— Сыну князя Васильчикова, Митеньке, она тоже обещала.

Блин, а ведь правда. Сказал, и понял — Митюша тоже сохнет по ней. Только недавно, в храмовой кладовке, я видел его глаза, когда он говорил о Лизавете. И как он ухмылялся, в точности как сейчас Кирилл. А ведь она и мне глазки строила. Вот стерва… Всем пообещала.

Кирилл зарычал. Не понравилось.

— Митька — болван. Что он может? Всё от папаши, сам ноль без палочки! Я для Лизы людей убивал, а он что?

— Господин, — влез слуга. — Не надо…

Кирилл отмахнулся:

— Брось, он уже труп, никому не скажет. Я англичашку убрал, Джеймса, наглый был, подлец. Заодно и тебя отвлечь надо было. Лез не в своё дело, под ногами путался… правды искал… Бастард. Но нет, ему всё мало. И в речке не утоп, эльвийская морда. Пришлось тащить из воды. Вот что тебе не жилось спокойно? Теперь убивай его, бери грех на душу. Скотина.

Кузен выпрямился, задышал тяжело, лицо бледное. Накручивает себя, видать. Рявкнул:

— Встань, ублюдок, не могу лежачего бить! — и револьвер на меня направил. — Васька, подними его.

Это он слуге.

Личный слуга (оказывается, по имени Васька) наклонился надо мной, попытался поднять. Руки его влипли в радужный слой защитной плёнки. Как в паутину. Защитная плёнка жадно чавкнула, вывернулась наизнанку. Отлепилась от меня, набросилась на слугу. Не успел я моргнуть, плёнка облепила личного слугу моего кузена целиком.

Слуга застыл на секунду, потом выпрямился. Уставился на меня стеклянными глазами. Будто ждёт команды.

Кирилл ничего не понял:

— Ну? Чего ждёшь? А-а, чёрт с тобой! — направил на меня револьвер. — Всё надо делать самому…

Я приказал:

— Держи его!

Личный слуга Кирилла ухватил хозяина за руку с револьвером. Сильно, аж хрустнуло что-то. Кирилл вскрикнул, разжал пальцы. Радужная плёнка со слуги поползла на него. Мой кузен взвизгнул. Плёнка наткнулась на фамильный перстень, отшатнулась. Обогнула бриллиант и полезла дальше. Всё это случилось за пару секунд.

Плёнку видел только я. Со стороны показалось бы, что просто два человека дерутся за револьвер.

Кузен заметался, замахал руками. Видно, плёнка боролась в нём с фамильным оберегом.

Я кое-как поднялся на ноги. Мышцы болят, всё ноет, отходняк такой, будто всю ночь пил и веселился.

Нет, не буду я тебя жалеть, кузен. Ты убийца, мерзавец.

Я с размаху шлёпнул Кирилла ладонью по вспотевшему лбу. Плёнка чавкнула, впиталась в отпечаток. На лбу кузена появился красный силуэт моей ладони. Загорелся красным, мигнул и тихо растаял, ушёл внутрь. Прямо как из детской страшилки — зловещая красная рука… бр-р.

Остальная плёнка пропала из виду, кажется, тоже впиталась — и у слуги, и у кузена.

Слуга обмяк, повалился на сиденье.

Кузен пошатнулся, глянул на меня. Глаза стеклянные, как у слуги. Ага. Теперь я его хозяин. Се ля ви, братец. Заслужил.

Говорю:

— Это ловушка? Где настоящее дело? Где все народовольцы?

Кирилл поморгал, отвечает:

— Не знаю. Мне Митька сказал сюда ехать. Застать тебя на месте преступления. Как агента народовольцев. Убить при задержании.

Так, так… Митюша знал, что я сюда прибегу — спасать Елизавету Алексеевну. Это была ловушка, отвлекающий манёвр. Нарочно при мне проболтались, нарочно не стали убивать. Знали, что мы сюда примчимся.

Спрашиваю ещё:

— Куда ехала государыня? Зачем Лизавете алмазный венец?

Кирилл сказал деревянным голосом:

— Сегодня у Лизаветы помолвка. Будет вся семья. Помолвка скромная, без шумихи. Только близкие, государь с супругой, да иностранные послы с жёнами.

Мне стало больно. Вот понимаю, что Лизавета Алексеевна мне просто глазки строила, как всем. И всё равно — больно. Как будто невеста обманула.

— С кем помолвка? — спрашиваю.

— Младший сын государя, Мишенька, — отвечает кузен. — Он давно у неё под каблуком.

А у самого глаза совсем безумные стали. Прошипел:

— Она его с ладошки порошком кормит, а он жрёт. Прикормила дурака, как собачонку. Государь не знает, а князь Васильчиков знает, да боится сказать — не доглядел…

— Они же родня, какая свадьба. Лиза племянница государя.

Кирилл усмехнулся. Даже под моим заклятьем ему стало смешно.

— Провинция, темнота… Ничего ты не знаешь. Это так говорят — племянница. Её линия от Екатерины Первой, супруги Петра Великого. Сын Петра стал править после отца. Дочь Петра вышла за ближнего боярина. Их линия идёт обок основной, но не пересекается. И вот наконец Лизе удалось. Добилась своего. Выходит за царского сына. Пускай младшего, никудышного…

Кирилл сморщился, как от боли. Понятно.

Слуга пошевелился, сказал:

— Хозяин, время.

Кому сказал, непонятно. Кирилл дёрнулся:

— Время! Скорее. Помолвка сейчас начнётся. Нельзя опаздывать. Нельзя.

А сам аж на месте затоптался, как конь. Так ему надо.

Странно. Что за радость смотреть, как твоя любовь за другого выходит? И где, в самом деле, Митюша, Настасья, Вера? Где все боевики?

Защитный купол, купол невнимания, вдруг лопнул. У меня заложило уши. Тут же пропала давящая тишина. Зашумела улица, воздух прорезали крики, свистки, топот ног.

— Скорее! В мою коляску! — крикнул кузен.

Мы выскочили из царской кареты. Со всех сторон к нам бежали городовые, жандармы, зеваки.

Кирилл протащил нас до стоящей в нескольких метрах коляски. Нас никто не задержал — вид у кузена был как у ледокола. Да и кто остановит царского адъютанта в парадном мундире?

Мы ввалились на сиденье, спрятались под закрытым верхом. Щёлкнул кнут, коляска рванулась вперёд. Мы помчались по улице прочь от места убийства.

Когда мы проехали метров сто, нам навстречу вылетела чёрная карета. Вороные кони бешено мчались, разгоняя случайных прохожих.

Я не видел, кто сидел внутри, но меня обдало страхом. Как будто едешь по скоростному шоссе на легковушке, а тебе навстречу несётся многотонный грузовик.

Карета пронеслась мимо, а Кирилл сказал:

— Сам верховный эльв Домикус примчался. Как же, государыня в беде. Такие случаи — его забота.

А я застыл на сиденье. Это что же получается — государыню убили нарочно? Она не просто так подвернулась под руку чокнутому кузену? Кто-то подал ему такую мысль? Но зачем? Разве не государя хотели убить сегодня, заложив бомбу возле моста? И где, чёрт побери, все народовольцы?

Блин!!!

Меня осенило.

Я крикнул:

— Гони! Гони что есть мочи!

Засвистел кнут. Лошадка рванула, молотя копытами по мостовой.

Мы быстро пролетели по улицам, подкатили ко дворцу, лихо завернули под арку ворот.

У входа суетились лакеи. Кирилла узнали, пропустили без вопросов. Он просто сказал, кивнув на меня: «Этот со мной», и мы вбежали внутрь.

— Где церемония? — я огляделся.

— В зале для приёмов, — ответил кузен.

Мы ринулись по лестнице. На ступеньках наткнулись на Ерофеича — главного лакея.

— Ерофеич, церемония уже идёт? — бросил Кирилл.

— Государыня должны вот-вот подъехать, — солидно ответил лакей. — Пока решили начать, чтобы не задерживать…

Я схватил Ерофеича за ворот. Крикнул ему в лицо:

— В здании бомба! Слышишь? Поднимай тревогу!

Надеюсь, народовольцы ещё не успели запалить фитиль. Не хочу, чтобы всё так кончилось. Не хочу, чтобы Вера, эта задавака-отличница, пошла на эшафот. Мерзкое это дело — виселица.

Кузен рыкнул с досадой. Побежал вверх по ступенькам. Я оставил испуганного лакея на лестнице и поспешил за ним.

Понятно, здесь ещё ничего не знают. Верховный эльв почуял неладное своей магией и поспешил уехать — проверить, что и как. Тревогу поднимать не стал — мало ли, нарушишь церемонию, неловко выйдет…

Мы вбежали в зал для приёмов.

Ярко горели люстры под потолком, хотя на дворе был день. Сиял начищенный паркет. Всё светилось и переливалось — полы, мебель, стены, богемское стекло в люстрах. Драгоценные камни в украшениях дам. Ордена на груди мужчин. Бриллиантовые запонки и перстни.