Его брови нахмурились, а челюсти сжались, потому что он знал, что я права.

— Ты намеренно причинил мне боль, даже после того, как я рассказала тебе, через что мне пришлось пройти. Ты предал меня. А теперь... — Я глубоко вздохнула, сжимая пистолет в руке. Чистая, красная ярость захлестнула меня при воспоминании о боли в сердце. — Я убью тебя.

Я ожидала, что он нападёт на меня. Я предвидела каждое его движение, которое он мог бы предпринять, чтобы попытаться отобрать у меня оружие.

Чем дольше длилось молчание, тем больше неуверенности охватывало меня. Почему он не сопротивлялся?

Ничего.

Но потом…

Зак сглотнул, стиснул зубы и кивнул. — Я понимаю.

Что?

Я нахмурилась. — Ты слышал, что я сказала?

Его чёрные глаза пронзили мои, пожирая тьму своей интенсивностью. Он был настолько расслаблен, что слегка покачал головой. — Ты этого не сделаешь.

Я усмехнулась, снимая предохранитель. Сердце колотилось в груди.

— Ты не нажмешь на курок.

Сделай это.

— Ты не сможешь этого сделать.

Сделай это.

— Потому что я знаю, что ты меня любишь. — Он сделал шаг ближе, и я поправила пистолет в руке. — Почувствуй своё сердце. Почувствуй, как оно бьётся.

Я судорожно дышала, медленно выдыхая. — Подойдешь ближе, и я тебя пристрелю.

— Для этого нужно быть очень холодным человеком. А это не ты.

Это не ты.

Но это все, что я когда-либо знала.

Горячие слёзы текли по моему лицу. Я убрала руку с пистолета, чтобы быстро вытереть их.

— Ты не та, за кого себя выдаешь. Ты не бессердечная. Ты не злая.

— Зак... Стоп.

Он подошёл ближе. — Ты заботишься о людях, которых любишь, и любишь их сильнее всех. Ты красивая, умная и сильная; гораздо сильнее, чем я когда-либо смогу быть.

Я сжала губы, и молчаливые слезы прожгли дорожки по моим щекам.

— Но ты не холодная. У тебя самое большое, самое чистое сердце из всех нас. — Когда Зак сократил расстояние между нами, пистолет в моей руке поднялся, направив его под подбородок.

Его дыхание обдувало моё лицо, и на мгновение я почувствовала, как мои влажные щеки пересохли. Он поднял руки, обхватив моё лицо, и это чувство было таким успокаивающим, что я с трудом сдерживала желание закрыть глаза. Откинув волосы с моего лица, он вытер мои слёзы, отчего они текли еще сильнее.

— Ты самый чувствительный человек из всех, кого я знаю, и мне это в тебе нравится.

Я почувствовала, как задрожали мои губы. Он большими пальцами вытирал слезу за слезой.

— Это не слабость, детка. Ты ни в чём не виновата; это всё моя вина. И мне очень жаль.

Я зажмурила глаза, но слезы не прекратились.

— Мне чертовски жаль, что именно я причинил тебе столько боли, что ты плачешь из-за меня. Но я проведу остаток жизни, извиняясь и заглаживая свою вину. Я готов принять любое наказание, которое ты сочтешь заслуженным. Так что продолжай.

Он накрыл мою руку своей, когда опустил пистолет из-под подбородка и направил дуло прямо себе в сердце.

— Зак... — Мой шепот был таким тихим, что я не думаю, что он его услышал.

— Оно всегда было твоим.

Всегда.

— Ты знаешь меня по-настоящему всего три месяца.

Уголки его губ тронула легкая улыбка. — Я знаю тебя всю свою жизнь.

Я попыталась отвести взгляд, но он тут же притянул меня к себе, прижавшись ближе. Я посмотрела ему в глаза. Он был прав: я не могла этого сделать – потому что, честно говоря, мне и не хотелось. Моя рука с пистолетом упала.

— Почему ты не оставил меня здесь? — прошептала я.

— Ты знаешь почему.

Он хотел быть со мной, даже не зная, попытаюсь ли я когда-нибудь убить его?

— Почему бы не поручить это кому-то другому?

Его глаза загорелись, как солнце. — Я бы убил их прежде, чем они тронут хоть один волосок на твоей голове.

Прошло еще мгновение, и Зак глубоко вздохнул, его глаза на мгновение заблестели. — Жаль, что я не знал тебя в молодости. Я понимаю, что не знаю и половины того, через что ты прошла, но я бы защитил тебя. Никто бы тебя не обидел.

Девочка внутри меня – та, что все еще застряла в той бежевой комнате без семьи; та, что потерялась, бродит по улицам одна по ночам без дома и цели; та, которой приходится бороться со всем и всеми. Я чувствовала, как она исцеляется внутри меня.

Жаль, что я не знал тебя, когда мы были моложе. Я бы защитил тебя.

В моей голове всплыл образ Зака-ребенка, обнимающего меня.

Признание затронуло самые глубины моей души, и я опустила голову, чувствуя, как подавленная годами боль и травмы хлынули из моих глаз.

Зак прижал меня к себе, обняв так крепко, что я заплакала у него на груди. Он обнял меня, и я никогда не чувствовала себя в большей безопасности – даже когда держала пистолет.

— Я бы выследил их и убил… Всех. До единого. — Он обхватил рукой мой затылок, успокаивающе поглаживая. Он поцеловал меня в макушку, пробормотав мне в волосы: — Но моя девочка уже об этом позаботилась.

Сквозь рыдания у меня вырвался тихий смешок.

— Всегда такая сильная, — пробормотал он. — Никакой слабости. Всегда сила.

Он держал меня долго. Даже когда у меня кончились слёзы, я не отпустила его. Мне нужно было побыть так еще хоть мгновение.

— Por Favor, mi amor. Perdóname.²⁵

Его грубая честность пронзила меня прямо в грудь. Боже, я хотела простить его. Я хотела всё забыть. Я хотела сделать вид, что последних двух недель не было; что мы не выходили из его пентхауса той ночью. Я бы прошептала в темноту: — Я люблю тебя. — Что всё хорошо, потому что он знает, как неправ. Что его горе, такое же, как у меня, делает всё это немного лучше.

Но этого не произошло.

И я не могла двигаться дальше.

Он сожалел. Я знала, что он сожалеет. Но это не меняло того факта, что всё уже случилось. Он не мог изменить прошлое. Он не мог вернуть слова, сказанные мне. Он не мог заставить меня забыть.

Я не уверена, что хоть что-то сможет убедить меня снова быть с Заком. Я всё ещё любила его, как бы ни старалась не любить, и хотя я знала, что не сделала ничего плохого, влюбившись в него, я всё равно чувствовала себя слабой и глупой. Оказалось, что от любви избавиться не так легко, как от физических шрамов.

И я всё равно скучала по нему всё время. Я скучала по нему по ночам, когда его не было рядом, чтобы обнять меня. Я скучала по нему по утрам, когда он не был первым, кого я видела, просыпаясь. Я скучала по нему всё это время, потому что он всегда заставлял меня чувствовать себя лучше, безопаснее, комфортнее.

Но у меня было слишком много гордости и самоуважения, чтобы вернуться к тому же человеку, который причинил мне боль. Если бы я простила его, он бы снова причинил мне боль, и во второй раз это была бы моя вина.

Я глубоко вздохнула и отошла. Не глядя ему в глаза, я протянула ему пистолет.

— Детка, не уходи...

Какая-то часть меня не хотела уходить. Но мне пришлось. Ради себя.

Поскольку он не предпринял никаких попыток дотянуться до Glock, я наклонилась и положила его на пол. Затем я ушла.

Зак больше не останавливал меня, но я чувствовала, как его взгляд прожигает мне спину, умоляя остаться – именно поэтому я отказалась смотреть ему в лицо.

Скрывшись из виду, я взбежала по цементной лестнице и толкнула дверь пожарного выхода, выйдя на поверхность. Гравий захрустел под моими кроссовками, когда я остановилась, грудь тяжело вздымалась. Было уже темно, и ослепительные огни Манхэттена отражались в реке.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке.

Я поступала правильно. Так почему же это разрывало меня на части?

Мария

Настоящее

— Я слышала, что ты больше не встречаешься с Закари Ди’Абло. Что случилось?

Я слегка вздрогнула, возвращаясь к реальности после раздумий. Мама Франчески, Сильвия ДеМоне, села напротив меня на шикарный белый диван. Раз в несколько месяцев меня приглашали выпить чаю и поболтать. Сильвия была всеобщей любимицей, и мне всегда было весело с ней и Франческой.