Точность восприятия Жаботинского привела его к далеко идущему пророчеству. "Люди идут на уступки, — писал он, — и учитывают чужие интересы, только когда понимают, что должны. Но если им ясно, что притязания соседа не подкреплены больше силой, им присуще избегать каких-либо обязательств для компромисса.
Я вынужден сказать вам с откровенностью и жесткостью, что считаю бесполезными любые попытки по взаимопониманию (в самой Палестине), пока существует извиняющаяся за декларацию политика и отношение к евреям и ивриту как недостойному элементу".
Несмотря на заявление, что он не отчаивается и не собирается заключать, будто все потеряно, и что он убежден в возможности исправления просчетов, проникновенное предупреждение о том, что еще предстоит ожидать от британских властей, содержится в заключительной части письма:
"Если бы это был лишь вопрос времени, я бы не возражал. В конце концов, терпению-то я научился за четыре года борьбы за Еврейский легион. Но опасаюсь трех вещей. Во-первых, необходимость бороться за элементарное, очевидное, само собой разумеющееся равноправие столь неожиданно и настолько противоречит всеобщему представлению о Великобритании, это разочарование повсеместно, и боюсь, распространится за границу, станет очевидным для наших недоброжелателей и будет использовано во французских интригах, в интриге об объединенном ее с Англией правлении в Палестине, во всякого рода интригах; более того, я опасаюсь, как бы даже истинные сионисты, особенно с мышлением русского склада, не отреагировали бы в русском стиле, насилием, прослышав о вещах знакомых — отсутствии равноправия и нападениях на еврейских детей.
Во-вторых, боюсь, что арабов могут побудить к действиям, после которых примирение окажется невозможным. Иерусалимская стычка была тривиальной, но случись что-либо более серьезное, особенно с пролитием крови, разразится, по моему убеждению, буря, которая потрясет всю вашу политику с Фейсалом[502] безвозвратно.
В-третьих, начинаю опасаться английской администрации, самой будущей гражданской администрации.
Существует ли на самом деле такая уж пропасть между гражданскими и военными губернаторами? Сомневаюсь.
Я скорее думаю, что у них много общего, например, нелюбовь к сложностям и естественная склонность к предпочтению темненького простачка-туземца претенциозному baboo[503], осмеливающемуся демонстрировать европейскую культуру не будучи англичанином.
И вавоо's будем мы. Бог с ними, боями за мелочи в переходной стадии, но должен предупредить, что невозможно сражаться с администрацией и одновременно проводить колонизацию в большом масштабе.
Колонизация — по существу работа, требующая полного согласия и активной помощи политической власти.
Убеждены ли вы по-прежнему, что британские чиновники, назначенные на этот пост английским министром по колониям, без какого-либо контроля еврейскими органами, чиновники, несущие ответственность исключительно перед Великобританией, а не перед еврейской организацией, выстоят перед всеми тяготами столь огромной задачи?
Сомневаюсь. Что-то в нашей ориентации ошибочно, и это говорю вам я, нашу ориентацию выстрадавший".
В заключение он перечислил несколько практических предложений:
1. Назначение просионистского (еврея или нееврея) администратора.
2. Назначение еврейского советника в военную администрацию.
3. Распределение еврейских советников ко всем губернаторам.
4. Прокламация, подтверждающая обещание национального очага.
5. Указ, устанавливающий абсолютное равенство между арабским и
ивритом во всех учреждениях, судах, изданиях, документах и т. п.
6. Равное представительство арабов и евреев в городских советах Иерусалима, Яффы, Хайфы, Тверии и Цфата; назначение нескольких мэров-евреев.
7. Еврейский полк должен получить свое имя и нашивки; бригада — сформирована под командованием Паттерсона и расквартирована во всех крупных еврейских центрах на весь период оккупации.
Он просил: "Если вы в состоянии, помогите, иначе дела здесь для всех заинтересованных лиц приобретут плохой характер"[504].
Через одиннадцать дней Жаботинский отправил Вейцману второе письмо, описывая новые эпизоды действий против еврейской общины и унижения еврейских солдат и граждан официальными инстанциями, в то время как Декларация Бальфура, если и упоминалась, то в пренебрежительных тонах — как не имеющая практического значения.
Еврейская община, "в которой, — писал он, — существовало всеобщее понимание, что все арабское брожение вызвано только этим официальным отношением, запугивалась до состояния "полнейшего галута".
Их предупреждают не двигаться, не разговаривать слишком громко, не проходить Яффские ворота и другие подобные места большими группами и даже воздерживаться от таких проявлений, как празднование взятия Иерусалима англичанами. Это положительно напоминает мне Варшаву.
Британское отношение привело арабов к агрессии, которая, по всей вероятности, выльется во что-нибудь безобразное. Следовательно, — добавляет он, — если арабы попробуют погром, ответственность ляжет на них; ответственны же те, чья политика привела, нет, вынудила дикие умы к уверованию, что такие действия возможны и даже желательны".
И в завершение еще одно предсказание:
"Если в будущем Палестиной будут править обыкновенные британские чиновники, назначенные и оплачиваемые британским правительством без всякого контроля еврейства, это правление приведет к торможению колонизации, ущемлению наших прав и унижению нашего достоинства так же, как и сейчас.
Установление каких-то "советов по еврейским делам" не спасет положение.
Иммиграция зависит не только от "еврейских дел", но и от общей политики, от дорог и железнодорожных путей, гаваней, таможен и т. п. — все либо поддерживает, либо притормаживает колонизацию".
Альтернатива выражалась просто. "Мы хотим получить контроль над выбором административного персонала во главе каждого отдела или, по крайней мере, их большинства"[505].
Через месяц Дэвид Эдер поддержал, независимо от Жаботинского, это же требование как "самоочевидное".
"Я считаю, что наши требования должны быть: полноценными и оправданными.
Нам следует получить возможность обеспечить наши национальные земли контролем над администрацией"[506].
Жаботинскому, как видно, не было известно об одном из решающих, возможно, наиболее решающем факте того периода: инициаторами формирования Мусульманско-Христианской ассоциации — арабской организации по борьбе с сионизмом и предотвращению воплощения Декларации Бальфура, — были офицеры британской администрации. Доклад, поданный ранее в Сионистскую комиссию ее отделом информации и неизвестный Жаботинскому, как видно, вызвал сначала пренебрежение; он называл ключевую фигуру в этой операции — офицера разведки в Яффской зоне капитана Брантона. В докладе приводились данные о том, что с ним сотрудничал представитель арабской знати, состоявший на службе у британцев, Али эль-Мустахим[507]. Более того, подполковник Хаббард в письме в Генеральный штаб в Каире внес предложение, которое, будь оно принято, означало бы официальное согласие на антисионистское движение.
Он предлагал, чтобы англичане организовали Арабскую комиссию — для сохранения равновесия сил между расами. "Арабы опасаются, — пояснил он, — не евреев, находящихся в Палестине, а евреев, собирающихся в Палестину"[508].
Через несколько десятилетий, когда урон был давно нанесен, сэр Уиндам Дидс, впоследствии бывший Генеральным секретарем британских гражданских властей, признался Хаиму Мергалиту Кальварскому, ведущей личности в еврейской общине, что "Мусульманско-Христианская ассоциация с самого начала пользовалась симпатиями и финансовой поддержкой британской администрации"[509].
