— Как я уже сказала, со мной все будет в порядке.

Он наблюдал за мной еще секунду, оценивая язык моего тела и выражение лица на предмет каких-либо признаков того, о чем я думаю; он ничего не найдет. Я потратила годы, тренируя себя, чтобы стать нечитабельной.

После того, что показалось мне слишком долгим для нормального общения, он кивнул головой в сторону улицы в конце переулка. — Я вызову тебе такси.

Пять минут спустя я уже ехала домой с ощущением лёгкой дрожи на щеке. Одна в оплаченном заранее такси и вся разгоряченная.

Глава 2

Мария

Бронкс, Нью-Йорк

3 года

Я не уверена, как я сюда попала.

Только то, что я застряла здесь на очень долгое время.

Я сидела на бежевом диване в большой пустой комнате. Ждала – точно так, как они мне сказали. Я изо всех сил пыталась дышать, так как мой подбородок дрожал, а грудь поднималась и опускалась от неровных вдохов. Грудь горела, а перед глазами все расплывалось.

Я плакала – по крайней мере, мне так казалось. Оглядываясь назад, я чувствую, что у меня случилась паническая атака.

Милая женщина, с которой я познакомилась ранее, вернулась в комнату. Она была хорошенькой; длинные каштановые волосы и зеленые глаза, такие же, как у меня. Она говорила по-испански. Я хотела бы, чтобы она была моей мамой.

Когда она увидела, что я плачу, она опустилась передо мной на колени. Она обхватила мое крошечное красное личико своими мягкими ладонями и вытерла мои слезы.

— Перестань плакать. Ты должна быть сильной. Никогда и никому не позволяй видеть, как тебе больно.

Я кивнула. Она улыбнулась. Я попыталась улыбнуться в ответ.

Мое дыхание постепенно стало более нормальным.

Она отпустила мое лицо и сжала мои маленькие грязные ручки в своих.

— Теперь ты в безопасности, ангел.

7 лет

Руиз солгала.

И вот я здесь, все еще в дерьмовой системе приемных семей Нью-Йорка, каждый день борюсь за выживание.

Я оглядела знакомую бежевую комнату. Мой взгляд упал на мои руки в синяках. Я опустила рукава.

— Ты не можешь продолжать в том же духе, Мария. — вошла Руиз и, вздохнув, села напротив меня на потертый диван и принялась листать свои папки.

Наверное, это будет мой тридцатый раз, когда я покину приемную семью.

Я всегда была бегуном.

— Что на этот раз было не так?

Они пытались прикоснуться ко мне. Причинили мне боль. Ударили меня.

Я скорее умру, чем позволю им.

— Мне не понравилась моя комната. — Ложь прозвучала естественно, но синяки на моем теле горели под мешковатой одеждой.

Никто никогда ничего не видел. Я бы этого не допустила.

Никогда и никому не позволяй видеть, как тебе больно.

Я мысленно усмехнулась. В одном она была права.

— Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной, правда? — Руиз смотрела на меня грустными глазами. Несмотря ни на что, я знала, что она хотела для меня только лучшего. Она просто не могла позаботиться обо мне сама, поскольку едва могла позволить себе жить самостоятельно.

Я приподняла уголок губ, пытаясь улыбнуться. — Я знаю.

Она вздохнула, закрыла папку и встала. — Я пойду поищу тебе новое жилье. Подожди здесь. — Она повернулась, чтобы уйти, но остановилась в дверях, чтобы оглянуться на меня. — И не убегай больше. — Она ткнула в меня пальцем. — На этот раз я серьезно, Перес.

Я только ухмыльнулась в ответ.

Она раздраженно вздохнула и закрыла дверь, снова оставив меня одну.

Моя улыбка погасла. Я знала, что к концу недели снова буду здесь. Была пятница.

— Привет. Я Наталья. Как тебя зовут?

Оглянувшись через плечо, я встретилась с парой небесно-мягких карих глаз. Они принадлежали девушке примерно моего возраста. Рыжевато-светлые волосы струились по ее плечам поверх розовой ткани зимнего пальто.

Сейчас декабрь и мой первый день в приюте Бронкса. На этот раз Руиз действительно превзошла саму себя. Я не смогу убежать отсюда; по крайней мере, не тогда, когда над нами кружат пятидесятилетние ястребы. Позже я выросла и мне стал нравиться сиротский приют, но только из-за занятий боксом, которые проводились каждый вечер.

— Мария, — ответила я, прежде чем отвернуться.

Я сидела на скамейке, прижав колени к груди, костяшки пальцев побелели. Ледяной ветер обжигал мои раскрасневшиеся щеки, и я провела языком по обветренным губам. Шел снег. Теперь у меня нет возможности сбежать.

По крайней мере, у меня есть крыша над головой.

— Приятно познакомиться, Мария. — Девушка села рядом со мной – так близко, что от прикосновения мне стало теплее. — Сколько тебе лет?

— Семь.

— Мне девять. — Она вздохнула и, слегка нахмурившись, огляделась. — Как долго тебя не было дома?

— С тех пор, как я себя помню. Ты? — Я выпрямилась и повернулась к ней.

— Я тоже. Но я не останусь надолго. — Она быстро взглянула на меня, как будто хотела заверить меня, а не себя. — Моя мама вернется за мной.

Даже тогда я знала, что это неправда. И я была права, потому что она не вернулась.

— Это мило. — Я все равно улыбнулась. По какой-то причине мысль о том, чтобы сделать что-нибудь, чтобы приглушить ее улыбку, пронзила мне грудь.

— Откуда ты? — Она улыбнулась шире, полностью повернувшись ко мне и скрестив ноги на холодной деревянной скамейке.

— Я выросла здесь, в Бронксе...

— Я тоже, — перебила она меня.

Я рассмеялась, прежде чем продолжить: — Но я родилась в Пуэрто-Рико. А как насчет тебя?

— Мама говорит, что мы итальянцы. Ты хочешь быть друзьями? — Она положила свои холодные руки на мои грязные. Я посмотрела вниз: ее розовое пальто так отличалось от моего черного, но цвета как нельзя лучше подходили друг другу.

У меня не было друзей. Я меняла жилье и школу каждые несколько недель, так что ничего не задерживалось.

Я посмотрела на нее с широкой улыбкой. — Да.

— Хочешь поиграть в принцесс?

— Да! — Я взвизгнула, когда мы обе вскочили и побежали к качелям.

После этого мы стали неразлучны. Наталья была единственной, кто когда-либо видел настоящую меня, и я была единственной, кто умер бы, защищая ее.

14 лет

Мое волнение было таким же явным, как несовершенство кожи Натальи. Было начало сентября, и мой первый день в аду старшей школы, и хотя мне было абсолютно наплевать на то, что я посещаю, я рада проводить больше времени с Натальей, которая только что перешла в выпускной класс.

Холодный ветерок пронесся мимо нас, когда мы вышли на улицу в зону отдыха. Я украдкой взглянула на наши наряды; даже спустя столько лет мой пуховик jacket оставался черным, а ее розовым.

Когда мы проходили мимо столика парней, в воздухе раздался громкий свист, сопровождаемый неуместным комментарием о свежем мясе.

— Не обращай на них внимания, — тихие слова Натальи успокоили меня.

Я слушала ее, несмотря на то, что кровь начала бурлить в моих венах.

У него был шанс, но он решительно предпочел им не воспользоваться. — А как насчет тебя? Оно розовое, как твоя куртка из жевательной резинки?

Наталья схватила меня за руку. — Не надо...

— Да ладно, мамочка, я узнаю шлюху, когда вижу ее, — пропищал идиот, на этот раз громче, чтобы услышал весь двор.

Я медленно повернулась, мое лицо оставалось бесстрастным. — Потому что одна из них дала тебе жизнь, верно?

В комнате воцарилась тишина, прежде чем все разразились смехом; некоторые даже указывали на парня. Я думаю, это было забавно, когда девушка лучше обращалась со словами, чем парень.

Я отвернулась и жестом показала Наталье, чтобы она шла дальше. Но затем сзади меня появился кулак и врезался мне в челюсть, повернув мое лицо в сторону. Слабый удар.

Во дворе снова все стихло.

Я медленно обернулась, пытаясь совладать со своими нервами, но было уже слишком поздно. Не успела я опомниться, как уже держала его и меняла структуру лица. Я занималась боксом много лет, в свободное время работала в спортзале в центре города, так что я привыкла бить боксерские груши. Мое единственное сожаление заключалось в том, что я не смогла поступить хуже из-за толпы, ставшей свидетелем его избиения. Обхватив кулаком его тонкую золотую цепочку, я сорвала ее, прежде чем подняться на ноги и плюнуть на него.