Но в жизни Сайкса возник новый драматичный элемент. В конце октября 1916 года в Англию приехал Аарон Аронсон с предложением сотрудничества в случае британского наступления в Палестине. Аронсон, чья роль в победе сионистских устремлений до сих пор не получила заслуженного признания, был натуралистом с мировым именем, обладавшим непревзойденными познаниями о природе Палестины. В 1915 году, вместе с группой последователей из Зихрон Якова[333] он организовал в тылу у турок группу НИЛИ[334], снабжавшую разведданными и англичан.
В результате искусного маневрирования турецкие власти разрешили ему выехать из Палестины — под предлогом научной работы. Он прибыл в нейтральную Данию, а оттуда, по соглашению с британским послом, в Англию. Он представил англичанам массу полезной для армии информации; исключительный ум и хорошо продуманный доклад о специфике военных действий, предстоящих Британской армии в Палестине, произвели сильное впечатление в Лондоне.
Одним из его собеседников оказался Марк Сайкс.
Любовь Аронсона к земле Палестины, его горячий патриотизм пали на благотворную почву, преобразившую Сайкса в активного сиониста.
В течение месяца, который Аронсон провел в Англии перед отправкой в Каир (там ему предстояло стать, возможно, важнейшим советником британских военных властей по освобождению Палестины), он и Сайкс виделись три раза.
Его визит в Англию держался в секрете. Ни с одним из сионистских деятелей он не связался и к моменту встречи Вейцмана и Соколова с Сайксом 28 января 1917 года, произошедшей по просьбе Сайкса; они ничего не знали о влиянии Аронсона.
Сайкс, явно посвятивший проблеме немало серьезных раздумий, но по-прежнему связанный секретным договором, призвал сионистов согласиться на объединенное франко-британское правление Палестиной. Но при повторной встрече два дня спустя он запросил меморандум, формулирующий сионистские требования.
Через неделю, 7 февраля, состоялась его встреча с более развернутым составом сионистских лидеров: Вейцманом, Соколовым, Сэмюэлом (не согласившимся на пост в кабинете Ллойд Джорджа), лордом Ротшильдом,
Джеймсом Ротшильдом и Джозефом Кауэном. Они представили развернутое заявление о целях сионизма, основываясь на признании за евреями права на статус нации и на британском суверенитете в Палестине, при котором Еврейская уполномоченная ведомственная компания получит право на развитие страны и организацию иммиграции.
Сайкс в этот раз не отверг предложение; он лишь указал на сложности, которые можно было ожидать от Франции. Ни он, ни Сэмюэл не объявили об уже существовавшем соглашении с Францией. По правде говоря, соглашение Сайкса — Пико, заключенное правительством Асквита, пришлось не по вкусу Ллойд Джорджу; позднее в нем разочаровались и в Уайтхолле… В конечном счете все тяготы по освобождению Палестины легли на плечи одной Англии; арабское восстание по-прежнему приносило ничтожные результаты. В дальнейшем и до окончания войны, и позже англичане намеревались проводить в жизнь политику, целью которой стал "Отход или обход соглашения Сайкса — Пико". Есть свидетельство тому, что сам Сайкс начал рассматривать сионизм как подходящий компонент в процессе расшатывания соглашения по Малой Азии.
Вейцман был по понятным причинам вдохновлен дружественным отношением Сайкса и в письме Жаботинскому в Хейзли Даун на следующий день выразил уверенность, что это была историческая встреча. "Впервые в истории нашего движения, — добавил он, — мы приближаемся к существу вопроса"[335].
Жаботинскому же эта встреча обещала иную награду. На ней Сайкс заявил сионистским деятелям, что прочел меморандум Жаботинского и Трумпельдора и поддерживает идею Еврейского легиона. Он, правда, советовал повременить.
Новость, что в самом сердце правительственного аппарата появился еще один приверженец, была поистине превосходной. Жаботинский написал Сайксу, прося прокомментировать их (его и Трумпельдора) докладную записку[336]. В ответ Сайкс обосновывал свои соображения: "Я пристально обдумал Ваше письмо и навел справки. Я думаю, что в данный момент давить не следует. Военные власти не любят формировать или использовать части для ограниченного театра действий, и скорей всего понадобилась бы поддержка других держав для использования специальных частей для особых целей в районах, где политические соображения играли значительную роль. Но в то же время я считаю, что жизнь в этом проекте нужно поддерживать, чтобы при перемене обстоятельств, на что я надеюсь, можно было действовать"[337].
Сайкс откровенно выступил в поддержку идеи легиона; его письмо являлось важным индикатором препон, остававшихся несмотря на новую обстановку, новое правительство и приближающееся наступление в Палестине. Копия была послана Вейцману по соображениям этикета. Ничто в письме не требовало от Вейцмана ответа. Таким образом, несколько нарочитое письмо к нему Вейцмана кажется совершенно излишним. В нем неожиданно прозвучали снисходительные интонации. Он писал: "Думается мне, что Ваш ответ является единственно возможным в данных обстоятельствах. Жаботинский — отличный человек, исключительно умен, честен и энергичен, но как жалко, что идея Еврейского легиона практически превратилась в навязчивую идею, и он подчиняет ей важные сионистские интересы. Я уверен, что Ваш ответ несколько охладит его"[338].
Это письмо тем более выглядит странно, что исходит от человека, обещавшего Жаботинскому свою поддержку и оказывавшего ему скрытую помощь советом и наведением контактов, в дипломатической кампании которого легион являлся существенным элементом.
Более того, предоставленная Сайксом информация о позиции армии наверняка интересовала Вейцмана в той же степени, что и Жаботинского. Обвинение, что Жаботинский "подчиняет легиону важные сионистские интересы", должно было бы исходить от противников этой идеи.
В письме от 20 февраля Вейцман сообщил Жаботинскому, что получил копию письма Сайкса, но не упомянул о собственном бестактном комментарии.
К тому времени было уже ясно, что наступление в Палестине совсем не за горами, хотя нельзя было предугадать, сколько оно продлится. Нетерпение Жаботинского росло с каждым днем, особенно из-за его пребывания по большей части вне Лондона. Он отдавал себе отчет в том, что и после принятия решения о создании легиона понадобится какое-то время для его формирования.
Эмери призывал к терпению, так же как и Сайкс.
"Все члены кабинета, — писал он, — получили копию меморандума, но нужно время для коллективного обсуждения".
По правде говоря, существовала оппозиция не только в Военном министерстве, но и в министерстве иностранных дел, в первую очередь из опасения, что поддержка легиона покажется поддержкой сионистской идеи. Безоговорочная враждебность еврейских ассимиляторов идее легиона свидетельствовала об основаниях для подобных опасений.
И хотя глава министерства Бальфур сам являлся убежденным сионистом, ему приходилось считаться с оппозицией. Даже Рональд Грэхем, призывая в письме армейскому совету к поддержке легиона, подчеркивал, что для правительства правильней не ассоциироваться слишком тесно с политическими целями сионистов, подразумевающимися в этом плане, поскольку это означало бы определенные обязательства в вопросе, по которому царит разногласие среди наиболее представительных фигур мирового еврейства[339].
Было весьма печально, чтобы не сказать больше, что интеллигентные британские политические деятели позволили себе поверить, будто евреи, подобные Эдвину Монтегю, настаивавшие, что они фактически англичане еврейского вероисповедания или, по характеристике Эмери (в письме к Бальфуру 23 марта), личности, желавшие считаться английскими последователями униатской церкви (хотя и с предрассудками по вопросу свинины), — и есть наиболее представительные евреи. Они же и продолжали агитацию среди членов правительства со значительным успехом. Это обстоятельство заставило даже Эмери действовать с оглядкой в его попытках продвинуть план Жаботинского. "Я не предполагаю, — писал он Бальфуру, — что мы должны принимать обязательства в отношении какого-либо сионистского плана. Но с точки зрения чисто военной я считаю, что использование наших российских евреев в специальном подразделении для службы на Востоке обеспечит нам гораздо лучшее боевое качество, чем их распределение в обычные части для службы во Франции".
