— Убери лапы! — буркнула я.

— Ченг Ят приказал…

— Мне плевать, что он там приказал. Еще раз ко мне прикоснешься — и я тебя укушу!

Вопреки моим ожиданиям, уже почти наступил вечер, воздух начал остывать, но даже сейчас свет резал глаза. Я облокотилась на поручни сходного трапа и осмотрелась. Корабль стоял на якоре, сквозь пелену тумана вдалеке проступали очертания суши. Внизу простиралась главная палуба, напоминающая базарную площадь, только вместо скота торговля здесь шла людьми. Пленницы ютились в кустарном загоне ближе к носу корабля, в то время как мужчины в черных повязках стращали пленников с непокрытыми головами — видимо, пунти. — заставляя их передавать трофеи через планширы. Хор мужских голосов сосчитал от одного до трех, и на палубу рухнула визжащая свинья.

Тут же сидели кружком женщины-пиратки, одетые, как и мужчины, в черные брюки и куртки. Они плели веревки и штопали паруса. Странно было слышать, как женщины болтают и смеются, словно вся эта суматоха является для них совершенно обыденным делом, хотя, разумеется, так и было.

Матрос подтолкнул меня к лестнице со словами:

— Ты вроде сказала, что тебе надо…

— Я и собираюсь! Лапы убери!

На нижней ступеньке я едва не натолкнулась на женщину-пунти, которая тащила ведро с водой.

— Сюда! — буркнул пират и показал, что нужно подняться на платформу, торчащую наподобие узкого крыла. Подо мной качался на воде сампан, набитый испуганными крестьянами. Видимо, те, за кого уплатили выкуп, ждали возвращения домой. Выкрикнули чье-то имя, и еще одна рыдающая женщина перелезла в лодку.

Если хорошенечко прицелиться, я могу приземлиться между сидящими и спрятаться у них под ногами. Если крестьяне, конечно, позволят мне это сделать. И если прыжок не произойдет на глазах у пятидесяти пиратов. И если я не сломаю шею при падении.

Охраннику хватило мозгов прочесть мои мысли, он схватил меня за руку и подтолкнул к отхожему месту. На самом деле там была просто дыра посреди деревянной платформы. Если присесть за вертикальной планкой высотой по пояс, создавалось подобие уединения.

— Ты меня собрался держать, пока я опорожняю кишечник?

Пират позволил мне перелезть через планку одной, но предупредил:

— Без фокусов.

Я присела над дыркой и подумала, что план мой совершенно безнадежен. То есть, по сути, никакого плана у меня и вовсе нет.

Раздался свист, и сампан отплыл. Гребец развернул его в сторону суши. Лодчонка качалась на волнах, унося прочь мужчин, получавших мое тело за несколько медяков, и женщин, плевавших мне под ноги. Но все они только что купили свою свободу, расплатившись серебром или свиньями. Хоть бы сампан перевернулся и утонул.

В каюте меня ждала дымящаяся миска. А рядом я увидела иголку с ниткой, воткнутую в обрезок ткани, почти точно совпадающий с материалом моего рукава.

Сквозь щель в иллюминаторе уходящий сампан было не разглядеть: лишь открытая вода, простор небытия…

Я вытащила тапочки матери из кармана, погладила их носки, пытаясь заправить оборванную нить и разгладить еле заметную рябь на шелке, чтобы хоть одна моя драгоценность снова стала безупречной. Нужно было найти для них безопасное место. Под матрацем слишком заметно. Позади алтаря густая сажа. Я отодвинула тяжеленный сундук из красного дерева от стены, сунула тапочки в щель и вернула сундук на место.

Потом я уселась перед миской с рисовой кашей, глядя, как пар поднимается и исчезает, и мое сердцебиение заполняло всю каюту.

И тут грубая рука скользнула мне под куртку.

Обгрызенные ногти царапали соски.

Я не видела капитана в темноте, но чувствовала его вонь: смесь винного выхлопа, рыбы и дыма. Он спустил мне брюки ниже колен. Пуговицы впились в ребра.

Я не была готова принять его, но пират раздвинул мне ноги и пронзил мою плоть, как разъяренная оса, а уже потом плюнул себе на ладонь и увлажнил меня. Он вошел внутрь, потом отпрянул и снова вошел.

По тринадцатилетней привычке из горла у меня вырвался стон, но я даже не пыталась придать ему подобие удовольствия. Тяжелое дыхание пирата бурей клокотало у меня в ухе.

Все быстро кончилось, и он захрапел.

Иллюминатор остался открытым. Я встала на колени и оперлась на раму. Созвездия заполняли сверкающее небо, сливаясь с редкими островками облаков.

И тут, будто повинуясь моему призыву, звезда полетела вниз, оставляя, прежде чем исчезнуть, мерцающую полосу: краткий и тщетный миг красоты, тихой и одинокой.

Глаза распахнулись навстречу серому рассвету. По каюте расползались жгучий дым благовоний и песнопения.

Я видела спину Ченг Ята, который склонился перед богиней. Церемонию вел пухлый мужчина в блестящем черном халате, которого я видела накануне, когда он подсчитывал пленников. Я предположила, что это корабельный казначей. А между ним и Ченг Ятом стоял еще один пират, которого Ченг Ят называл тхаумук, то есть старший помощник капитана. Лицо тхаумука казалось сшитым из кожаных лоскутов.

Закончив песнопения, казначей сверился с книгой, лежавшей у него на коленях:

— Благоприятный день для путешественников. Вас обрадует, что особенно удачным направлением считаются юг и юго-запад.

Тхаумук бросил на меня холодный взгляд и что-то пробормотал остальным. Ченг Ят проследил за его взглядом.

— Ну наконец-то проснулась, — проворчал он, будто я опоздала к важному делу. Остальные явно ждали, когда же я уйду. Я была рада оказать им услугу.

Никто не охранял дверь. Никто не пытался меня остановить. Дул свежий ветерок, тучи развеялись, небо прояснилось. Мы стояли на якоре на том же месте, возможно, в паре ли[19] от берега. Я спустилась по трапу, протискиваясь между мужчинами и женщинами, которые были заняты работой, и присоединилась к толпе у алтаря на угловой палубе. Кто-то пробормотал: «Капитанская жена». Простая констатация факта, ничем не примечательная, словно разговор шел о погоде, что раздражало еще сильнее. Но при этих словах мужчины отошли в сторону, давая мне дорогу.

За ограждением уборной я увидела сампан — уже пустой, дрейфующий на конце троса. Правда, весла-юлоу не было, а значит, толку мало. Две местные рыбацкие лодки держались чуть поодаль от пиратских джонок.

Болезненные ощущения между ног напомнили о куда более серьезной проблеме. Ублюдок оставил во мне свое семя.

Я обыскала каждый угол палубы в поисках старухи. Я даже не знала ее имени, чтобы спросить, где она. Теперь корабль казался огромным, хотя от кормы до носа насчитывалось не более сорока шагов.

Из соседнего трюма выбралась женщина с кипой свернутых циновок. По возрасту она вполне могла быть супругой какого-нибудь моряка, но еще слишком молода для вдовы. Я преградила ей путь и прошептала:

— Сестрица, помоги! Мне нужны противозачаточные травы.

Ее презрение было очевидным, ведь я была одной из пленниц, движимым имуществом.

— Я заплачу. — Я вытащила кошелек из кармана, что еще больше встревожило ее. Может быть, она решила, что я украла деньги.

— Я жена капитана, — пришлось сказать мне, и слова даже на вкус показались ненавистными. Но они сработали: женщина явно слышала новости.

Она огляделась и одними губами прошептала:

— Он убьет меня.

Я сунула ей в руку маленький слиток испанского серебра, за который на суше можно было купить две порции трав Она сунула мне циновки и спустилась в трюм, откуда вернулась с небольшим бумажным пакетом.

Я развернула его и увидела горсть черного пепла.

— Лист логоса?

Женщина кивнула. Что ж, средство не самое надежное, но на худой конец сгодится. Она забрала циновки и поспешила прочь.

Я сунула пакетик в карман и нашла камбуз, где в клубах пара орудовал кок. От аромата свежесваренного риса желудок сжался и заурчал.

— Миска? — Повар протянул руку.

— У меня нет, но…