Ее крики рассекали воздух, как ржавое лезвие:

— Не бросай меня! Не бросай меня! Не бросай меня!

Мы наконец покидали эту жалкую бухту.

Ходили слухи о черных джонках повстанцев, которые патрулировали бухту, но наш флот, не получая новостей и приказов от императорского двора, решил отступить на север в ожидании распоряжений. Мы должны были разделиться на более мелкие эскадрильи и перегруппироваться в бухте Халонг, ниже по течению от столицы. Если бухта Халонг окажется слишком опасной, мы соберемся в Зянгбине.

Я молилась, чтобы в бухте Халонг нас поджидало достаточно опасностей.

С комом в груди я смотрела на отплывавший корабль Ченг Чхата. «Мы еще увидимся, — мысленно говорила я невестке. — Будем бродить по переулкам, по нашим старым тропкам. Жизнь снова наладится, вот увидишь, сестрица».

Днем позже пять наших джонок взяли курс на северо-восток, несмотря на сильный порывистый ветер: мы хотели, чтобы нас не было видно с побережья. Непогода, которая казалась сначала шквалом на южном горизонте, обрушилась на нас во всю силу. Волны и дождь, похожий на картечь, стегали по обшивке, а ветер грозил унести нас во внешний океан.

Шторм оставил джонки в пределах видимости острова на северо-востоке. Последний из наших пяти кораблей наконец остановился в мелкой бухте, котла солнце в изнеможении скрылось за краем мира.

Утром часть нашей команды высадилась на берег, а позже матросы вернулись с мясом и маниокой, а также с четырьмя мужчинами и молодой женщиной. Все незнакомцы были покрыты язвами, а девушка и вовсе без сознания.

— Принесите питьевую воду, — распорядилась я и спросила у одного из наших моряков: — Они местные? С кем-то сражались?

— Они наши. Китайцы, — ответил тот.

Оказалось, это люди из команды Куок Поу-тая. Как и мы, они отправились на север небольшой группой и стали единственными, кто выжил после нападения черных джонок повстанцев, а потом на целый месяц застряли на острове.

Мы с А-и перенесли девушку в каюту, покормили и обтерли настоем трав. Ее тело было обожжено до красноты и начало гнить, прозрачная жидкость вытекала из ран на шее и между ног. Только глаза, превратившиеся в узенькие щелки, реагировали на наше присутствие.

— Что с тобой случилось? — спросила я.

Она прочистила горло и заговорила тихим голосом, скорее похожим на мышиный писк, таким слабым, что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать.

— Они меня держали. Их было много, и они по очереди… — Она отвернулась, и ее вырвало только что выпитой водой. Кашель превратился в спазмы, и она снова задрожала.

Когда припадок прошел, девушка слабо указала на шрам на шее.

— Потом меня порезали.

— Дайте мне еще чистой воды, — велела я и, спотыкаясь, вышла наружу. Настала моя очередь исторгнуть содержимое желудка.

Посреди ночи Чёнг Поу-чяй прошептал через дверной проем:

— Погасите фонари. Прямо сейчас. Приказ Ченг Ята.

Я потушила фонарь и присоединилась к Поу-чяю на трапе. Он дал мне знак пригнуться пониже и ткнул пальцем.

Черный силуэт корабля медленно плыл через устье бухты, за ним еще один и еще, четвертый, пятый и шестой. К счастью, луна спряталась за хребтом, и мы притаились в густой тени. Не было слышно ни дыхания, ни кашля, пока призрачный патруль не исчез в ночи.

Утром мы нашли девушку свернувшейся в клубок и уже окоченевшей. Поу-чяй подвез нас к берегу, где построил импровизированный алтарь из коряг и камней, а мы со спутниками бедняжки вырыли могилу. Правда, казначей отказался сходить на берег, чтобы возглавить церемонию погребения.

— Она чужая, — объяснил он.

Вернувшись на корабль, я направилась прямо к Ченг Яту.

— Хочу выбраться из этой долины смерти.

Муж покосился на меня.

— Да мы все, в общем, не против.

На четвертый день на острове, снова жаркий и утомительный, мыс обогнул одномачтовый ялик и тут же попытался бежать, но несколько мушкетных выстрелов заставили его пассажиров передумать. Под неистовый лай их собаки мы подняли двух мужчин из ялика на борт. Они утверждали, что являются смотрителями острова, и сетовали, что мы обчистили их сады-огороды. Ченг Ят спросил островитян о передвижении кораблей повстанцев, но те несколько дней не видели никаких черных джонок.

Прежде чем отпустить хозяев ялика, Ченг Ят велел им подождать. Через минуту Поу-чяй выскочил из трюма со связкой монет и бросил их в лодку.

— Мы не пираты, — пояснил Ченг Ят.

В один из ослепительно жарких дней, когда начало казаться, что мы уже долгие месяцы ползем вдоль побережья, наши джонки обогнули длинный скалистый остров и оказались перед широким водоемом на фоне нефритовых холмов, гладким, как зеркало, над которым нависали бесчисленные зеленые скалистые островки. Я наклонилась над носом судна, завороженная собственным отражением.

— Залив Халонг! — объявил тхаумук. Здесь флот планировал перегруппироваться. Тем не менее, кроме нас, единственными судами оказались те, что занимались ловлей креветок.

В остальном бухта была пуста и безмолвна. Три белых каменистых утеса, торчащих из воды в ряд, напомнили мне надгробия.

Мы пересекли пространство между двумя островами, перебравшись во внутреннюю часть залива. Здесь на воде покачивались несколько рыбацких лодок, люди забрасывали сети с берега, но никто не даже не шелохнулся при нашем появлении, как будто мы были невидимками. Деревня располагалась по обеим сторонам узкого залива на северной стороне. Здесь мы собирались пополнить запасы провианта и узнать новости про наших соотечественников.

Подход усеивали скалы и валуны; из воды торчали заградительные пики. Мы подошли на расстояние крика к паре рыбаков на бамбуковом плоту Поу-чяй, балансируя на поручнях, крикнул на ломаном аннамском:

— Здравствуйте! Нужен провожатый! Можете показать дорогу?

Рыбаки на плоту повернули головы и застыли на долгое время, которого хватило, чтобы смерить нас враждебными взглядами, после чего снова вернулись к своим сетям.

— Мы бросаем здесь якорь и пересаживаемся в лодку, — распорядился Ченг Ят.

В кои-то веки мне не хотелось сойти на сушу, но муж нуждался во мне, поскольку я владела азами аннамского. Я прихватила кинжал, который он вручил каждому из нас, и аккуратно засунула ножны за полу халата.

— Как мы пополним запасы провианта без денег? — поинтересовалась я.

Ченг Ят истощил наш запас серебра, когда из гордости пытался, по настоянию Ченг Чхата, доказать, что мы по-прежнему защитники Аннамской империи, а не просто какие-то пираты.

— Нам не нужны деньги, — заявил он. — Мы же флот!

Поу-чяй причалил и остался сторожить сампан. Я чувствовала, как сотни глаз следят за мной, пока я поднимаюсь по скользким каменным ступеням следом за Ченг Ятом, казначеем и двумя матросами.

Причал усеивали сети и обломки древесины, земля была скользкой от рыбьего жира. Мужчины торчали в дверях лавок, ковыряя в зубах, и даже не собирались нас поприветствовать или отступить в сторону, пока мы искали товары, которые могли там пригодиться на корабле. В конце концов я спросила толстяка перед столярной мастерской, где можно купить рис. Он ткнул в сторону большим пальцем. Мы прошли по узкому переулку и оказались на рыночной улочке, заполненной покупательницами в темных брюках и конических шляпах; никаких платьев аозай в поле зрения. Мы прошли мимо нескольких заманчивых витрин с фруктами и кабачками, свиной вырезкой и острой пастой из креветок. Но, в отличие от рынков Зянгбина, ни один продавец не пытался остановить нас, никто не махнул нам рукой, не улыбнулся, дескать, купите у меня.

Ченг Ят кивнул в сторону лавки в центре квартала, где среди бочек с рисом и кувшинов с маслом возлежал мужчина в драной синей рубашке и штанах. Торговец лениво встал, сложил руки на груди и спросил на ломаном кантонском диалекте: «Что покупаешь?»

Я ответила на аннамском, перечислив количество риса, соли, масла и уксуса. Продавец каждый раз кивал, затем указал на корзину с увядшими овощами. Не спрашивая Ченг Ята, я добавила их в заказ. Несколько любопытных местных жителей собрались позади нас, чтобы поглазеть.