— И ты.

— На меня можешь не обращать внимания.

Он идеально выбрал время: мне требовалось отвлечься.

Воздух был свеж, а настроение Поу-чяя — заразительно.

— Тут здорово, только нам уже пора возвращаться.

— Разве ты мало работала? Йёнг, посмотри на себя: ты так напряжена, словно застряла в клешнях. По-твоему, если ты будешь все время думать и планировать, это тебя к чему-то подготовит? Освободи свой разум и дух — и тогда сможешь сразиться с миром.

Мы сидели в молчании, наблюдая за тем, как в деревеньке на берегу одно за другим гаснут окна. Я взяла деревяшку и снова ударила по корпусу, и новые легионы рыб выскочили из воды. В их движении не было никакого смысла: просто естественная реакция на испуг, краткий миг красоты, подаренный миру. Но даже это волшебное зрелище не могло отвлечь мои мысли, разлетавшиеся подобно этой рыбе.

— Хорошо, только помоги мне кое в чем разобраться. — попросила я. — Как мне вести себя с Тунгхой Патом? Лучше раздразнить его, чтобы он ляпнул глупость, от которой не сможет потом отказаться, или сразу надавить? Как думаешь?

— Ай-я! Ты меня не слушаешь! Я не разбираюсь в словесных играх, но знаю: если перекормить куриц зерном, они лопаются и дохнут. Вот то же самое происходит с тобой сейчас, тебя распирает от мыслей.

Суденышко заскрипело, нас обдул холодный ветер. Поу потянулся под навес и набросил мне и себе на плечи по пледу. Теперь я видела только его лицо, на котором сверкала ухмылка, освещенная отраженным от воды светом звезд.

— Видишь? Я, может, и не думаю много, но я всегда прав, — заявил он.

— Ах ты… — Я шлепнула его краем пледа.

Потом замахнулась для еще одного шутливого шлепка, но он поймал мою руку и сжал ее. Теплые мягкие пальцы держали меня при покачивания лодки на волнах. Я чувствовала биение его пульса.

А потом он разжал руку, и я ощутила, как на меня волной накатывает усталость. Я склонила голову к нему на грудь и прошептала:

— Мне холодно.

— Отвезти тебя обратно?

Я планировала начать день пораньше, чтобы приготовить помещение для собрания и подкрепиться крепким чаем, но внутренний голос и мой дух убеждали меня остаться тут. И в кои-то веки я послушалась.

Поу-чяй пошел за мной на тюфяк и укрыл меня пледом. Вознеся короткую молитву алтарю на корме, молодой капитан лег лицом ко мне. Я его почти не видела в темноте.

Излучаемая им доброта — или нечто большее — подобно теплу просачивалось в мое тело и сливалось с ним. Мне хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне.

— Ты ненавидела меня, — вдруг сказал Поу.

Эти слова застали меня врасплох. Я заставила себя сделать следующий вдох.

— Ты ненавидела меня, — повторил он. — Я об этом знал. Только не верил.

— Нет, я презирала своего отца. Ненавидела всех пунти. И пиратов. И в самом начале ненавидела Ченг Ята, — призналась я. — То, что я чувствовала к тебе, не было ненавистью.

— Ай-я! А я так старался, столько всего натворил, чтобы заставить себя ненавидеть! И все напрасно!

— Клянусь, ненависти не было.

— И я клянусь, что не верил твоей лжи, — сказал Поу. — У тебя были братья или сестры?

Он словно одним ударом пробил мне сердце, и оттуда хлынула боль вместе с правдой. А с ними — вся моя ненависть, вся злость, поселившаяся там с того дня, когда мой братик родился мертвым. Если бы он выжил, вся моя судьба пошла бы по иному пути. Мать не умерла бы. А-ба не проиграл бы свой корабль, и я… и меня бы никуда не увозили.

Да, сейчас я стояла на пороге обретения огромной власти и богатства, но, возможно, останься мой брат в живых, мне выпала бы более счастливая доля.

— Будь моим братом. — попросила я.

И вспомнила жену Ченг Чхата старшая сестра, младшая сестра. Похоже, но не одно и то же.

— Я всегда был твоим братом. — Поу раскрыл мне свои объятия.

Я долго лежала в его руках, обнимая его а ответ, и постепенно соскользнула в легкий, лишенный сновидений сои.

Он высадил меня сразу после рассвета. К этому времени навес был уже поднят, а круглый стол вернулся на свое место.

Освежив лицо и прическу, я накинула красный шелковый халат и отправилась следить за приготовлениями. Женщины выставляли блюда с вяленым мясом и фруктами, а также натертые до блеска чашки для чая. Чуть в стороне лежала груда подушек в цветах каждого из флотов Конфедерации. Я взяла в руки две из них, положила красную на выдвинутый чуть вперед, ближе к носу, стул и задумалась, куда положить желтую. К Пату стоит проявить уважение, но увлекаться этим не стоит. Куда лучше поставить его стул: чуть вперед или отодвинуть назад? Надо ли по обе стороны от него рассаживать синих и зеленых или тем самым я разделю группировки на восточные и западные? Куда посадить черных: рядом с красными или это подтолкнет остальных к ненужным мыслям?

Ай-я!

Я взяла в руки подушки, закрыла глаза и пошла вокруг стола, роняя их на пол как придется. Пусть духи подскажут, как разместить этих помешанных на уважении мужчин.

Самым первым появился Лягушачий Отпрыск, следом за ним — генерал Поу в сопровождении приемного сына. За ними пришел By Сэк-йи с братом, а после них, спустя долгое время, — Куок Поу-тай и Тунгхой Пат.

Их сампаны причалили почти в одно время, и пассажиры каждого жестами предлагали друг другу пришвартоваться. Это представление продолжалось бы весь день, если бы Куок не утратил терпение и не позвонил Одиннадцатипалому удостоиться символических императорских почестей как последнему прибывшему. Тунгхой Пи сначала выпустил на палубу свою жену в потрясающей шелковой вьетнамской тунике по колено, словно в напоминание о роли ее мужа в первой Вьетнамской кампании, и лишь поток вышел сам. Жена Тунгхой Пата подхватила меня под руку, как старая подруга, и протянула небольшую деревянную шкатулку:

— Это дивные засахаренные лимоны из Лойтяу Небольшое угощение для нас, женщин, чтобы было чем развлечься, пока мужчины заняты разговорами.

— Благодарю, — ответила я, высвобождая руку. — Мы полакомимся ими после того, как закончится беседа.

Тунгхой Пат одобрительно кивнул, заметив, что желтая подушка лежит возле носа, в то время как остальные цвета размещены на сторонах богов и духов. Сыну генерала Поу, брату By и жене Тунгхой Пата были предложены гостевые места возле фальшборта.

Тунгхой Пат кивнул на оставшуюся незанятой красную подушку возле кормы:

— Похоже, мы сегодня будем говорить с духами.

— Благодарю, но я пока жива, — возразила я и села на место.

— Госпожа, прими наши искренние соболезнования, мы горюем вместе с тобой, — сказал Пат, — но это собрание для командующих флотами, а не их вдов и жен.

— Спасибо за добросердечие, дядюшка Тунгхой, — отозвалась я, когда смолкли смешки над шуткой. — Я вышла замуж на твоем судне и родила первенца в твоей бухте. Для меня ты почти родной дядюшка, хоть и слишком красив, чтобы быть братом моего отца. Однако, драгоценный дядюшка, если в моем флоте не найдется человека, готового согнать меня с этого места, вам всем следует относиться к моему слову как к мнению представителя Красного флота.

— По закону слово должно принадлежать не тебе, а сыну Ченг Чхата, — возразил Пат.

— Но это решать только флоту Красного флага. Что же касается остального, уважаемые господа, позвольте мне закончить. Так вот, до вынесения решения нынешним советом слово командующего Конфедерацией тоже принадлежит мне.

Все заговорили одновременно, и только Пат молчал, прожигая меня взглядом, пока Куок Поу-тай не ударил по столу, требуя тишины.

Этот совет созвала Ченг Ят-соу, — объявил он. — Мы все знаем, что именно ее мудрость стояла за многими решениями Ченг Ята…

— Мудрость или сиськи, какая разница? — вставил Тунгхой Пат. — Это что же выходит: тот, кто никогда не управлял кораблем, не бился на поле боя, не участвовал в рейдах на суше и на море, желает командовать теми, кто все это умеет и делал? На главенство претендует та, что не командовала нигде, кроме капитанской постели?