Рональду Грэхему в Иностранном отделе с жалобой. Теперь же без малейшего упрека он восстановил его губернатором Иерусалима, вызвав у пораженного Сторрса цветистые, благодарственные фразы за доверие и веру в него Сэмюэла. Но будучи тонким и расторопным человеком, Сторрс тотчас использовал выгодное отношение, пожалованное ему этим робким еврейским начальником. В свое благодарственное письмо он также включил и нападки, в равной степени вдохновенные и лживые, на критику в его адрес комиссии по расследованию погрома 1920 года. Сэмюэл, обязавший себя относиться к Сторрсу как к человеку, невиновному в своем поведении по отношению к еврейскому населению, теперь помог ему отвести все обвинения, выдвинутые комиссией: переправив письмо Сторрса в Лондон, он нашел нужным приложить собственные выражения поддержки.
Поведение Сэмюэла в первые недели на его посту сделало совершенно очевидным для Сторрса и по, существу, для всех чинов в администрации, что он не намерен поддерживать принцип, по которому слугам правительства Его Величества надлежит действовать в согласии с политикой правительства. Напротив, враждебность к сионизму и антиеврейские действия не служат преградой к доверию начальства и, следовательно, к продвижению. Более того, уже в этот период Сторрс обрел явное духовное влияние на Сэмюэла. Иначе было бы непостижимо, как ему удалось провести на ключевую позицию в администрации беззастенчивого антисиониста, к тому же — махрового антисемита.
Предстояло назначение на пост политического советника. Чиновник из Иностранного отдела, рекомендованный Дидсом, оказался не готовым принять назначение. Сторрс незамедлительно предложил Сэмюэлу назначить некоего Эрнста Татэма Ричмонда. Ричмонд не являлся политическим деятелем: он был по профессии архитектором и его единственный опыт государственной службы был в области реставрации старых зданий. Но он был давним другом Сторрса. Они квартировали вместе в Каире и теперь снимали вместе дом в Иерусалиме. Сэмюэл без промедления рекомендовал в Иностранный отдел назначение Ричмонда, и в октябре 1920-го он занял этот пост.
Ричмонд, не теряя времени, стал проводить в жизнь свои идеи. Его назначение совпало с возвращением в Иерусалим Хадж Амина, который вместе с Арефом эль-Арефом и с содействия Уотерс-Тэйлора (находившегося в дружеских отношениях с Сторрсом) организовал погром в 1920 году. Хадж Амин и эль-Ареф бежали за Иордан, были приговорены заочно к 10 годам тюрьмы, а уже в июле Сэмюэл пожаловал им помилование.
Вскоре эль-Ареф был назначен губернатором Дженинской области. Через несколько месяцев умер иерусалимский муфтий, и Хадж Амин выставил свою кандидатуру, хотя не обладал образовательной или религиозной квалификацией. Он потерпел большое поражение от Хусейна эль Дин Джаралла, инспектора мусульманского религиозного суда и уважаемого ученого.
При поддержке Ричмонда сторонники Хадж Амина развязали шумную кампанию против Джаралла. Ричмонд и Сторрс, заверив Сэмюэла, что выборы были фальсифицированы, убедили его назначить Хадж Амина, как истинно желанного кандидата мусульманской общины.
Хадж Амин стал "аккредитованным" главой мусульманской общины в Палестине, получив колоссальный бюджет. Он возглавил антисионистскую агитацию и организацию арабской общины, подавляя угрозами и насилием все попытки арабского соглашения с сионизмом, и завершил свою карьеру участием в гитлеровской кампании по уничтожению еврейского народа.
Через год после назначения Ричмонд ввязался в ссору с отделом по колониям о своем статусе. Сотрудники отдела быстро отреагировали, убеждая, что представилась отличная возможность от него избавиться, основываясь и на профессиональной непригодности, и на его враждебном отношении к сионизму, Декларации Бальфура и к евреям в принципе. Сэмюэл же напыщенно защитил его как представлявшего большую ценность в отношениях с арабской общиной. Только к концу 1923 года он, наконец, признал — после особенно ядовитого меморандума, сочиненного Ричмондом, — что находит "затруднительным для Ричмонда оставаться в администрации". Когда Ричмонд наконец подал в отставку, после того как вместе со Сторрсом сыграл ведущую роль в формировании политики Сэмюэла в решающие первые три с половиной года мандата, он отправил Сэмюэлу письмо, в котором с вызовом заявил, что Сионистская комиссия, отдел по Ближнему Востоку и администрация Сэмюэла были "захвачены и движимы духом, который я в состоянии рассматривать только как зло", и что его сопротивление этим мерам было "не просто политическим, но и моральным, и даже религиозным"[872].
В своем отчете в отдел по колониям Сэмюэл теперь решительно утверждал, что ранее верил, что Ричмонд не противостоял на самом деле политике правительства, а всего лишь "относился критически к деталям проектов и методов приложения"[873].
Это самообвинение в невероятной тупости не могло скрыть реальных проблем характера Сэмюэла. Ллойд Джордж, знавший его как коллегу по Либеральной партии, был откровенен. В беседе с Вейцманом, в присутствии Бальфура и Черчилля, он "несколько раз заметил, что Сэмюэл труслив и слабохарактерен и что он, к сожалению, это слишком хорошо знает"[874].
В тот же год Ллойд Джордж повторил это сэру Альфреду Монду[875].
Такой склад характера мог стать только катастрофой в палестинском и еврейском контексте. "Джуиш кроникл" указала на эту слабинку в его поведении по отношению к сотоварищам-евреям в Англии. Проницательный и непредубежденный обозреватель того периода подвел итог его карьере в Палестине: "В течение всей своей службы он страдал, и страдал остро, от того обстоятельства, что был евреем"[876].
Его рекомендация кандидата на пост в объединенную англофранцузскую комиссию по установлению северной границы не менее красноречивое свидетельство, чем назначение Ричмонда. Из всех возможных он выбрал Уотерс-Тэйлора. Инициатива наверняка исходила от Сторрса, но Сэмюэл, безусловно, знал антисионистскую историю Уотерс-Тэйлора.
Кандидатуре тут же дал отвод отдел по колониям[877]. Британским чиновникам не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы распознать крайнюю слабохарактерность Сэмюэла. Девяносто процентов из них, по свидетельству самого Черчилля, были противниками Декларации Бальфура[878], и слабость Сэмюэла они использовали сполна.
Его поставили в известность, что арабы не только бесповоротно против Декларации Бальфура, но и обладают превосходящими силами, которые нельзя превозмочь. Сторрс, Ричмонд и в не меньшей степени главнокомандующий британскими силами генерал Конгрив постоянно рисовали ему мрачные картины кровопролитий и разрухи в случае неудовлетворения арабских требований.
Нет никаких данных полагать, что Сэмюэл когда-либо подошел к этим предсказаниям критически. Он целиком поддался им. В беседе с Соколовым он признавался, что основанием для закрытия иммиграции послужило то, что "нечто ужасное должно было произойти: угроза уничтожения всей еврейской общины и свержения правительства".
И это после того, как в Яффо арабская чернь под предводительством полицейских, вооруженных правительством Сэмюэла, убила безоружных евреев и бросилась врассыпную, столкнувшись с горсткой солдат и гражданской толпой, а чернь в Петах-Тикве разбежалась, как только на место происшествия прибыла конная часть.
И это было не все. Когда образованный и известный своим миролюбием Соколов возразил, что мягкая политика не будет продуктивна и превозмочь насилие может только сила, Сэмюэл использовал козырную карту Конгрива: в стране нет достаточных сил. И затем добавил: "Как либерал я не был бы в состоянии использовать силу. Я предпочту подать в отставку"[879]. Нельзя сказать, что специфические сложности Палестины не были известны Сэмюэлу до того, как он принял свой пост. Бальфур изложил эту проблему прямо и доходчиво в подробном меморандуме, представленном на совещании, организованном Ллойд Джорджем во Франции в сентябре 1919-го. В нем он писал: "Четыре великие державы преданны сионизму. Сионизм, справедливо или нет, хорошо или плохо, основан на вековой традиции, насущных нуждах, будущих надеждах, гораздо более важного значения, чем пожелания или предрассудки 700.000 арабов, населяющих теперь эту древнюю землю. Я считаю это справедливым"[880].
