3. Немедленно по занятии украинской армией района с еврейским населением еврейская жандармерия будет уполномочена нести полицейские функции и обеспечивать безопасность населения и его имущества"[925].
Соглашение воплощено в жизнь не было. Политика западных держав по "интервенции" против революции оказалась бесплодной. Они прекратили свою помощь, и украинское движение вскоре распалось. Соглашение же выжило — чтобы преследовать Жаботинского. Новость о его существовании распространилась из украинского источника, в еврейских общинах Европы поднялась буря протестов против Жаботинского.
Так, снова подчинив свои действия убеждению, что надо положить конец беззащитности еврейского народа, — как и в России в 1903-м и в Иерусалиме в 1920-м, — он снова вынужден был терпеть неприятные последствия. Девизом его критиков стало, что он "заключил сделку с дьяволом". Жаботинского это не затронуло. Напротив, ему было очевидно, как, считал он, должно было быть очевидно всем его современникам, что здесь представлялся случай предотвратить страшное побоище, остановить которое никто и пальцем не пошевелил, помимо протестов, призывов и оплакиваний; что он просто был не вправе отказаться от предложения Славинского. "Когда бы, — заявил он позже, — ни существовала опасность погромов против евреев из-за конфликта между двумя или большим числом нееврейских групп, я советую соглашение по формированию еврейской жандармерии с любой стороной, идущей на такое соглашение. Еврейская жандармерия с Белой армией, еврейская жандармерия с Красной армией, еврейская жандармерия с сиреневой или гороховой армией, если таковая существует; пусть они улаживают свои разногласия, мы же будем стеречь город и обеспечивать, чтобы мирное еврейское население не подвергалось насилию".
В другом автобиографическом фрагменте он приводит самоочевидный довод: "Тех, кто нападает на соглашение, следует спросить, почему они предпочитают, чтобы евреев резали беспрепятственно". Он даже однажды вызывающе заявил: "Я горжусь легионом, горжусь ролью, которую сыграл в обороне Иерусалима. Но еще больше я горд соглашением с Петлюрой, хоть из него ничего и не получилось, и после моей смерти вы можете сделать моей эпитафией: "Он был человеком, заключившим соглашение с Петлюрой"[926].
Его целеустремленность не ослабла от предупреждений о резкой критике. Среди русских и украинских сионистов, с которыми он консультировался в Праге, некоторые даже из сторонников такой еврейской милиции сомневались в силе петлюровского правительства и беспокоились, что единственным результатом будет буря негодования и нападок на самого Жаботинского. Ответом Жаботинского стало: "В "практических результатах" я не совсем уверен. Но если есть хотя бы крохотный шанс, что соглашение способно предотвратить или преуменьшить новую волну погромов, попробовать стоит. А что касается нападок и оскорблений — вам известно, что меня это совершенно не заботит"[927].
Интенсивность критики может быть более понятной, если учесть, что слухи были основаны на дичайших искажениях. Первое известие, полученное Сионистским исполкомом, содержалось в письме Ицхака Грюнбаума, польского сионистского деятеля (и члена польского парламента). Он осведомлялся о "циркулирующих сведениях, что правительство Петлюры достигло соглашения с исполкомом Сионистской организации касательно снятия с них вины за антиеврейские погромы". Жаботинский пребывал тогда в США, представляя "Керен а-Йесод". Исполком расспросил его друга, Йону Маховера; тот рассказал о встрече Жаботинского с украинскими и русскими делегатами конгресса, с которыми он советовался о соглашении[928]. На следующем заседании исполкома было зачитано еще одно письмо, от Шломо Капланского, главы "Цеирей Цион" (левого крыла рабочего движения), с протестом против соглашения и требованием, чтобы Жаботинский был отозван из делегации в США.
Исполком затем телеграфировал Жаботинскому, что проблема вызывает "сильные чувства" в Восточной Европе и просил полного отчета и приложения документов. Они также просили его выразить свое отношение к требованию Капланского[929].
На это 20 ноября Жаботинский ответил: "Отправляю материалы Славинском не намерен уступать дезинформированному общественному мнению".
Через две недели исполком вызвал доктора Михаила Шварцмана, еще одного из тех, с кем совещался перед подписанием соглашения Жаботинский. Он рассказал, что среди присутствующих были покинувшие Украину совсем незадолго до того. Большинство присутствующих поддержало идею соглашения для защиты еврейского населения.
Он осудил кампанию против Жаботинского. В конце концов, заявил он, ни исполком, ни Жаботинский не намеревались вмешиваться в гражданскую войну. Исполком последовал совету Шварцмана: выступил с заявлением, что в компетенцию организации или господина Жаботинского не входит участие в каком бы то ни было гражданском конфликте[930].
Тем временем Жаботинский написал исполкому (24 ноября): "Правительство Славинского обязывалось организовать еврейскую полицию; я обязывался оказать им в этом отношении свое полное содействие". Тем не менее, добавлял он, Славинский с тех пор сообщил, что планов на немедленную военную кампанию нет и что "весь вопрос представляется всего лишь газетной полемикой". Он обращал внимание на то, что единственными интересующимися этим делом являются члены "Поалей Цион" (социалисты-сионисты). Жаботинский предполагал, что причиной их беспокойства было опасение критики со стороны антисионистских социалистов, возглавлявших всю кампанию осуждения. "Правительство Славинского борется с большевиками, — пишет он, — и "Поалей Цион" беспокоятся, что их соперники-социалисты могут обвинить их в дружеских контактах с Сионистским исполкомом, один из членов которого, как предполагается, поддерживает дружеский контакт с антибольшевистским правительством". Как бы то ни было, об интеллектуальной честности "Поалей Цион" с их злобными требованиями осуждения и наказания Жаботинского и его исключения из исполкома, можно судить по тому факту, что два видных деятеля "Поалей Цион" на Украине, Шломо Галдельман и Авраам Ревутский, занимали министерские посты в правительстве Петлюры[931]. Но "Поалей Цион" были не одиноки. Более широкие слои в Европе оказались обеспокоенными поведением Жаботинского. Для многих шоком была сама мысль о контакте с таким преступником, как Петлюра. Два сионистских органа присоединились к призывам к выводу Жаботинского из исполкома: Совет английской сионистской федерации и Ежегодная конференция сионистской федерации Нидерландов.
Большая часть обдуманной критики исходила, однако, из другого источника. Вопрос ставился таким образом: "Какое право имел Жаботинский, будучи членом Сионистского исполкома, действовать от своего имени?" Тем самым движение вовлекалось в очень щепетильную проблему. Жаботинский осознавал правовой аспект острее, чем его критики. Он заявил, что имел полное право действовать, как считал нужным. "Сионистский конгресс", — писал он, — только что принял особую резолюцию: Политическую резолюцию VIII, — установив два принципа: что долгом каждого сиониста является участие в борьбе за евреев рассеяния, но "эта часть сионистской активности должна проводиться независимо от Всемирного исполкома"[932].
Эта резолюция подразумевала, в случае Жаботинского, что ему следовало представить предполагаемое соглашение компетентным сионистским органам на Украине. Таким образом, учитывая ограниченность во времени и месте (Сионистская организация находилась вне закона в России и на Украине, оккупированной русскими), он сделал как раз то, что требовалось: посоветовался с украинскими делегатами на Конгрессе и получил их благословение.
