Он остановился у поворота, плотно прижался спиной к стене. Аварийные лампы над головой мерцали, будто задыхались, их слабый свет выхватывал из полумрака обшарпанные поверхности, покрытые всё теми же проклятыми символами.

И тут он услышал шорох. Что-то среднее между скрежетом когтей и влажным чавканьем члюстей.

Из-за угла вылетели двое. Их лица перекашивал безумный оскал, зубы щёлкали, готовые вцепиться в горло.

— Ну давайте, уроды! — рявкнул Дейн и нажал на спуск.

Первый упал сразу — пуля вошла точно в голову, и тело ещё пару секунд бежало по инерции, прежде чем рухнуть на пол. Второй продолжал бежать, даже видя смерть товарища — его останавливала лишь пуля, пробившая грудь. Он упал у ног Краута.

Но это была лишь разминка.

Где-то глубже, за следующим поворотом, раздался топот. Дейн отступил на шаг. Из тьмы вырвались пятеро. Грязные, окровавленные, с остекленевшими глазами и жаждой крови в каждом движении.

— Тринадцатое пекло… — процедил он сквозь зубы и швырнул гранату в самую гущу.

Взрыв ударил по коридору, как раскат грома. Осколки и волна жара разметали их, оставляя после себя лишь обгорелые фрагменты того, что раньше были людьми.

Но из тьмы уже показались ещё трое.

— Сколько вас здесь?! — выругался он, вскидывая револьвер. Выстрел — один упал, пуля разворотила предплечье, оторвав руку вместе с ножом. Пепельный взвыл — но не от боли, а с визгом радости. Он продолжал бежать.

Дейн добил его вторым выстрелом.

Последние двое атаковали одновременно. Один метнул в него кирпич — тот с глухим стуком ударился о кирасу, не причинив вреда. Второй рванул вперёд, размахивая винтовкой, как дубиной.

Краут увернулся, но приклад всё же скользнул по раненому плечу, вызвав вздох боли. Мир перед глазами замерцал, но он подавил её внутри, всадив две пули в грудь нападавшему. Тот рухнул, хрипя и улыбаясь.

Однако последний оказался быстрее и ближе, чем ожидалось.

Его кулак врезался в челюсть Дейна. Наёмника отбросило в сторону, голова ударилась о стену. Мир поплыл. Но рефлексы работали лучше разума: он успел выстрелить. Пуля вошла в лоб противника, и тот осел, как марионетка с оборванными нитями.

Дейн сплюнул кровь на пол, вытер подбородок тыльной стороной ладони и тяжело выдохнул.

— Тринадцатое пекло… — прошептал он, едва сдерживая тошноту. — Это уже не смешно.

Он медленно распрямился, игнорируя боль в плече и гул в голове. Пройдя дальше по коридору, он увидел, что коридор закончился широкой лестницей, уводящей ещё глубже под землю.

Лестница закончилась широким проёмом, за которым открывалось просторное помещение. Свет здесь был мягким, тёплым, почти ласковым. Он лился из нескольких тусклых светильников, встроенных в потолок. Стены покрывали сложные барельефы — фигуры людей, сплетённых в экстазе и боли, с вырезанными на коже символами, похожими на те, что Дейн видел на Пепельных. Их позы были то благоговейными, то животно-кровавыми. В углах аккуратно возвышались груды костей, а в центре зала, на возвышении из чёрного камня, сидел Хифдирт сарн Хулла. Его обнажённый торс пересекали глубокие, всё ещё кровоточащие символы. Губы шевелились в беззвучной молитве, глаза закрыты, дыхание медленное, размеренное. В руке он сжимал длинный, зазубренный клинок, лежавший поперёк колен.

Дейн замер на пороге, палец уже лег на спусковой крючок. Но внезапно перед его глазами вспыхнул образ Медеи и тут же пропал. Из носа пошла кровь, горячая струйка скатилась по верхней губе. В голове возникло давление — тихое, но настойчивое, будто кто-то пытался вскрыть ему череп. Однако Безмолвная Крепость, которую он так долго строил, не поддалась.

Хифдирт медленно поднял голову. Его взгляд встретился с Дейном. Глаза — чернее обсидиана, пронзающие, как иглы. Улыбка начала расползаться по его лицу.

— Дейн Краут… — произнёс он хриплым голосом. — Госпожа рада всем своим детям… Её любовь… она…

Дейн заметил, что тот срезал татуировку с лица.

— Класть мне на твою госпожу, — процедил Краут, вскидывая револьвер. — И на тебя тоже.

Хифдирт резко сорвалсся с места и приблизился к Дейну. Клинок описал дугу с невероятной скоростью. Краут выстрелил — пуля просвистела рядом, задев плечо воддена, вырвав клочок плоти. Но тот даже не поморщился.

— Мы все принадлежим ей! — прохрипел он, взмахивая клинком. — Мы все познаем её всепожирающую любовь!

Дейн уклонился, но не до конца. Клинок скользнул по кирасе, оставив глубокую царапину на металле. Он снова выстрелил — раз, второй — но Хифдирт был слишком быстр.

Удар ногой пришёлся в кирасу. Дейн отшатнулся, но удержал равновесие. Лезвие снова мелькнуло — на этот раз у самого горла. Он успел отвести голову, но клинок всё же нашёл его — прочертил глубокую линию по бедру, вызвав вспышку боли.

— Тринадцатое пекло! — выругался он, пятясь и пытаясь прицелиться. — Ты вообще человек?!

Выстрел. Попал. Прямо в грудь. Хифдирт качнулся, но не упал. Его пальцы, всё ещё сжатые в судорожном захвате, вцепились в кирасу Дейна, пытаясь повалить его. Наёмник выстрелил в упор. Снова выстрел. Колени подкосились и Хифдирт упал.

— Её воля… — прошелестело у него на губах, прежде чем голова резко запрокинулась, и жизнь окончательно покинула его тело.

Дейн стоял, тяжело дыша, опираясь на стену. Кровь текла по бедру — тёплая, щекочущая. Рана была серьёзнее, чем он рассчитывал.

Он сплюнул на пол, вытер пот со лба рукавом, смешав его с кровью.

— Чёрт возьми, Хифдирт, — пробормотал он, доставая медицинский стимулятор. — Ты был крепким, ускиным сыном… — Он сделал укол в бедро, чувствуя, как препарат начинает работать. — Надеюсь, моя печень не откажет… как у того парня из “Астра-Мед”.

Он огляделся. В дальнем углу, за возвышением, виднелась массивная металлическая дверь.

— Последний рывок… и в небо, — сказал он себе под нос, перезаряжая револьвер. — Если, конечно, оно меня ещё примет.

Дейн толкнул массивную стальную дверь — она поддалась неохотно, с низким, почти болезненным скрежетом, будто не желала пропускать его внутрь. За ней открылся узкий технический коридор, длинный и унылый, как мысли Дейна после нескольких бутылок пива. Стены были выложены из бронированной сталис редкими вставками из черного композитного камня. По полу тянулись решётчатые плиты, скрипевшие под ногами, а над головой гудели трубопроводы и проводка.

И с каждым метром, пройденным вглубь, головная боль усиливалась. Это было похоже на медленное вторжение, будто чужие пальцы осторожно вползали в череп, пробираясь через щели в сознании.

Медея.

Она возникала в каждом затемнённом углу, в каждом блике на металле, в каждом отражении на поверхности. Её голос исходил откуда-то изнутри. Тихий, но настойчивый.

“Ты тоже принадлежишь мне…”

Дейн не останавливался. Не реагировал. Продолжал идти вперед. И тогда вспышка боли. Как если бы тысячи голосов заговорили одновременно. Гул поднялся от основания позвоночника, проскользнул вверх, и только Бессознательная Крепость удержала его от того, чтобы не сойти с ума. Образ Медеи стал ярче. Её глаза — ближе. Её голос — увереннее.

“Почему ты сопротивляешься? Разве тебе не хочется покоя?”

— Нет, — прошептал он, криво усмехнувшись. — Но вот от пива, пачки сигарет и компании распутных женщин я не откажусь.

Он сделал ещё один шаг. Ещё один. Ещё один. Голоса не прекращались. Они становились громче, теряли форму слов, перерастая в хаос. Иногда ему казалось, что он слышит голос наставника. А иногда — женский голос. Голос матери. Очередной поворот. Коридор начал сужаться, потолок опускался. Медея снова появилась. Теперь она шла рядом. Её лицо было красивым, слишком красивым, чтобы быть человечным. Улыбка мягкая, почти соблазнительная. Но глаза… они были пустыми, как древние колодцы, в которые можно упасть и больше никогда не выбраться. Дейн отвёл взгляд. Не смотри. Не думай. Просто иди.