Я открыла окно, подсадила ребенка, и мы оба сощурились от порывов ветра. Наш корабль находился менее чем в ли от канала. Канонерских лодок военно-морского флота у мысов было намного больше, чем тогда, во время блокады, когда родился Йинг-сэк. Кто знает, сколько их еще в открытых водах? Солдаты заняли северный мыс, стреляя из мушкетов из-за развалин таможни. Стороны обменивались пушечным огнем, который, казалось, никогда не прекратится, пока один из наших кораблей не дрогнул. Пораженная джонка погрузилась в воду, а пламя взметнулось вверх по мачте. Матросы сигали за борт в бушующее море.

Я попыталась оторвать мальчика от страшного зрелища, но он вцепился в раму, не сводя глаз с происходящего. Интересно, что может понять такой маленький ребенок? Знает ли он, насколько опасно наше положение?

Все канонерские лодки встали против ветра, что давало им преимущество в атаке. Сама погода благоволила им: облака потемнели, распушились и сгустились, на северо-востоке в черном небе сверкнула молния. Совсем рядом взорвался снаряд, сотрясая весь корабль. В море близкие выстрелы с раскачивающегося судна почти не зависели от прицела, скорее успеха можно было добиться случайно. Дождь хлестал, словно град пуль, и мальчик спрятал лицо у меня на груди. Я отступила в глубь каюты.

— Не волнуйся. Папочка спасет нас, — заявила я, пытаясь убедить нас обоих. Каков план Ченг Ята на этот раз — и есть ли у него хоть какой-то план?

Я попыталась отвлечь себя и сына остатками еды. Сердце у меня глухо колотилось, дыхание перехватывало от шума за стенами, но Йинг-сэк, казалось, был зачарован моими манипуляциями с холодным рисом и мясом. Какие мысли бродили в уме этого ребенка? Родная мать, которая впервые готовила ему поесть, произвела большее впечатление, чем ощущение надвигающейся смерти. Я поморщилась, глядя на неаппетитное месиво. Мальчик повторил мою гримасу и захихикал. Как ни странно, посреди битвы и бури мы вместе с сыном смеялись.

Я убиралась, когда Ченг Ят, спотыкаясь, ввалился в каюту и ринулся к деревянному сундуку, оставляя за собой лужи воды.

— Боги нам не благоволят, — буркнул он.

— Не смей говорить так! Если боги управляют погодой, то они одинаково жестоки к обеим сторонам. Остальное зависит не от божественного провидения, а от готовности к битве, и наш флот доказал, что нам не хватает и того, и другого.

Ченг Ят рылся в сундуке, пока не нашел искомое: старый пистолет, которым редко пользовался.

— Зачем он тебе?

— В остальных порох отсырел.

— Я спрашиваю, в кого ты собрался стрелять?

Он же не собирался потопить с этим пистолетом вражеский корабль?

— Неважно! Нам нужно идти туда!

— Куда туда?

— В шторм! Ай-я! Где-то должен быть мешочек с сухим порохом!

— Ты с ума сошел? Противостоять такому удару на открытой воде?

Рука у мужа дрожала, когда он засыпал порох в казенную часть.

— Теперь ясно, что ты рехнулся!

— Предположим, что так! — Он зарядил пистолет и проверил его. Снаружи раздались взрывы. Или это уже настоящие гром и молния?

— Почему ты думаешь, что они не развернутся и не погонятся за нами?

Ченг Ят пожал плечами:

— Потому что они не сумасшедшие.

Я проводила его до двери, собираясь что-то сказать, но было слишком поздно. Через несколько мгновений я услышала, как он выстрелил в воздух. Кто-то водрузил знамя на фок-мачте. Наш корабль развернулся против ветра.

Я бросилась обратно в каюту и схватила Йинг-сэка. Понимает ли он опасность, которой только что подверг нас его отец? Я не могла больше защищать ребенка, делал вид, будто нам ничего не угрожает.

— Мы выходим наружу, — объявила я ему. — Сумеешь быть храбрым?

Малыш ворчал и извивался под струями дождя, а я одной рукой вцепилась в дверной косяк, а другой крепко прижимала сына к себе.

Внизу моряки укрощали протестующее судно, как дикого зверя. Волны вздымались над носом. От наших орудий валил дым. Другие корабли Конфедерации следовали с обеих бортов, ползли по воде, напоминающей целое поле осколков стекла. Сверкнула молния, уже ближе; гром соперничал с грохотом пушек.

В открытом море нас подбрасывало на волнах. Соленые брызги, словно пули, изрешечивали наши тела. Мальчик задергался.

— Я не отпущу тебя, — пообещала я.

Но Йинг-сэк не пытался убежать. Напротив, он хотел смотреть вперед.

Мы миновали развалины таможни, двигаясь к источнику ветра. Линия фронта отодвинулась в сторону, пушки замолчали, вероятно слишком намокнув, чтобы стрелять. Теперь нам противостоял лишь один враг: мы лицом к лицу столкнулись с гневом богов.

Я посмотрела вниз, чтобы проверить, как там мой малыш. Йинг-сэк не выразил никаких чувств, пока корабль его отца шел сквозь завесы ледяного дождя в надвигающееся сердце бури.

— Ты лучше всех, — сказала я вслух, подразумевая Ченг Ята, но Йинг-сэк обернулся в ответ на мои слова с сурово стиснутой челюстью. Наверное, я говорила и о нем тоже.

Бухта на побережье Лойтяу превратилась в адский лодочный город. Изрешеченные корпуса и искалеченные мачты, груды обломков, которые волны приносили и спустя дни после тайфуна. Учитывая вероятность новой засады, только серьезно поврежденные корабли причаливали к берегу, хотя за последние двенадцать дней не было замечено ни одного военного корабля. Вероятно, враг зализывал раны.

Сын следовал за мной хвостиком, цепляясь за мои ноги всякий раз, когда я останавливалась. Даже в уборной мне не удавалось уединиться: ребенок начинал рыдать и звать меня. Тем не менее, когда однажды утром А-и забрала его, чтобы дать мне отдохнуть, я явственно ощутила отсутствие сына.

Однажды вечером в каюту ввалился Ченг Ят, весь в грязи после ремонта, за которым наблюдал. От него за версту несло алкоголем. Отказавшись от еды, муж сорвал повязку с головы и направился прямо к алтарю Тхин Хау, но тут заметил, что Иинг-сэк складывает в углу деревянные блоки.

Мальчик расположил их в форме стрелы, показал отцу и залепетал:

— Лодка-лодка.

— Ему нельзя здесь оставаться, — рявкнул Ченг Ят.

— Он наш сын!

Муж ничего не сказал. Может, он расслышал в моих словах неискренность. Я знала себя: как ни обидно, если я и являлась матерью, то только для своего флота. Корабли, грузы и пропуски были моими детьми. Мне лучше подходил вариант с ежедневными визитами сына. Ему нужно найти новую няню.

Несколько ароматических палочек разлетелись по полу. Руки у Ченг Ята дрожали, когда он собирал их.

— Десяти тысяч молитв недостаточно, — пожаловался он. — Боги мне не благоволят…

— Тихо! Тебя может услышать команда!

Однако муж был прав. Пусть императорский флот и не разбил нас, но, доказав неподготовленность Конфедерации, нанес непоправимый урон репутации Ченг Ята.

— Не будь дураком, — заговорила я. — Сколько мы потеряли? Семь, может быть восемь кораблей. А ты так говоришь, будто нас разбили наголову! Важно, что им не удалось нас победить, даже с учетом внезапного нападения при благоприятной для них погоде. Ты столкнулся с врагами, как человек с черепахами — ну и кто вышел победителем? Не они! Ты же вел нас прямо в сердце бури. А что, если твоя богиня наслала шторм, чтобы спасти нас? Скажи это своим людям!

Тут из уголка раздался тихий голосок «ду-лак», за чем последовал смешок. Стук кубиков, и снова «ду-лак». Мне потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы не рассмеяться.

— Уведи его, — процедил Ченг Ят.

— Он твой сын.

— Ему здесь не место. Где няня? — Он схватил Иинг-сэка за рукав, но мальчик вырвался и бросил в отца кубик.

— Нет! — крикнул малыш.

Превосходно! Еще и ребенок захандрил. Ченг Ят вскочил, словно собираясь ударить его, но я встала между ними.

— Мальчику нужно проводить время с отцом. Ты же понимаешь…

— О, а ты вдруг изображаешь преданную мать? Мне такая жена нравится куда больше, чем та, что любит забавляться с амбарными книгами и притворяться, будто управляет флотом! — Он подступил ко мне вплотную, волоча за собой испуганного ребенка. — На, мамаша! Всучи его няне, а на обратном пути принеси вина.