— Готово?

— Нет.

A-и пожала плечами, но это не особо помогло. Я сделала глубокий вдох. Доктору из А-ме-ни-а удалось завоевать мое доверие, и тут такое! Тем не менее теперь мне стало любопытно. Какие секреты можно найти в вонючей миске с мочой? Мне удалось накапать половину миски. Когда я закончила, А-и постучала по полу.

Доктор вернулся на прежнее место, откупорил бамбуковую пробирку и объяснил:

— Это вино.

Он отмерил немного жидкости в миску, взболтал вместе и рассмотрел получившуюся смесь в свете из окна. Я уже ждала, что он окунет туда палец и попробует на вкус. К счастью, он лишь выплеснул содержимое миски в иллюминатор, затем присел на корточки рядом со мной и похлопал по руке.

— Ты здорова, — заявил он. — Внутри здоровый ребенок.

А-и захлопала в ладоши, но я просто уставилась в никуда сквозь пылинки, сверкающие на свету. Доктор запечатал свою винную пробирку, попрощался и покинул каюту.

Я швырнула мокрую миску в стену, и она разбилась вдребезги.

— Пожалуйста, просто уйди, — попросила я А-и. — Не надо убираться.

Отрицать бесполезно. Снова заточение. Снова боль. Еще одна маленькая жизнь, питающаяся моим телом, моим временем, моей душой.

Я бросилась к окну, высунулась по пояс, едва не выпав наружу, и долго пронзительно кричала на морских птиц, на вздымающиеся волны, на розовеющие облака, пока у меня не пересохло в горле. Затем я скользнула внутрь и рухнула на циновку, чувствуя странное спокойствие.

Когда я заявила, что отказываюсь провести полгода в затхлом трюме, Ченг Ят лишь кивнул. Может быть, он чувствовал то же, что и я, — удивление. А вот радости я не испытывала. Когда это случилось? Когда у меня была возможность или силы хотя бы поговорить с Ченг Ятом после наступления темноты, не говоря уже о том, чтобы заняться с ним любовью? Я не могла вспомнить последний такой случай. Или могла? Я проглотила тогда свое зелье, которое никогда меня не подводило. Или забыла? У меня всегда было слишком много забот!

Болезненные ощущения ушли в течение следующего месяца, и я снова стала самой собой, вернувшись к подсчетам и амбарным книгам. Жизнь и работа возобновились.

Однажды вечером Ченг Ят вошел с легкой улыбкой, которая подсказала, что у него новости. На этот раз мне было все равно. Пусть выкладывает сам, без моего понукания.

Наконец он изрек:

— Ты скоро избавишься от заморских варваров! Пришли вести из Оумуна. Китайское торговое общество предложило заплатить за их освобождение.

— Отлично, хотя я не понимаю, как это касается китайских торговцев.

Они надеются получить что-нибудь взамен от англичан.

Логично.

— Они заплатят десять тысяч лянов, как мы просили?

— Предложили десять, но теперь мы требуем тридцать!

Мне стало нехорошо.

— Безумие! Нельзя так! Я хочу, чтоб они поскорее убрались!

— Успокойся. Это всего лишь переговоры. Подожди, пока не услышишь другие новости.

Я подождала.

— На ушел с поста генерал-губернатора. Попал в опалу. Смещен самим императором!

На это я только кивнула.

— Надеялся, ты хоть повеселишься!

— Еще есть что сказать?

— Это все. — Он размотал повязку и порылся в сундуке, выгружая стопки бумаг.

— Сегодня утром Лёнг Пхо-поу заходил поздравить меня, — сказала я.

Муж наконец нашел то, что искал, — личную печать для защитных пропусков.

— Твоя племянница тоже, — язвительно сообщила я. — И жены некоторых капитанов. Поползли слухи.

Ченг Ят снова запихал вещи в сундук и стал возиться с ржавой защелкой.

— А как насчет рыжеволосого иностранного дьявола? Он тебя тоже поздравил? Почему ты мне это говоришь?

— Потому что кажется странным, что жена главы Конфедерации ждет ребенка, но сам он, единственный из всех, не проявляет интереса.

Муж изменился в лице и привычно стиснул челюсти, но не нашелся с ответом.

— Мы с тобой говорим о работе, и только о работе, — продолжила я. — Я снова собираюсь стать матерью. Приятно было бы услышать добрые слова от будущего отца.

Ченг-Ят одарил меня странным взглядом, в котором читались то ли гнев, то ли вина. Я рухнула на циновку и повернулась к нему спиной.

— Ты не обязан ничего говорить. Бери свою драгоценную печать и проваливай.

Он не двигался. Его дыхание стало громче, быстрее. Я ожидала взрыва, но услышала тихое обвинение:

— Разве я неправильно подражаю твоему презрению к детям? — Его голос лился, как непреодолимая река печали: Забыла первый раз, не так ли? Ты вечно была недовольна! Ты ненавидела ребенка внутри себя и я чувствовал, как твоя ненависть бьет мне в лицо, словно раскаленный ветер. Я боялся, что, если на этот раз хоть икну от радости, надеясь, что снова будет сын, ты в ярости бросишься в море.

Неужели я действительно такое чудовище? Промолчи я сейчас, произнес бы муж эти горькие слова? Я хотела, чтобы он выразил восторг по поводу второго ребенка, пусть даже хочет только мальчика. Чтобы он мечтал о нормальной семье, тогда ее пожелала бы и я.

— Прости, — сказала я и развернулась к мужу.

Его глаза сияли, как черные жемчужины.

— Ты иногда сводишь меня с ума. Я никогда не знаю, как с тобой говорить, — пробурчал он.

— Просто попробуй. Прямо сейчас.

— Как? Надоумь-ка. У меня нет причудливых слов или стихов.

— Мне не нужны стихи.

— Я очень тебя зауважал, — начал он. — Нет, даже не так… Ай-я! Ты же знаешь, какой я косноязычный, если только не вкладываешь слова мне в уста. Теперь я завишу от тебя! Без тебя я был бы…

— Кем? — Я повернулась и жестом предложила ему прилечь рядом.

— Обыкновенным вороном, помнишь? В поисках объедков. — Мы оба коротко хохотнули.

Моя очередь.

— А я без тебя…

Кем я была бы без него? Мне не хотелось говорить: «Грязной шлюхой» — слова были слишком безобразны. Без Ченг-Ята я не стала бы богатой женщиной. Без него у меня не было бы власти над жизнями двадцати тысяч людей. Но говорить о таких вещах вслух — это пошлость.

Без него я была бы сама по себе, отвечала бы только за себя, никогда не узнала бы…

Нужный ответ пришел внезапно, словно удар промеж глаз. — Без тебя я никогда не узнала бы настоящего мужчину. Он кивнул, благодарный, что я не заставила его облекать в слова чувства, которые так трудно выразить.

— Что мне сказать? Поздравляю. Нет. Может быть…

Он погладил меня по животу, затем его рука двинулась вверх, щекоча мне кожу. — Спасибо, что родила мне ребенка… что рожаешь мне детей.

Очень приятно. Фонарь мерцал и слабел, превращая лицо Ченг-Ята в отдельные расплывчатые пятна щек, губ и глаз.

— Иди заканчивай свои молебны, — сказала я.

— Они могут подождать.

Его рука скользнула мне под халат. Я распахнула объятия как раз в тот момент, когда пламя лампы перестало бороться с тьмой.

Ни разу ни один из нас не упомянул слово «любовь». Да мы оба и не ждали признаний. Ничего не жди и не ври: возможно, это и была малая толика того, что называется любовью. И сейчас мне ее хватило.

Я проснулась поздно, разбуженная уже знакомыми грубыми голосами внизу.

Первым делом мне бросилась в глаза джонка Чёнг Поу-чяя, привязанная к нашей балке. Темнокожих людей загнали к нему на палубу, как стадо овец, а рыжеволосый Та-на разразился очередью фуков, когда матросы Поу-чяя перекинули его через поручни.

Никто не предупреждал меня, насколько разными могут быть беременности. На этот раз я чувствовала себя не так плохо, зато сил совсем не было. Может, из-за зимнего холода, может, из-за работы, а может, из-за всего вместе.

Наши корабли мотались с места на место, собирая плату за покровительство по всей дельте в преддверии Нового года, когда люди торопились рассчитаться с долгами. Закутавшись в одеяла в окружении горы серебряных слитков, амбарных книг и расписок, я забывала о боли в спине. Но гадатель предупредил Ченг Ята: если я не отдохну хорошенько, то навлеку на нас бури и беды. Даже ребенок, растущий внутри меня, казалось, протестовал. Ничего не оставалось, кроме как доверить дела казначею.