Взяв подмышку второй том сочинений Исидора Тируэнского, Жан вышел из книжной комнаты и двинулся по направлению к выходу из графского дома. Краем глаза он заметил, что следом за ним, в некотором отдалении, не приближаясь, следует один из домашних слуг.

«Уже приставил человека, чтобы за мной следить, толстый упрямец! Конечно, вряд ли всё это могло кончиться как-то иначе. Я ещё легко отделался. Хуже было бы, если бы слуги сразу настучали Карин или герцогу, а те, даже не спросив меня ни о чём, приказали бы меня выгнать, а то и убить. Главное теперь, чтобы Лин никому ничего лишнего не наговорила…»

***

- Что же нам теперь делать? Когда мама приедет, ей всё равно всё про нас расскажут. Все слухи, все домыслы, всё, что к тому моменту ещё сумеет вынюхать Энтерий. Слава Трису, этот болван не решился меня допрашивать о тебе. Всё ходил вокруг да около, расспрашивая про разных слуг, и как бы заодно, про тебя. Но мама-то с меня спросит. И потом — мне ужасно стыдно перед отцом Ингелием.

- Это ещё кто такой?

- Мой отец-исповедник. Он монах из тагорского монастыря святого Жустина. Каждый раз, после воскресной службы в соборе, я уединяюсь с ним и рассказываю ему про все грехи, которые совершила за неделю. Прошу у Триса прощения за все свои грехи и грешные мысли. А отец Ингелий, именем Триса эти грехи мне прощает. Иногда он советует мне что-то. Учит меня праведной жизни. Он мудрый и добродетельный старик. После смерти отца никого ближе чем Ингелий у меня не осталось. Разве что кормилица?

- А как же мать?

- Мама это другое… Я с ней последний раз откровенно говорила, когда мне было двенадцать. С тех пор больше не рискую… Она, конечно, по своему, любит меня, но иногда совершенно не понимает. А отец Ингелий… И вот, теперь я вру даже ему! Уже второй месяц. Я ни слова ему ни о тебе, ни о том, что влюблена, не сказала… Я теперь стала ужасной грешницей, Жан. Но я так боюсь, что о нас с тобой кто-то узнает, что… Трис милостив. Я потом замолю этот свой грех. Я даже кормилице Эльвире про нас с тобой не говорила ни слова. Хотя о чём-то она, конечно, уже сама догадалась. Как и некоторые другие слуги.

- Кто-то из слуг точно рассказал о нас Энтерию. То, что я так легко отделался, ситуацию не сильно меняет. Когда приедет твоя мать и напрямую об этом тебя спросит — что ты ей ответишь?

- Честно скажу, что люблю тебя, что жить без тебя не могу. А там будь что будет, — Лин прижалась к Жану всем телом.

Он вздохнул. Нежно поцеловал её в ухо. Обнял.

- Плохой ответ. Так ты подставишь и себя, и меня… Лучше скажи ей, что я тебе нравлюсь, но… Скажи «жаль, что он не знатного рода».

- Она всё равно захочет выпытать у меня всё-всё, - Лин закусила нижнюю губу. — Конечно, я буду молчать, если ты считаешь, что так будет лучше. Мама, кстати, уже должна приехать через пару недель. И слуги всё равно всё-всё разболтают, и даже, наверное, наврут с ещё три короба того, чего не было.

- А сейчас за тобой следили?

Лин покачала головой:

- Я сама, без конюхов, оседлала лошадь. Тихонько вывела её из конюшни. Никто из слуг не видел, как я выезжала на улицу. Только привратник. Потом я кружила по городу. А к тебе на винокурню заехала со стороны пустыря, как бы случайно. Вряд ли кто-то кроме твоих слуг это заметил.

- Всё равно мы теперь не сможем так часто встречаться, - вздохнул Жан.

- Тогда я буду писать тебе письма. Каждый день по длинному-длинному письму.

- Не вздумай! - одёрнул её Жан. — Не должно быть ни одного письма, в котором бы упоминалось моё или твоё имя. Записочки, без имён, на бересте. Прочитал и сразу порвал в мелкие клочья, или сжег. И то не знаю, стоит ли? Кто мне их будет носить?

- Эльвира могла бы…

- Она тебя сдаст Энтерию.

- Она его терпеть не может, - улыбнулась Лин.

- Маме твоей сдаст.

Лин тяжело вздохнула:

- Да. Маме она может всё рассказать. Если решит, что от этого «мне же будет лучше».

- Сделаем так. Завтра я отпрошусь у Энтерия и съезжу в столицу на пару недель. Работы с отчётами у меня всё равно сейчас мало. А в столице попытаюсь пробиться к королю, или хоть к каким-то важным вельможам. Попробую добиться протекции, может быть, поступить на военную службу к королю, ещё к кому-то, поищу других способов получить титул. Чтобы просить твоей руки, мне нужен титул. Хотя бы баронский. Король ведь кого угодно может сделать бароном?

- Кого угодно, - подтвердила Лин. — Но он никого не сделает бароном просто так. Ты… вот что. Завтра я обязательно приеду к тебе. Ближе к вечеру. Не смей уезжать из Тагора, пока меня не увидишь. Я привезу тебе драгоценности, которое сумела собрать. И ещё напишу тебе рекомендательное письмо.

- Для короля?

- Могу и для короля. Хотя, он видел меня очень давно, ещё совсем маленькой вредной девчонкой. А ещё я однажды надкушенным яблоком в него запустила… Вряд ли он меня вспомнит. А если вспомнит, то вряд письмо от меня будет для него хорошей рекомендацией… Нет, я напишу дяде, в Леронт.

- У тебя есть дядя?

- Ты что, не заметил, с кем я приехала сюда из Анлера? — улыбнулась Лин. - Одну, с охраной всего из пары рыцарей мама меня ни за что бы не отпустила.

- Но… С тобой тогда был какой-то монах, и при нём десяток всадников. Они переночевали, и уехали на следующий день.

- Это и был мой дядя со своими людьми. Понимаешь, мой отец, Рудегар, был старшим братом в семье. Потому он и получил графский титул от моего деда в наследство. Его средний брат, Лидегар, служил королю Даго. Дослужился до баронского титула и должности старшего сокольничего. Лидегар погиб в Роклерской битве, как и многие другие королевские рыцари. А мой папа, Рудегар, спас тогда Суно, нынешнего нашего короля. Пока Суно приходил в себя от ран и собирал своих сторонников, он жил тут, у нас, в графском доме. Я как-то на дерево полезла. Яблоки там были почти совсем спелые, вкуснющие. А Суно давай делать мне замечания. Мол, девице моего положения надо в куклы играть. А по деревьям пусть лазают слуги. Ну, я и швырнула в него надкушенным яблоком, чтобы заткнулся. Он обиделся, наверное… А младший папин брат, Эльдегар, жив и сейчас. Он всегда любил книги и совсем не любил воевать. Вот и пошел в монахи. Тепрь он епископ в Леронте. Я напишу ему письмо с просьбой, чтобы помог тебе встретиться с королём и всё такое…

- Встретиться с королём в Леронте? — уточнил Жан. — Ты сказала, что твой дядя — епископ Летронта.

- Ну да.

- А я еду в Эймс, к королю.

- Балда ты, - Лин чмокнула его в нос. — На самые холодные месяцы, декруар и жануар, кроль со всем двором переезжает из Эймса, столицы Ареальта и всего Гетельда, в Леронт — столицу Хальтона и, по сути, зимнюю столицу Гетельда.

- То есть для того, чтобы увидеть короля, мне сейчас не надо ехать в Эймс? Достаточно доехать до Леронта?

- Завтра я напишу дяде письмо. Привезу тебе и письмо и драгоценности. Если нужны будут деньги, продавай мои кольца и браслеты леронтским ювелирам. А если их не захотят покупать, хотя бы заложи их за полцены у какого-нибудь динайца.

- Я их не возьму, - покачал головой Жан. — Я уже своего серебра довольно накопил.

- Титул это не то, что можно купить за известную цену в овощной лавке, - горько усмехнулась Лин. — Возьми всё ценное, что у меня есть, и всё, что сам смог скопить. Не жалей денег и драгоценностей на подарки. Королевский двор скупых не любит. Дело идёт о нашей судьбе. Будь щедрым, и всё потраченное быстро тебе вернётся. Так мой отец всегда говорил.

- Ладно. Хорошо. Потом, когда раздобуду хоть какой-нибудь титул или должность при королевском дворе, я вернусь в Тагор, пойду к Карин и попрошу у неё твоей руки.

- Боюсь, она всё равно тебе откажет, - вздохнула Лин. — У неё на меня свои планы…

Жан прервал её своим поцелуем. Потом, когда они разомкнули губы, сказал:

- Запомни. Только после того, как я вернусь и поговорю с твоей мамой, ты можешь сказать ей, что любишь меня и тому подобное. А до этого, до того, как я докажу ей хоть какую-то свою знатность, даже не думай сообщать ей, что любишь меня. А уж про то, как мы целуемся и обнимаемся… Об этом до самой нашей свадьбы никто знать не должен.