Зак был таким сильным, что быстро поправится. Я плакала, видя раны на его груди, когда врачам приходилось менять ему повязки; Зак вытер слезы и поцеловал меня в лоб. Я внимательно слушала всё, что говорили врачи, потому что собиралась заботиться о нём, пока он не поправится. Я проводила ногтями по его волосам и массировала ему голову, пока он не уснул.

Я не сказала ему, что по дороге в больницу у него остановилось сердце.

Месяц спустя

Мария

Настоящее

Меня вырвало из сна, когда теплая тяжесть опустилась мне на талию. Я открыла глаза, и взгляд упал на чёрные шёлковые простыни, а сквозь панорамные окна размывались огни Нью-Йорка.

Я слегка повернула голову, снова моргнув, и увидела знакомую тумбочку из темного дерева. На ней: телефон, часы, серьги-кольца и электронные часы, показывающие час ночи. Над кроватью висела абстрактная картина, на которую я раньше не обращала внимания: лицо девушки в черно-белом цвете, всё размытое, кроме глаз, которые остались нетронутыми. Её длинные тёмные волосы, взъерошенные и непослушные, ниспадали на плечи.

Знакомый запах дыма, шалфея и древесины наполнил мои чувства, и тяжесть на талии усилилась. Я опустила взгляд и увидела сильную руку Зака, обнимающую меня. Во рту пересохло: черные чернила растеклись по гладким загорелым мышцам, по дорогим черным простыням.

Он обнял меня крепче, притягивая ближе. Меня охватило странное чувство: кожа потеплела и загудела от его прикосновения, но в горле встал ком, а глаза защипало. В голове промелькнула отдаленная мысль: я больше никогда не хочу расставаться с ним.

Его ладонь скользнула вниз, опустившись на низ моего живота; пальцы слегка заскользили под резинку моих стрингов. В груди вспыхнуло тепло, которое затем опустилось между ног.

Моя спина прижалась к его сильной груди, и хотя он не был твёрдым, его член все еще угрожающе прижимался к моей заднице. По моим венам пробежала горячая дрожь, заставляя тело гореть от удовольствия.

Если бы я присмотрелась, то смогла бы различить смутные очертания своего тела, его руку, обнимающую меня, и его голову надо мной на подушке.

Я лежала там какое-то время, глядя на город под пентхаусом Зака, и думала. У меня всё ещё была квартира, но я приходила туда только за одеждой и вещами. С тех пор, как я стала заботиться о Заке – за исключением тех случаев, когда раз в день приходил врач, – я не отходила от него ни на шаг; мы жили вместе уже месяц.

Больше всего мне понравилось, когда он позволял мне мыть ему голову в душе, потому что ему нельзя было поднимать руки. Обняв меня, он закрыл глаза и прижал меня к себе, пока я массировала ему голову.