К полудню небо прояснилось, и мы вернулись. Пусть Ченг Ят сражается. Пусть зарабатывает себе репутацию перед собратьями, раз уж мы всего лишь стая волков. Когда охота закончится, мы наконец сможем отплыть в Тунгчунг и вернуться к начатому.

Я отнесла сына на ют, намереваясь отвлечь его игрушками, но он вскарабкался по поручням и протянул ко мне руки. Несмотря на усталость, я сдалась и подняла его.

— Видишь? Красные флаги наши. Синие — дяди Толстяка. А вот и зеленые флаги. Знаешь, кто капитан той флотилии? Лягушачий Отпрыск!

Ля-гу-фа-чий! — пролепетал мальчик.

Несколько джонок с зеленым флагом подплыли поближе к соляным баржам, обмениваясь с ними выстрелами. Свежий ветер быстро рассеял дым; видимых повреждений с обеих сторон не наблюдалось. Корабли с желтым флагом сделали следующий проход. Йинг-сэк захлопал в ладоши, когда дым рассеялся. У двух джонок с желтым флагом порвались паруса, еще у одной рухнула фок-мачта, а одна соляная баржа накренилась.

У меня болели глаза от яркого солнца, вес мальчика оттягивал руки. Я уже собиралась отнести его внутрь, когда Йинг-сэк ткнул пальчиком.

— Братик! — Он показывал на корабли под красным флагом на западе. — Братик! — повторил он. Так он называл Чёнг Поу-чяя. Почему мальчик решил, что «братик» на одном из тех кораблей? Но он наверняка там. Внезапно я испугалась за Поу-чяя.

Корабли цепочкой поплыли в бухту, громыхая орудиями и не переставая вести ответный огонь. Мальчик вырывался и плакал у меня на руках. Только теперь я поняла, что слишком сильно сжимаю его.

Раздался громкий треск, за которым последовал сокрушительный взрыв. Из ведущей джонки вырвались клубы дыма, горящие осколки взмыли в воздух. О нет, это были не осколки, а фрагменты тел!

Йинг-сэк вскрикнул и выпал у меня из рук. Я тоже закричала, быстро подняла его с палубы и поспешила вниз по трапу. Пусть он увидит чьи-то другие смерти. Только не смерть своего «братика». Моего Чёнг Поу-чяя.

Прошла половина лунного цикла, прежде чем Ченг Ят в своей жажде мести одержал достаточно мелких побед, чтобы восстановить репутацию и вернуться в Тунгхой. Не в силах больше ждать ни минуты, чтобы сойти с корабля, я подкупила Йинг-сэка обещанием угощения и оставила на день с А-и.

В сампане я держала рот на замке, пока Ченг Ят разливался соловьем:

— Жаль, что мы потеряли так много людей. Но я не мог дать выиграть этому проклятому генерал-губернатору и его флоту.

«Ну конечно. — Губы у меня шевелились, но вслух я не произносила ни слова. — Именно это я вбивала прошлой ночью в твой мягкий череп, чтобы ты не прыгнул в пьяном виде за борт».

Пятнадцать дней набегов, стычек и непогоды стоили нам двадцати шести кораблей и сотен человек убитыми или взятыми в плен. В свою очередь, мы сожгли форт Лунмэнь и почти сотню вражеских кораблей. Но, увы, уплыли с пустыми руками. Пусть Ченг Ят называет это победой. Я не сомневалась, что сейчас генерал-губернатор сочиняет доклады для императора, в которых превозносит свои заслуги.

На причале я напомнила мужу:

— Скажи Поу-чяю, чтобы заглянул к нашему сыну. Мальчик все еще сходит с ума от беспокойства.

Настала моя очередь выполнить свою миссию. Пробираясь по улочкам Тунгхоя, я остановилась купить мыло и обещанные ребенку сласти, затем обогнула деревню по тропинке в мангровых зарослях, миновала ручей и несколько рыбацких хижин на сваях, парящих высоко над илом. Мне сказали, какое жилище искать, но я бы и так узнала его по отчаянным глазам женщины в дверях. Я подождала у подножия лестницы, пока не появился человек, который сложил руки в приветственном жесте. Но в его голосе не было и намека на улыбку.

— Пожалуйста, входите, прошу вас.

Дом представлял собой единственную захламленную комнату, пропахшую рыбой, хотя обитатели попытались сохранить респектабельность, расстелив чистые циновки. Девочка, высокая для своих двенадцати лет, вцепилась в деревянную кровать, не в силах скрыть дрожь.

Я на мгновение задержала дыхание, ошеломленная ее глазами, большими и влажными, как у коровы.

— Как ее зовут? — спросила я.

Мать прикрыла рот рукой.

— Пин.

Я хотела поскорее покончить с делом и протянула тяжелый мешочек.

— Сорок лянов. Пересчитайте.

Отец отмахнулся. Я поставила мешочек перед ним и заметила, как отец семейства расслабился. Он велел девочке подойти ко мне.

Мать слабо вскрикнула.

Пин спустилась по лестнице следом за мной, не оглянувшись на родителей. Я неторопливо шла к кораблю, проверяя, что она следует за мной.

Указав на трюм, в котором будет жить служанка, я повела ее вверх по лестнице. Йинг-сэк радостно вылетел из каюты и вырвал сласти у меня из рук.

— Это твоя новая няня, А-Пин.

Голос у меня немного дрогнул. Я мысленно прокручивала в голове разговор с сыном: «Теперь у тебя будет две мамы. А-Пин будет играть с тобой, когда захочешь. Куда безопаснее, если кто-то приглядит с тобой». Но я не могла заставить себя произнести эти слова. Я ведь не бросаю сына, почему же мне так тяжело? «Твоей маме нужно работать, чтобы у тебя были хорошие вещи», — по крайней мере, это близко к истине.

— Я буду играть с тобой каждый день, как и раньше. Но жить ты будешь с А-Пин.

— Мамочка! — Йинг-сэк отбросил конфету и прижался ко мне.

Я погладила его по голове и обняла за плечи Он ведь будет жить чуть ниже по лестнице на том же корабле. Мы будем видеться каждый день, если только я не уеду по делам. Например, на встречу с агентами, покупателями или шпионами. Мне необходима свобода, чтобы делать свою работу. Мне необходимо снова стать собой.

И не менее необходимо было чувствовать горячее дыхание ребенка у себя на шее.

Я знала, как тяжело это будет для мальчика, но не представляла, как тяжело будет мне самой.

Я присела на корточки и поцеловала его в лоб, а затем вложила его ручку в ладонь Пин. Он плакал всю дорогу до трюма.

— Я не создана для материнства, — прошептала я, и последнее слово застряло у меня в горле.

Расчесывая волосы на трапе, я наслаждалась приятной прохладой воздуха, долгожданной переменой погоды к Празднику середины осени. Что-то взметнулось на поверхность в десяти корпусах по правому борту. Потом еще раз, снова и снова. Очередной счастливый знак: семейство розовых дельфинов. Вскоре мы наконец прибудем в Тунгчунг после тяжелого путешествия.

Изрезанный берег Тайюсана проступал сквозь дымку, и впереди показался знакомый мыс: отвесные горы, обрамляющие залив, приливы на илистых отмелях, орлы и коршуны, лениво кружащие над островком Чхэк Лап Кок. Несмотря на прохладный ветер, в груди у меня разливалось тепло: я начала думать о Тунгчунге как о доме.

Это было не то триумфальное возвращение, которое представлял себе Ченг Ят, да и я, если уж на то пошло, тоже. Скорлупа, в которую мы спрятались, — господство над кораблями, над людьми, над морями Южного Китая — треснула.

Подойдя к якорной стоянке, я увидела поляну на склоне холма, где склеп жены Ченг Чхата вместе с ее останками врос в скалу. Если бы я верила в духов, то подумала бы, что призрак дорогой подруги смотрит сейчас через залив на меня, ее младшую сестру, претендующую на роль пиратской королевы.

У меня возникло внезапное желание отдать дань уважения умершей, прежде чем мы бросим якорь. Пыль забилась мне в нос, как только я открыла фамильную гробницу. Внутри оказалось так темно, что трудно было определить, на какой деревянной плите изображен Ченг Чхагт, а на какой — его жена. Я пошарила в углу и наткнулась на какие-то бумаги. В свете из оконца я рассмотрела амбарную книгу. Я сунула ее под халат и, отказавшись от свечей или благовоний, пробормотала молитву и обещание: «Я стану лучше, буду рулевым колосом, направляющим мужа, и прегражу путь всему, что может навредить нашему ребенку», а потом поспешила обратно в каюту.

Читала я пока плохо, а почерк у казначея был слишком витиеватым, и я мало что поняла, за исключением одного: записи свежие. Что книга делала в склепе? Но я и так слишком задержалась, поэтому придется отложить изучение на другой день. Я завернула книгу в старый халат, сунула в сундук с одеждой и вышла наружу как раз в тот момент, когда причалил паром.