Но если я отреагирую, это значит, что мне не все равно – что определенно не так. Между любовью и ненавистью тонкая грань, и я не заинтересована вступать с ним ни в то, ни в другое, поэтому я заставила себя оставаться безразличной к ситуации.

Я отвернулась, прежде чем он смог увидеть неестественную реакцию моего тела. Бесцветные слова слетели с моих губ со скучающим усилием: Cállate⁴.

Машину наполнил мрачный смешок.

Остаток поездки прошел в тишине. Я прикусила нижнюю губу, наблюдая за его рукой на руле. У него были татуировки на пальцах, которые, как я могу сказать, тянулись по рукам до груди – возможно, и по спине тоже – и немного выше по одной стороне шеи.

Я проглотила комок в горле. Я определенно была чем-то больна.

Когда он остановился перед моим многоквартирным домом, я осознала, что никогда не говорила ему, где живу. — Как...

— Я слышал, как ты назвала адрес водителю такси.

О.

— Что ж, спасибо, что подвез, придурок, — сказала я, отстегивая ремень безопасности.

— Без проблем, hermosa. — Он открыл дверь, и я вышла. Я уже собиралась закрыть дверь, когда он заговорил снова: Que sueñes con los angelitos⁵.

Я замерла от традиционного способа, которым он произнес сладких снов. Нахмурившись, я мгновение изучала его лицо. — Тебе тоже, — пробормотала я, прежде чем закрыть дверь. Что-то было не так.

Эта фраза прокручивалась у меня в голове, пока я брела сквозь дождь и зашла в свое здание. Это была моя любимая поговорка, когда я была моложе, но я больше ее не произносила. Со временем ее чистый смысл стал искажаться.

Нажав кнопку лифта, я снова выглянула наружу, сквозь стеклянные стены приемной. Машина Закари все еще была припаркована перед домом, фары светили в ночи.

Оказавшись в своей квартире, я подбежала к окну. Он уехал.

Когда я вымыла тело в душе, вытерлась полотенцем, нанесла лосьон и легла в постель – обнаженная и одинокая, – его ровный голос зазвучал на повторе.

Пусть тебе приснятся маленькие ангелочки.

Глава 5

Мария

16 лет

Бронкс, Нью-Йорк

Уже поздно. Слишком поздно даже для меня.

Я ускорила свой шаг, проходя мимо обветшалых зданий в жилых кварталах. Улицы уже пусты, покинутые даже местными гангстерами. Ни на одном углу нет ни бродячих собак, ни пьяных бездомных. Все было пустынно.

Как только мне несколько месяцев назад исполнилось шестнадцать, я покинула приемную семью и никогда не оглядывалась назад. Хотя миссис Руиз, мой бывший социальный работник, этого не одобряла, она не заставляла меня возвращаться. Теперь я была практически взрослой, и она больше не могла контролировать меня, но это не означало, что она не была самым близким мне человеком, похожим на родителя.

С годами мы с Натальей стали неразлучны, но сейчас ей было восемнадцать, и она уезжала в колледж. Она сказала мне поехать с ней в Нью-Йоркский университет, но я не могу; мне нужно позволить ей какое-то время пожить самостоятельно. Пока она ходила на лекции и благотворительные мероприятия, я все еще посещала нашу местную среднюю школу и работала на трех работах – одна из них заключалась в ночных сменах в спортзале в центре города. Несмотря ни на что, мы всегда созванивались, и я часто ездила на метро, чтобы повидаться с ней на Манхэттене.

Скребущий звук металла по асфальту заставил мой желудок сжаться, а по спине потекли ледяные капли. Это был мужчина, который, должно быть, случайно пнул банку из-под газировки. Он шел позади меня, довольно далеко, но что-то было не так. Действительно неправильно.

Я пошла быстрее, но, когда я заметила, как второй человек вышел очередного переулка, я побежала быстрее, чем когда-либо раньше.

Черт.

Выросшая в Бронксе, я знала, что произойдет одно из двух: меня ограбят или продадут.

Я слышала ужасающие истории о трупах с отсутствующими органами, найденных в мусорных контейнерах, и даже сама видела некоторых, завернутых в мешки для мусора.

В моей голове зазвенели тревожные колокольчики. В то время как некоторые, возможно, испугались, сработал мой инстинкт самосохранения. Это не первый раз, когда за мной гнались в Бронксе. Мне просто нужно добраться до более оживленной улицы, и я была бы в безопасности.

Громкий топот приближался, и на мгновение мне показалось, что я сейчас умру. Они собирались поймать меня и причинить мне такую боль, о которой я даже думать не хочу...

Но затем топот стих, и он начал звучать все дальше и дальше. Они устали? Я действительно была так чертовски быстра? Я имею в виду, что была в школьной команде по легкой атлетике.

Я продолжала бежать по улицам Южного Бронкса, не веря своей удаче. Я была всего в двух кварталах от главной улицы. По моим щекам потекли слезы счастья от того факта, что я сбежала. Я больше никогда не собиралась засиживаться так поздно. К черту деньги. Я собираюсь найти работу где-нибудь в другом месте.

Завернув за угол, я столкнулась с чем-то большим — мужчиной. Прежде чем я успела отступить, он поднес салфетку к моему рту.

Все погрузилось во тьму.

Я проснулась от влажного тепла на своей шее. Мои глаза распахнулись, и страх парализовал мое тело. Мужчина лежал на мне сверху... Целовал мою шею... Прикасался ко мне...

К горлу подступила желчь. Меня затошнило.

Я была в тускло освещенной комнате, застыв от ужаса. Серые цементные стены, полные трещин и пулевых отверстий. Двери не было, только занавеска. Сквозь щели пробивались солнечные лучи; в воздухе витала пыль. Тут нет ничего, кроме грязного матраса, на котором я лежала. Комната завибрировала, когда снаружи донеслись слабые стоны.

От ужаса у меня на глазах выступили слезы. Меня похитили.

Мне потребовались все силы, чтобы сдержать рыдания. Мужчина не заметил, что я проснулась, и я не собиралась это менять. Вся моя одежда все еще была на мне, что означало, со мной пока ничего не случилось. Если я сейчас запаникую, они снова накачают меня наркотиками, и тогда у меня не будет никакой надежды.

Тревога затуманила мой разум. Как я собираюсь отбиваться от взрослого мужчины?

И тут я вспомнила: вся моя одежда все еще была на мне, то есть он все еще был пристегнут.

Я благодарю тебя, Боже.

Медленно я опускаю руку к поясу и вытаскиваю маленький нож. Выросшая на улицах Южного Бронкса, я всегда что-нибудь носила с собой. Без колебаний и угрызений совести я раскрыла лезвие и вонзила его мужчине в область шеи сбоку.

Его кровь потекла на меня. Я боролась с позывами к рвоте.

Он умер без единого звука. Я медленно скатила его с себя, чтобы не привлекать внимания.

Скатертью дорога.

Когда я встала, вошел еще один мужчина. Он был одет во что-то вроде зеленой униформы и держал в руках пистолет. Мы в шоке уставились друг на друга. Я, потому что я не знала, как черт возьми я собираюсь его убить, а он, потому что я была девочкой-подростком, покрытой кровью торговца людьми, на которого он, вероятно, работал.

Если бы я ничего не предприняла, то все равно умерла бы. Итак, без размышлений я сделала первое, что пришло в голову: я набросилась на него.

Он обо что-то споткнулся и упал на спину. Я схватила его пистолет, но он перевернул нас.

— Pequeña perra!⁶

Мы боролись друг с другом. Я сжала руки на пистолете, пытаясь отобрать его у него.

Хлоп хлоп хлоп.

Он рухнул на меня, когда пули пробили ему подбородок, и в комнате воцарилась тишина. Я задохнулась, когда из него вытекли мозги, и выбралась из-под него. Я случайно нажала на спусковой крючок. Я была вся в крови двух убитых мужчин.

Приглушенные стоны продолжались.

Неужели никто, блядь, этого не слышал?