Без вмешательства человечки все могло бы окончиться иначе. Мое самолюбие было уязвлено, заставив осознать, что моя мнимая независимость и сила не столь непоколебимы, как я считал.

Однако, вместо того чтобы благодарить, я дал себе клятву, что впредь буду готов ко всем испытаниям, что ни один страх не остановит меня на пути.

Антипатия к людям всегда служила мне надежным бастионом, защитой от их мира, который казался мне чужеродным и непостижимым. Но теперь, когда одна из них оказала помощь, я ощутил себя преданным собственными убеждениями.

Как такое возможно?

Как я мог позволить, чтобы именно человечка вывела меня из глубины страха? Это пошатнуло не только мою гордость, но и заставило переосмыслить давно укоренившиеся во мне предрассудки. Было трудно примириться с мыслью, что спасение пришло от тех, кого я старался подавить бо́льшую часть жизни.

В момент, когда ужас потери контроля и возможного предательства овладел мной, Компас Истины — наш единственный ориентир в том хаосе — был разбит. Когда мы пришли в себя и осознали, что лишились направления, Зария взяла инициативу в свои руки. Ее связь с природой позволила нам найти выход из леса.

И хотя испытания не разрушили мои устоявшиеся представления о человеческом народе, они заставили меня переосмыслить многие вещи и, возможно, скорректировать собственные взгляды.

Когда мы наконец вышли из Леса Иллюзий, стало ясно: мы были всего в шаге от гибели. Солнце уже склонялось к закату, окутывая край леса последними лучами света.

Я всегда считал себя лидером, способным преодолеть любые трудности в одиночку. Это испытание обнажило передо мной мои же слабости, став горьким откровением. Ощущение, будто внутренняя уверенность и сила рассыпались на части, оставляя меня один на один с собственной беспомощностью. Противоречие между моим внутренним восприятием себя как независимого лидера и реальной зависимостью от других бросало вызов моему самомнению.

Меня бесила сама мысль, что, несмотря на все усилия, осколок не был обнаружен.

Хотя сам факт, что я вышел из этой передряги невредимым, несомненно, радовал.

Во время вечерних бесед за скудной трапезой из уст моих соседей по ночлегу, драхов Нарны и Найла, я узнал, что их отряду посчастливилось обнаружить осколок, который, согласно их рассказам, вспыхнул ярким светом и тут же исчез из виду.

Это означало, что «в копилочке» жрецов плюс один осколок Кристалла Бытия.

… Отвлекало меня от тягостных размышлений изучение окружающей обстановки. В последние дни мы с Раланом пристально следили за сменой караулов орков. Заметили, что смена происходит каждые шесть часов. В момент пересменки возникало своего рода «окно» — когда старая смена еще не ушла, а новая уже прибыла.

Это открывало перед нами возможности для скрытного перемещения или даже побега, ведь внимание орков в такие мгновения было рассеянным.

Во время наших разведывательных вылазок мы обнаружили несколько заброшенных мест.

Первым было старинное гобеленовое полотно в темном коридоре, за пыльными складками которого скрывался вход в потайную нишу — идеальное убежище для тайных встреч. Поистине, я и не подозревал, что за этим ветхим занавесом может таиться нечто подобное. Возможно, там можно будет что-нибудь спрятать.

Второе место — заброшенные темницы для узников. Мрачное и гнетущее пристанище, однако в случае нужды оно может стать неплохим укрытием. Там, где когда-то страдали пленники, ныне может обрести приют наша свобода. Самые отважные изредка осмеливались проникнуть в темницу, но быстро утрачивали интерес к месту, где витали тени боли и смерти. Впрочем, нам это было только на руку.

Знания о караулах и укромных местах давали некоторое преимущество, хотя и не соответствовали моим изначальным планам. Потому наблюдения с Раланом продолжились сразу, как нас вернули после испытания.

… Пока я рассеянно окидывал взглядом обитателей нашего временного пристанища, мое внимание невольно привлекла воркующая парочка людишек.

Вот Арвин нежно сплел свои пальцы с пальцами с ней, Лилиан, а затем, склонившись, доверительно что-то прошептал ей на ушко. В ответ девушка расцвела такой теплой и искренней улыбкой, что на мгновение я ощутил себя посторонним. Наблюдая эти сцены будничной близости, меня каждый раз передергивало.

В глубине души я всегда считал людей расой холодной и отчужденной, но то открытое и естественное проявление чувств, которое уловил между Лилиан и Арвином, жестоко расходилось с моими устоявшимися представлениями. Их легкость и непринужденность в обращении друг с другом были настолько очевидны, что я не мог не ощутить нечто похожее на зависть.

Зависть к их способности быть столь открытыми и свободными в своих эмоциях — того, чего я себе никогда не позволял.

Поспешил отогнать крамольные мысли, не желая признавать сомнения в своих убеждениях.

Моя гордость и предубеждения казались мне надежными оплотами, за стенами которых я привык скрываться всю свою жизнь. Однако возведенные годами укрепления начинали трескаться, позволяя правде просочиться внутрь — а это было для меня невыносимо. Потому вновь напомнил себе о потере Кристалла Бытия — вине человеческого народа, о смерти моего отца, ложившейся тенью на их совесть.

Я не мог позволить себе сочувствия к ним, иначе утратили бы всякий смысл все мои потери и сама наша борьба.

… Когда я отвлекся от своих размышлений, в зал бесшумной тенью вернулся Ралан с обхода.

Следя за его передвижениями краем глаза, заметил взгляд человечки Айлин, устремленный на моего товарища с жадным ожиданием. Не мог не усмехнуться, вспомнив, как Ралан осмелился поцеловать эту девушку. Его поступок стал для меня самого полнейшей неожиданностью.

Если отбросить вражду между нашими народами, Айлин и впрямь была хороша собой — нежные, трогательные черты, большие доверчивые глаза. Из нее выйдет прекрасная супруга, любящая и заботливая.

Однако кроткая на вид девушка сильно удивила меня, когда холодной головой оценила обстановку и вывела меня из глубин страха угрозами о детишках-человечках. Бррр…

И вот теперь Айлин вновь то и дело бросала на Ралана влюбленные взгляды исподлобья, словно он был единственным мужчиной в этом унылом пристанище. При малейшем намеке его внимания, она вспыхивала румянцем и отводила взгляд.

«Может, стоит просветить ее, что у Ралана есть невеста?» — мелькнула у меня шальная мысль.

Я вернулся к своему жалкому соломенному ложу и… меня поджидал сюрприз.

На самом краешке моего тюфяка свернутой трубочкой лежала записка…

Кто мог оставить послание?

Я вернулся к своему жалкому соломенному ложу и… меня поджидал сюрприз. На самом краешке моего тюфяка свернутой трубочкой лежала записка.

Развернув ее, обнаружил неровные, но твердые строки, указывающие место и время встречи.

Ни подписи, ни объяснений. Лишь лаконичные слова: «Гобелен, третья смена караула».

Кто мог оставить послание? И почему именно мне? Мои мысли метались от одной догадки к другой, но ни одна не казалась достаточно убедительной. Тем не менее, я твердо знал, что отправлюсь туда, невзирая на таинственность отправителя.

… В назначенный час, когда орки сменяли караул, я тихо прокрался к месту, указанному в записке. Осторожно осматриваясь по сторонам, прошел в укромный уголок за гобеленом, идеальный для скрытной встречи.

Передо мной возникла фигура в одеждах культиста, что мгновенно вызвало во мне напряжение. Но когда человек поднял на меня взгляд, моё изумление достигло апогея — это был Торин, мой наставник, драх, который обучил меня искусству войны и стратегии, мой второй отец.

— Даниэль, — произнёс он мягко, — я знал, что ты придешь.

— Как ты здесь оказался? — спросил я, не скрывая удивления.

Торин на мгновение замер, словно взвешивая каждое слово.

Короля Эльдории непременно будут искать, в этом не было сомнений. Однако столь стремительные поиски: проникновение сюда, оценка окружающей обстановки и установление контакта требовали наличия внутренних связей — либо королевские шпионы были среди нас, либо у меня были союзники в самом сердце вражеского лагеря. Иначе подобная оперативность была бы невозможна.