— Женщина, ты задаешь слишком много вопросов. Даже забавно: ничего не меняется.

Я с грохотом поставила на стол миску и ушла к окну. Луна еще не показалась на небе, звезды скрылись за дымкой. Мы только что похоронили моего друга и верного оружейного мастера нашего корабля, а Ченг Ят настроен шутить.

— Значит, я тебя забавляю?

Я ощутила жар его тела, когда он подкрался со спины.

— Как и всегда, — шепнул он.

— Твою мать!

— Меня сейчас больше интересует другая женщина.

— Ай-я! — Я ударила Ченг Ята в грудь, что, казалось, развеселило его еще сильнее Он перехватил мое запястье, прежде чем я успела влепить пощечину.

— Никогда не видел женщину, в которой бушует такое пламя. Если ты когда-нибудь начнешь относиться ко мне с уважением, я даже буду разочарован.

— Хочешь уважения? Тогда отвечай на вопросы! Ты рассержен из-за случившегося в Тин паке? Тебе грустно из-за того, что ты похоронил товарища? Тебе не стыдно дрейфовать по морю, словно бамбуковая щепка? Разве тебе не хочется чего-то посерьезнее?

— О, боги, на помощь, огонь побеждает! Что ж, порадую тебя ответами. Счастлива? Да, я злюсь! Можно ли прожить эту жизнь без злости? Печаль? Стыд? Никогда о них не слышал. Это водный мир. Выживаем как можем. Ты спрашиваешь, чего я хочу? Я покажу. — Он взял меня за руки и повел к циновке. — Но сначала скажи, чего хочешь ты.

— Я хочу знать, что в Тунгхое.

— Старый друг.

— Кто?

— Да так, один ублюдок.

— Вот и хорошо. Я хочу, чтобы ты рассердился прямо сейчас. Хочу, чтобы ты был очень-очень зол.

Меня охватила вина из-за того, что я смеялась вместе с Ченг Ятом, но налет грусти придал моим чувствам больше искренности, и жажда жизни рвалась наружу.

Капитан потянул меня за одежду, и я подчинилась, усмирив тоску.

Однажды днем — сколько времени прошло? — мои глаза резко распахнулись. Мир вокруг стал ясным и четким. Я вышла на палубу; руки и ноги заныли от удовольствия, пока я поднималась по трапу. Воздух наверху казался целебным.

Если бы сердце не кололо при воспоминании о Ястребе, то все беды могли бы испариться.

Мы двигались по широкому проливу между густой растительностью на западе и болотистой местностью на противоположном берегу со множеством рыбных хозяйств, воды которых переливались красным и золотым в лучах заходящего солнца.

A-и оперлась на перила, выходящие на восток. Как ни странно, она ничего не латала и не шила и смущенно улыбнулась мне, как будто я прервала ее внутренний диалог.

— В этой части мира цвета выглядят иначе, — заметила старуха.

Я уселась рядом с ней, прикрывая глаза от слепящего света:

— Еще далеко до Тунгхоя?

— Да вот же он. — Она кивнула в сторону болот.

Это место казалось слишком унылым, чтобы команда ждала его с таким нетерпением. Единственными признаками жизни были несколько хижин на сваях и попадавшиеся время от времени крестьяне, которые занимались разведением рыбы и привязывали бамбуковые плоты, с которых вытаскивали сети. Одна женщина подняла корзину и что-то крикнула.

— Что она говорит? — спросила я.

— Думаешь, я понимаю их гундосый диалект? Вероятно, называет цены.

— Я-то решила, что Тунгхой — это город.

— Вот! Как я и сказала. — A-и указала на столбы дыма, поднимающиеся за мысом. — Поспеем как раз к ужину.

Мы обогнули мыс и вошли в длинную узкую гавань. Тело гудело от того же волнения, которое я испытывала в детстве, когда отец пару раз в год отвозил нас вверх по реке в торговый порт. Правда, я ни разу не была в таком большом, как этот. Мы вошли в плавучий город, забитый всевозможными джонками, баржами, рыболовными судами и быстроходными шлюпками, причем так плотно, что единственным напоминанием о том, что здесь есть водоем, служили узкие проходы между кораблями, кишащие паромами и плотами, нагруженными всякой всячиной. Торговцы с паромов махали нам рукой, нахваливая свои товары.

Совсем непохожий ни на тесный, многолюдный, надменный Гуанчжоу, ни на какой-либо другой порт, где я успела побывать во время наших путешествий, это был водный мир, незнакомая мне цивилизация. Представив манящий аромат и вкус настоящей лапши, я чуть не потеряла сознание.

Я уселась в передней части сампана еще до того, как корабль встал на якорь. Ченг Ят протиснулся рядом со мной. Чёнг Поу-чяй опустил весло-лмоу в воду, и мне пришлось сдержаться, чтобы не поторопить паренька.

— Подождите! Подождите! — A-и в обнимку с керамическим кувшином для вина плюхнулась на последнее свободное место.

Поу-чяй ловко прошмыгнул между кораблями, не замечая любопытных детей и собак. Пристань напоминала гору мусора, прибитого приливом: крысиное гнездо из досок, сломанных ящиков и бамбука, провисшее под тяжестью зевак. Толпа расступилась ровно настолько, чтобы сквозь них протиснулся седовласый мужчина в зеленом халате.

— Это тот друг, про которого ты говорил? — спросила я капитана. — Как его зовут?

Ченг Ят пожал плечами.

— Он здесь большой человек. Все зовут его Тунгхой Пат. — Можешь звать его Одиннадцатипалый, — встрял Поу-чяй.

Впервые я видела, чтобы Ченг Ят сердился на своего любимчика.

— Не смей так говорить!

Поу-чяй привязал трос. Человек в зеленом халате бросился вперед.

— Ого! У нас тут осы налетели!

Ченг Ят прыгнул на причал и обнялся с мужчиной. Теперь я поняла, откуда взялось прозвище: на левой руке у Одиннадцатипалого был лишний мизинец.

Мы поплелись за Тунгхой Патом и Ченг Ятом по лабиринту закоулков, пока не добрались до харчевни над узким каналом, в котором отражались только что зажженные фонари. By Сэк-йи уже ждал внутри. A-и жестом пригласила меня к столу, и сидевшие за ним три молодые женщины — как я поняла, жены By — захихикали при моем приближении.

— Значит, ты…

— Тс-с! Пусть сама представится!

— Ха-ха-ха! Она слишком хорошенькая, чтобы сидеть с нами, простыми деревенскими девчонками!

Мой восторг от встречи с другими женщинами, занимающими такое же положение, быстро испарился, поскольку они без умолку болтали о шпильках, мазях и незнакомых мне двоюродных братьях. Еда была гораздо интереснее. Две маленькие девочки и хозяйка харчевни метались туда-сюда из кухни, вынося блюда с цзяоцзы[41], дымящиеся тарелки с рыбой, свининой и рисом. Под окнами скользили плоты с фонарями, покачивающимися на шестах. Просто рай после бессчетного количества дней, проведенных нами в море.

Все новые и новые мужчины присоединялись к пиршеству, каждый приветствовал Тунгхой Пата громче предыдущего. Я не могла расслышать ни слова из того, что они обсуждали с Ченг Ятом, но беседующие постоянно посматривали в мою сторону, красноречиво намекая, что, помимо прочего, говорят и обо мне. Взгляд Тунгхой Пата показался скорее оценивающим, чем дружелюбным, а на вид он был грубым человеком с кривой ухмылкой и глубокими морщинами на лице.

Подали последнее блюдо; мужчины теперь налегали на вино, их голоса становились все громче и громче. A-и изобразила зевок и похлопала меня по плечу.

— Ну все, понеслось. Знаешь, как говорят: собака лучше друг, чем человек, потому что собаки машут хвостом, а не языками. — Она жестом дала понять, что нам пора. Жены By Сэк-йи захихикали и попрощались.

Когда я подошла к двери, Ченг Ят сделал вдруг странную вещь: он улыбнулся и помахал мне на прощание.

На улице я спросила А-и:

— А почему только мы ушли? И куда направляемся?

— Прогуляемся по городу. Подышим воздухом.

На улицах и переулках царила тьма, поглощавшая даже тени; людей было мало, из игорного дома валили шум и дым.

— Я так понимаю, что этим городом управляет Тунгхой Пат, — сказала я. — Здесь живут исключительно пираты?

— Только если рыба не клюст, — ответила А-и. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы рыбаки хвалили клев?