Канонерские лодки противника, значительно превосходившие числом нашу флотилию, двинулись вперед, чтобы окончательно нас разбить. Это был урок стратегии. Пример того, как ввести врага в заблуждение и заманить его в ловушку, обрекая на погибель. Преследуя нас мимо устья, лодки попали прямо под прицел орудий Ченг Чхата и By Сэк-йи. В итоге мы захватили восемнадцать соляных барж — подарок, который планировалось разделить с нашим новым нанимателем.

Только после того, как, отметив успешный налет, мы возобновили наше путешествие на запад, меня осенило: Ченг Ят проявил себя умным и необычайно храбрым лидером, пиратом до мозга костей. Что будет с ним — с нами всеми, — когда мы перестанем быть бандитами?

Дней через десять, а может, и больше я, ополоснув волосы холодным чаем, расчесывала их на ветру. Небо было тусклосерым. Ветер, возвещавший о приходе зимы, холодил кожу головы.

Семечка, занявший место Ястреба, свистнул с нижней палубы.

— Ченг Ят-соу, видишь? — Он указал на плоскую, грязную полоску суши, где теснились несколько ветхих домишек. — Это и есть Аннам!

Портовый рабочий помог мне подняться по скользким ступенькам на пристань, а затем раскрыл ладонь в ожидании чаевых: так состоялось мое знакомство с приграничным аннамским городом Зянгбинь.

Я ожидала увидеть дикую иноземную версию захудалых районов Гуанчжоу с темными сырыми переулками, кишащими неизвестными болезнями и опасностями, но не была готова к бесконечной веренице витрин и складов, тянувшихся по обе стороны изгибающейся набережной. Мне сказали, что здесь все занимаются делом, но почти всегда нелегальным.

Жена Ченг Чхата неслась вперед. Я старалась не отставать, чтоб услышать, как она характеризует проходящих мимо людей: широкоплечие лусонцы[47] с детскими лицами, сиамцы с орехово-коричневой кожей и стрижками под горшок, невероятно темные малазийцы, вытянувшиеся по струнке мужчины в одеяниях китайских торговцев и с небритыми головами, которых моя невестка назвала длинноволосыми: это были китайские поселенцы, взявшие местных жен и перенявшие здешние манеры. Сами аннамцы почти терялись в толпе, но их можно было узнать по распущенным волосам. Куда же все эти люди направлялись посреди бела дня?

Мимо прошла группа молодых женщин в белых развевающихся нарядах из двух частей, которые казались одновременно скромными и бесстыдно дразнящими.

— Я хочу такое же, — заявила я. — Отведи меня к портному!

Невестка потащила меня к обочине улицы, бормоча непристойности в адрес местных девушек и ускоряя шаг. Носильщики с тележками лаяли на нас, чтобы мы убрались с дороги, разносчики совали нефритовые гребни и браслеты прямо в лицо, мяукая что-то на своем языке, который был одновременно смутно знакомым и непонятным, словно на кантонском говорили коты.

— Это все пустышка, — буркнула жена Чхата. — На улице Небесной Династии только мусор.

Похоже, так называлась главная улица Зянгбиня, а за ее пределами было еще множество торговых точек.

Невестка указала на боковой переулок впереди.

— Мы только приехали, — воспротивилась я. — Хочу осмотреться.

— Я избавляю тебя от мучений, вот увидишь. Проведу тебя на небеса.

Кажется, она говорила буквально. Мы поднимались по крутой тропинке, вдоль которой стояли дома и небольшие склады и тянулся забитый мусором водосток. Я настояла на том, чтобы остановиться, пропустить носильщиков-кули, отдышаться и осмыслить все, что вижу.

Отсюда Зянгбинь казался не столько городом, сколько хаотичным скоплением черепичных зданий с соломенными крышами, окружавших извилистый водный путь, настолько забитый судами, что нельзя было рассмотреть границу между водой и сушей. Неудивительно, что корабли пытались пришвартоваться не здесь, а между островами к западу от устья реки.

Жена Чхата нетерпеливо фыркнула.

— Далеко еще? — пропыхтела а.

— Мы почти на месте. За мостом. Пошли!

Она ринулась сквозь толпу на мосту, но я предпочла еще немного постоять и поглазеть на торговца животными, который нес бесчисленные клетки на бамбуковых шестах и развлекал толпу взволнованных детей.

Перейдя через мост, мы вышли на оживленный рыночный переулок, где я догнала жену Чхата, которая спорила с продавцом фруктов на кантонском диалекте. Она откусила кусок от груши и сунула ему под нос. Аннамка с чернеными[48] зубами присоединилась к разносчику, крича на жену Чхата, пока та не бросила на прилавок деньги и не ушла.

— Две монеты за гнилые груши! — пожаловалась она мне;

Лавочники махали руками со всех дверей:

— Красавица! Специальная цена для красавиц!

Я остановилась у магазина с разноцветной фарфоровой посудой, но подруга потащила меня прочь.

— Пришли!

Облака парфюма ударили в нос еще до того, как я вошла в дверь. Магазин был забит товаром от пола до потолка: полки провисли под гнетом кусков мыла, ароматные шарики стояли в корзинах на полу, а в углу виднелись бочки, заполненные мыльными бобами[49]. Мыльные хлопья хрустели под ногами. Хилый старик поднялся с табурета и поприветствовал нас на кантонском диалекте с сильным акцентом.

— Красотка! — Его зубы, как и у многих других, потемнели от постоянного жевания бетеля. Он провел пальцем по губам. — Любишь масло для губ? У меня есть! — Он взял с полки миску и достал красную пасту, чей густой цветочный аромат подошел бы стареющей куртизанке. — Очень ароматный!

— Мне нужно мыло, — сказала я.

— Мыло много. Для лицо. Для волосы. Для всех мест есть!

— Ей надо пахнуть повкуснее, — вмешалась жена Ченг Чхата, — чтобы муж захотел сделать ребеночка.

— Одежду стирать, — сказала я продавцу. Одним из немногих приятных воспоминаний из моей прежней жизни были надушенные платья, которые радовали не только клиентов.

Старик зачерпнул горсть зерен из кувшина.

— Мыльные бобы высшего качества.

Они были такими мягкими на ощупь, что я не колебалась. Пока торговец упаковывал мою покупку, я бродила по магазину, опьяненная ароматом полок, ведер и корзин с мылом; некоторые представляли собой просто кирпичики, другие имели форму птиц, цветов и даже золотых слитков.

Хозяин лавки поманил меня.

— Ах, красавица-красавица! Специально для тебя. Как ароматная наложница.

Он держал у меня перед носом шарик цвета слоновой кости размером с кулак. Смесь ароматов повергла меня в обморок: пряный корень имбиря и сладкий цветок белой орхидеи. Следующий шарик оглушил чистой эссенцией розы.

— Аромат цветка передаст свою душу тебе.

Я надеялась, что настоящие небеса будут благоухать не хуже этой скромной лавки. Куда бы я ни повернулась, каждая полка, каждая корзина радовали глаз, нос и пальцы. Я мечтала забрать с собой всего понемногу. Веская причина остаться в Зянгбине навсегда.

Почувствовав мою нерешительность, старик вложил мне в руку мыло в форме бабочки.

— Тебе надо! Кожа будет мягкая, как младенчик. Мужчине понравится целовать.

— Значит, не для нее, — ухмыльнулась жена Чхата. — И так слишком много мужиков хотят ее поцеловать.

Лавочник подмигнул, кивнул куда-то в глубь лавки и прошептал:

— Красотка, может быть, тебе понадобится это. — Он открыл деревянный шкаф и достал крошечный стеклянный флакон, наполовину наполненный словно бы жидким серебром. С голландского корабля. Лучшая и чистая!

Я никогда раньше не видела ртути. Одна из моих товарок с цветочных лодок хвасталась, что у нее есть пузырек ртути. По ее словам, ртуть блестела, как меч, и разила так же. Мы все знали, что ртуть используют как противозачаточное средство, которое могут позволить себе только императорские наложницы. Одна крошечная капелька в день — и не нужно глотать противные на вкус мускус, корни и листья лотоса. Я умоляла товарку позволить мне попробовать, предлагая отдать весь заработок аж за пять дней. Другие предлагали и больше, но девушка отказывалась делиться, даже просто показать ртуть не согласилась. Когда позже в том же году она умерла от загадочной болезни, мы нашли только пустую склянку.