С другой стороны, и признав угрозу погромов, я не вижу пользы в промедлении.
Наши колонии простираются на север вплоть до широты Сидона. Даже после взятия Иерусалима основная их часть останется на вражеской территории. В таком случае, когда же представится удобный момент для формирования легиона? Разве что после полного завоевания Святой Земли, но тогда эта идея превратится в фарс. C'est à prendre ou à laisser. Если замысел хорош, его следует воплотить в жизнь без промедления.
Я смею надеяться, что буду прощен за столь неформальное обращение и обширность письма"[354].
По странному совпадению, не прошло и недели с момента отправки его письма, как произошли события, по существу опровергнувшие довод о
турецкой мести в случае агитации за легион. Так же, как и в 1914 году, турки не ждали предлога для преследований, да и не нуждались в нем.
В начале мая до Лондона дошли известия о жестоком изгнании всех евреев из Яффо и Тель-Авива. Их имущество было разграблено мусульманскими бандами. Среди жертв набега были повешенные за оказание сопротивления, убитые грабителями. Несколько сот евреев были изгнаны из Иерусалима. Турецкий губернатор Джемаль-паша не делал секрета из причины погрома: ею стало начало британских военных действий в Палестине. В Яффо он заявил, что радость евреев по поводу наступления англичан будет недолговечной, поскольку им уготована участь, постигшая армян во время массовой резни 1914–1915 годов[355].
Вейцман, сожалея о своих негативных ремарках в беседе с Ллойд Джорджем, тут же пошел на попятный. Он заявил секретарю премьера Филиппу Керру, что в свете недавних событий в Палестине оппозиция плану легиона, продемонстрированная в еврейских кулуарах в прошлом, теперь исчезла, и план получит поддержку всех видных евреев[356].
Как оказалось, он был слишком оптимистичен.
Его сионистские коллеги реагировали странно. Записи в дневнике Шмуэля Толковского, члена консультативной группы при дипломатической деятельности Вейцмана и Соколова, представляют последовательную картину дебатов того периода. Поскольку большая часть работы этой группы осуществлялась неофициально, Жаботинский иногда присутствовал на заседаниях во время своих визитов в Лондон. Сам Толковский, как и остальные, за исключением Вейцмана и Джозефа Кауэна, был убежденным противником идеи легиона, ужасался, что Жаботинский действовал наперекор решению, принятому сионистским движением, и его записи о Жаботинском часто недружелюбны.
В день прибытия телеграммы из Каира с извещением об ошеломляющих событиях в Палестине Толковский, Симон Маркс и Джозеф Кауэн, будучи на заседании в доме Вейцмана, пришли к соглашению, что формирование легиона является верной реакцией. Участники совещания, состоявшегося в тот же день в доме давнего противника идеи легиона Ахад ха-'Ама (Толковский и несколько других членов его группы), пришли к такому же заключению. Более того, они приняли решение запросить у судьи Брандайза, видного американского сионистского деятеля, информацию о возможностях мобилизовать хотя бы 40–50 тысяч волонтеров в Америке.
Но одновременно с этим они постановили не проводить в Англии кампанию в поддержку легиона. На следующий день Вейцман известил об этом Жаботинского, приехавшего в Лондон, и — как признается Толковский в дневнике — Жаботинского известие не обрадовало. При встрече в доме Вейцмана Толковский попытался убедить его, что он обязан действовать в соответствии с этим решением: не вести никакой агитации за свой план и избегать каких-либо упоминаний о нем. В придачу он предупредил Жаботинского, что нарушение принятого решения повлечет за собой "страшную ответственность за агитацию, могущую привести к резне в Палестине"[357].
Реакцию Жаботинского на свое абсурдное требование он не описывает. В течение двух лет этот самый Жаботинский переворачивал горы для воплощения в жизнь идеи Еврейского легиона — исторической вехи в деле освобождения Палестины. Он и его соратники публиковали об этом бесчисленные статьи на русском, идише и английском. Редакционные статьи в их поддержку появились в наиболее влиятельных английских газетах — "Таймс" и "Манчестер Гардиан" — и в двух еженедельниках из самых значительных — "Нэйшн" и "Джуиш Кроникл". Его план широко обсуждался и в Соединенных Штатах. Всему свету о нем было известно, но от турок надо было теперь держать его в секрете.
На протяжении всех этих месяцев большинство сионистского руководства действовало против его плана, настаивая, что турецкие власти могут зловеще отыграться на палестинских евреях, — и Жаботинскому приходилось опровергать эту уверенность. Теперь же его доводы неожиданно оправдались. Джемаль-паша развязал-таки зверское нападение на евреев, но при этом заявил, что предпринял его в отместку за наступление Британской армии. О легионе даже не упомянул.
Когда же мрачные предсказания о последствиях агитации за легион оказались несостоятельны, а турецкие власти показали свое лицо и подтвердили, что представляют собой постоянную опасность для еврейской общины Палестины независимо от "пролегионистской" деятельности, — сионистское руководство пытается заставить Жаботинского отказаться от борьбы и, невзирая на теперь уже известные факты, предупреждает его о личной ответственности за нападение на еврейскую общину.
Чтобы сполна продемонстрировать путаницу в своем мышлении, они же выступили с заявлением, что теперь, после турецких зверств, они тоже на стороне Еврейского легиона. Нетрудно догадаться, почему Толковский не описал реакцию Жаботинского: тот наверняка лишился дара речи.
Эти противоречия в рядах молодой группы из окружения Вейцмана определялись не только верностью ее членов запрету на идею легиона, исходившему из сионистской организации, но и влиянием их старшего коллеги Ашера Гинцберга (более известного под псевдонимом Ахад ха-'Ам), на протяжении многих лет центральной, поистине исторической фигуры в сионистском движении. Будучи чуть старше Герцля, он принимал активное участие в догерцлевском российском движении "Хиббат Цион", проводившим поселенческую деятельность в Палестине.
Ахад ха-'Ам был известным эссеистом, писал на иврите и справедливо считался самым авторитетным оппонентом Герцля в рамках сионистской организации. Ярый противник дерзких дипломатических вылазок Герцля, он развил альтернативную сионистскую доктрину, видя в идеале Палестину как культурный центр, несущий в мир еврейские духовные ценности. Впоследствии это течение назвали духовным сионизмом.
Теперь Ахад ха-'Ам жил в Лондоне, пользуясь репутацией умудренного государственного деятеля и значительного интеллектуала. Большинство молодых людей группы, включая близких поверенных Вейцмана Леона Саймона и Гарри Сакера, относились к нему с великим почтением, почти благоговейно. Преданность этой молодежи казалась остальным загадкой. По выражению Жаботинского, Ахад ха-'Ам был "их кумиром". Именно его неистребимая враждебность самой идее еврейского военного подразделения спровоцировала отрицательное, ироническое отношение к Жаботинскому во время их первой встречи весной 1915 года[358].
После единственного незапланированного жеста в поддержку легиона как достойного ответа Джемаль-паше, описанного Толковским, они возобновили свою оппозицию. Возможно, не сознавая того, они фактически оказывали моральную поддержку ассимиляторам, вызывая недоумение англичан — сторонников сионизма и приводя в сильное смущение Вейцману, считавшему в те критические дни продвижение идеи легиона жизненно важным орудием в борьбе за поддержку сионизма Великобританией.
Точка зрения, которую энергично пропагандировал в Каире Аарон Аронсон, первым обнародовавший на Западе известия о турецких зверствах, весьма отличалась. Пользуясь официальными английскими каналами, он рассылал телеграммы — Соколову как члену руководства сионистской организации, барону Ротшильду в Париж и всем своим многочисленным друзьям среди видных еврейских деятелей в США, доводя до их сведения теперь уже откровенную враждебность турок к еврейской общине и подчеркивая безоговорочный долг еврейского народа подняться на битву[359].
