Но тот, кого ты только что опозорила, незаменим, и он это знает! Пусть он оставит чуток добычи для себя, зато у тебя будет верный пес, который скорее отдаст жизнь, чем допустит твоей неудачи, потому что он потерпит неудачу вместе с тобой. — Он сделал многозначительную паузу. — Что ж, женщина, посоветуй, какой выбор сделать между морским ушком и верностью?

Не дожидаясь ответа, Ченг Ят повернулся к алтарю и позволил мне переваривать свое поражение. Мой неразговорчивый и упрямый муж преподал мне отличный урок, но я была слишком горда, чтобы признать это.

К свадьбе флотов Черного и Красного флагов гавань наполнилась кораблями. На берегу выставили банкетные столы. Слепые музыканты играли мелодии, а в перерывах взрывались петарды. В Тунгчунге быстро подошли к концу все запасы спиртного.

Когда молодые опустились на колени у наших ног, я подумывала разрядить обстановку шуткой о том, что я заменяю невесте свекровь, но передумала, увидев, с каким достоинством Ченг Ят исполняет свою роль. Он стиснул челюсти, так что кожа натянулась, и походил на оживший портрет. Интересно, как воспринимают нас молодожены? Сумела ли я продемонстрировать ту же царственность, как у жены Ченг Чхата в день моей свадьбы?

На джонке Куок Поу-тая состоялся роскошный банкет для избранных с музыкой и фейерверками. На один драгоценный вечер я смогла отбросить все тревоги и угрозы, споры о стратегии и даже победы, о которых без конца размышляла последние несколько месяцев. Я пила за жениха и за невесту, поддерживая любые, даже самые невнятные тосты гостей, которые были еще пьянее меня.

Потом я поздравила Куок Поу-тая и, возможно, даже попросила его прочесть стихотворение по этому случаю; не исключено, что он даже прочел, но меня отвлекли молодые женщины, щебетавшие рядом с Чёнг Поу-чяем. На нем был халат необычного для него приглушенного серого цвета с расстегнутой верхней пуговицей. Я протиснулась между его поклонниц, схватила Поу-чяя за плечи и поцеловала в обе щеки на иностранный манер.

Потом помню какой-то спор между Поу-чяем и Куок Поу-таем, в котором я даже, может, участвовала. И вот Ченг Ят куда-то меня тащит, я падаю в каюте и смеюсь без всякого повода, а его головная повязка намотана у меня на руку.

В каюте Ченг Ят перенес меня на циновку, но без малейшей нежности. Я выскользнула из одежды и обвила мужа руками за шею. Сейчас мне хотелось только одного: прижаться к нему и ощутить его кожу. Я бы продемонстрировала ему «парящую бабочку», оседлав сверху.

Однако он отстранился.

— Ты меня опозорила сегодня вечером, — О чем ты говоришь?

— Не притворяйся невинной овечкой. Все мужчины пожирали тебя взглядом, но только Чёнг Поу-чяй получает от тебя поцелуи, как от обыкновенной…

— Ты на что намекаешь? Если считаешь…

— Я не намекаю, а говорю прямо. Он накинул на меня одеяло и прошел в угол, где хранил вино. — От старых привычек не избавишься…

Его отповедь меня очень задела. Я повернулась к нему спиной и облизнула губы в поисках привкуса кожи Поу-чяя.

Я укрылась от ледяных брызг, устроившись перед потрескивающим очагом за крепкими сухими стенами. Но взору открывались только беспокойные белые шапки на сером море и еще один остров, бледнеющий вдали.

Эта часть нашей работы мне нравилась одновременно и больше, и меньше всего. Поток товаров — соль, рис, ткани, древесина, специи, украденные либо полученные за пропуски, — увеличил потребность в складских помещениях, о которых не знали власти и мошенники. Когда мы приблизились к острову, я умоляла богов даровать нам пещеру или заброшенную каменную хижину, достаточно надежную, чтобы завершить экспедицию и вернуться домой.

Я-то думала, что материальное благополучие облегчит жизнь, но, увы, я ошибалась. Добившись успеха, Конфедерация стала его жертвой. Амнистия, которую провозгласил генерал-губернатор, после трех месяцев привела к результату совершенно противоположному тому, чего ожидали власти. Хотя несколько кораблей и членов экипажа сдались, указ выявил слабость правительства, в то время как растущее признание системы защитных пропусков показало, что доминирующей силой на побережье является наша Конфедерация цветных флагов. Наряду с конфискацией кораблей, к нам в поисках легких денег стекались рыбаки и торговцы, в результате чего только наша флотилия разрослась до трехсот судов. Просто прокормить такую армию, в которой теперь насчитывалось аж двадцать тысяч ртов, было немыслимо сложной задачей, но я взялась ее решить. Нужны были постоянные запасы еды, лекарств, одеял и веревок. Теперь я успевала только работать. Сколько бы неудобств ни принесла нам последняя экспедиция, у меня хотя бы появилась возможность отдохнуть. Кроме того, я непосредственно принимала участие в решении относительно каждого места, где мы прятали драгоценные грузы, и держала все тайники в голове в качестве меры предосторожности.

Чем ближе мы подходили к острову, тем сильнее задувал ветер, поднимающий волны выше скал. Ченг Ят приказал тхаумуку сменить курс и двигаться к острову под названием Куриное Горлышко. Мы вошли в гавань на закате, присоединившись ко множеству других кораблей с красными флагами. Вдалеке я также заметила джонку Чёнг Поу-чяя.

— Пожалуйста, никаких гостей сегодня вечером, — попросила я мужа. — Я без сил.

Одна из женщин сварила мне тонизирующую настойку, но от нее у меня свело желудок.

— Подогретое вино подойдет лучше, — заметила я.

Небольшая фляжка наполнила меня приятным теплом, и я провалилась в желанный сон.

Меня разбудил шум снаружи. Солнце давно взошло. Я натянула еще один халат и вышла наружу.

Я впервые видела Поу-Чяя почти за два месяца. Казалось, он заполонил собой все пространство, а его лицо выглядело изящной жемчужиной. Я подняла руку в приветственном жесте, но они с Ченг Ятом о чем-то жарко спорили на повышенных тонах. Под лестницей ютился объект их — и всего экипажа — внимания.

Это был первый настоящий иностранец, которого я видела так близко. Густые спутанные волосы напоминали цветом лисий мех, а не человеческую шевелюру. Щеки и подбородок покрывала поросль того же оттенка. Как могло родиться существо с таким носом, напоминающим красный рог? Но больше всего меня поразили призрачные серо-голубые глаза, такие блеклые, словно из них вытекли все краски.

Незнакомец сгорбился под лестницей, как загнанный в угол зверь, но не выглядел испуганным. Он дрожал не от страха, а от холода: несмотря на морозную погоду, на варваре не было ничего, кроме брюк и грубой хлопчатобумажной рубашки. За ним ютились еще шесть существ другой странной расы, с густыми иссиня-черными волосами и гладкими невыразительными лицами цвета слишком крепкого чая.

— Откуда они? — спросила я.

Поу-чяй наконец заметил меня и усмехнулся.

— Поймал у острова Оумун. Этот, рыжий, пытался уплыть. Ха! Я поймал его, как рыбу.

— Нет, я про то, откуда они приехали к нам.

— Думаю, они англичане; по крайней мере, рыжий. Может, с того иностранного торгового суда, вы его не видели? На якоре у Треугольного острова. Но эти животные не разговаривают.

Ченг Ят толкнул рыжеволосого ногой:

— Ты! Откуда? Какой груз?

Варвар отпрянул назад и выплюнул слово, прозвучавшее как кантонское благословение на удачу фук[78]. Однако рычащий голос и ненависть во взгляде подразумевали, что в его языке слово имеет совершенно другое значение.

Некоторые из членов экипажа принялись передразнивать:

— Фук ю! Фук ю! Ха!

При этом они произносили ю так, что на кантонском появлялся неприличный оттенок, возможно соответствующий родному наречию варвара.

— Где, черт возьми, носит А-Фэя? — спросил Ченг Ят. — Ай-я, ну наконец-то!

На борт поднялся высокий и тощий матрос с родимым пятном сливового цвета, растекшимся на пол-лица. Я смутно помнила, что он работает коком на одной из джонок. Парень вырос на Оумуне, так что, возможно, немного понимал язык заморских дьяволов. Он обратился к рыжеволосому с несколькими запинающимися фразами, и тот пробормотал отрывистый ответ.