Они захватили три из наших оставшихся кораблей вместе с примерно сотней мужчин и двенадцатью женщинами, не считая тех, кого бросили умирать. Ченг Чхат приплыл на следующий день, в то время как флот By и наш, а также пять кораблей Чхата укрылись в скалистой бухте. Мы ремонтировали суда, используя любые доступные подручные материалы.

— Поешь, — ворчала A-и, ставя миску мне между ног. — Наверное, нескоро теперь курицу отведаешь.

— Мы отплываем? Он мне не сказал.

— Пока никому не сказал. Ешь давай.

Мысль об отъезде возродила аппетит. Курица оказалась нежной, а рис — мягким.

— Он сказал куда? — поинтересовалась я.

— Тунгхой. — A-и улыбнулась, как будто я должна была знать это место, но название мне ровным счетом ничего не говорило. — Лойтяу. Ты не знаешь? Неважно. Все равно заранее не подготовишься.

— Я одно поняла: я вообще ни к чему не готова.

— А я ведь предупреждала.

— Как Ястреб?

— Кто?

— Ну, тот человек, который отвечает за оружие. Он?..

— Ястреб? Имя ему подходит! — Лицо старухи посерьезнело. — Жив. Спрашивает о тебе.

Это все, что мне хотелось услышать. Ноги были ватными, но я спустилась по трапу без посторонней помощи, отказываясь, когда меня пытались поддержать, и пошла прямо на камбуз, где попросила миску рыбного отвара и флягу вина.

От резкого запаха гниющей плоти из переднего трюма я чуть было не повернула обратно, но там находилась каюта Ястреба. Передо мной разбегались во все стороны тараканы, а прямо над ухом жужжала муха.

Его грудь уже не походила на птичью, теперь она была замотана окровавленной тряпкой. Я помнила рану в верхней части живота, но не была готова увидеть его ногу — вернее, то, что раньше ею было. Конечность распухла и превратилась в черную массу, где пировали личинки и откуда в глиняный кувшин капала жидкость.

Увидев меня, Ястреб натянуто улыбнулся, скрывая боль. Я подняла фляжку с вином.

— Думаю, травяные отвары тебе уже надоели.

— Оставь вино для живых.

— Заткнись. Ты слишком упрям, чтобы умереть. Или отказаться от выпивки. — Я плеснула вина ему в рот и увидела, как морщины на лице Ястреба разгладились.

— Или от курева. — Голос булькал, но в нем все еще чувствовалась жизнь. — Вот почему у меня никогда не было жены.

— У такого красавца наверняка было много девушек.

Печать совсем другой боли легла на лицо Ястреба, боли такой глубокой, что она не могла быть физической Неужели ни одна женщина никогда не хотела этого невзрачного, но порядочного мужчину? Я не осмелилась спросить.

Он склонил голову, показывая, что хочет еще вина, и сделал жадный глоток.

— Теперь мне станет легче. А ты садись. Сиди и слушай, потому что довольно скоро мне не с кем будет поболтать, кроме правителя ада. — Он замолчал и перевел дух. — Каждый человек на борту хвастается, что видел, как ты всадила в того парня клинок. Причем неважно, видел он битву на самом деле или нет. Главное — то, как ребята об этом рассказывают…

Его тело внезапно скрутило судорогой, он затряс больной ногой.

Я вскочила.

— Принесу еще вина.

Припадок закончился.

— Нет. Позволь мне закончить. Сестренка, разве ты не видишь? Если сумеешь прикусить свой длинный язык, то сможешь чего-то добиться. Не растрачивай зря уважение пиратов. Это я, Ястреб, тебе говорю. Теперь, если не возражаешь, я все еще наполовину трезв, а это ровно вполовину хуже, чем мне хотелось бы.

Когда я вернулась с вином, глаза у Ястреба были закрыты, а дыхание превратилось в хрип. Осторожно натянув одеяло на его раненую ногу, я села рядом, окунула пальцы в вино и смочила ему рот. Дыхание стало свистящим.

— Мой друг, — прошептала я, желая, чтобы он не открывал глаза, поскольку наверняка воспротивится моим слезам, — мой дорогой друг.

Я наклонилась и поцеловала Ястреба в губы, пожелав, чтобы ему приснилась любящая жена.

Каждый раз, когда сампан подпрыгивал на волне, на гроб попадали брызги: последний привкус морской воды перед тем, как Ястреб навсегда упокоится на бесплодной скале, где соседями ему будут только птицы. Я припала к гробу, который сделали из обломков, оставшихся после той ночи в Праздник середины осени. Ястреб оценил бы юмор: его труп покоится внутри останков корабля.

Один из матросов прыгнул на отмель и вывел сампан на галечный пляж, где пираты уже почти закончили копать могилу. Место вполне подходило по принципам фунг сой[40] — песчаная насыпь вне досягаемости волн, с видом на море.

Я была благодарна за то, что мне выдали один из немногих белых траурных плащей, и натянула капюшон, чтобы защитить глаза от солнца и скрыть слезы от тех, кто стоял по обе стороны от гроба. Процессию возглавлял Ченг Ят, а казначей произносил нараспев молитвы и звонил в колокольчик.

Пустая могила казалась дырой в земле, а не вратами в иной мир. Я поняла, что оставляю своего друга одного, в деревянном ящике на безымянном маленьком острове, отчего стало еще грустнее.

Последний раз я скорбела — по-настоящему скорбела — о своей матери, но опасалась лить слезы, пока отец неистовствовал из-за расходов на могильщиков, наемных плакальщиц, приношения богам, жертвенную пищу и вино. Ему казалось, что было бы честнее по отношению к живым, если бы тела матери и новорожденного брата унесло море. Однако, как всякий рыбак, он был суеверен и боялся утонуть, а потому обеспечил жене и сыну приличные похороны.

Вместе с другими женщинами и детьми я складывала из бумаги маленькие фигурки — серебряные слитки, лодки, еду, одежду. Их полагалось сжечь, чтобы усопшие смогли воспользоваться всем и этими благами на том свете. Я сложила из посеребренной бумаги модельки пушек, чтобы Ястреб мог стрелять по врагам среди призраков. Но что, если там нет ни врагов, ни танка, ни пунти, ни пиратов, ни флотов… Может, там полно денег, кораблей и домов — точно таких же, как те, которые сейчас сгорают, взлетая густыми клубами дыма. Может, обитель духов окажется процветающим и веселым местом, а все сражения и страдания останутся здесь, в нашем мире. Может, эта дыра в земле все-таки станет дверью в лучший мир.

Однако на всякий случай я бросила в огонь восемь блестящих бумажных пушек. Когда я вернулась на корабль, паруса уже залатали, доски проконопатили, балласт сбросили.

Каждый разговор, казалось, начинался со слов: «Когда мы приплывем в Тунгхой…»

За ужином в каюте Ченг Ят был необычно весел, но, как и раньше, не особо разговорчив. Воспользовавшись его настроением, я в пятый или шестой раз спросила:

— А что в Тунгхое?

— Корабли. Гавань.

— Не будь легкомысленным. Это очередной налет? Надеюсь, в этот раз ты продумал операцию получше?

Он собрал из своей миски зелень, которую кок нашел на острове, и ухмыльнулся:

— Похоже, по-твоему, я не способен думать?

— Раз уж ты сам сказал, именно так я и думаю. Какой у тебя план? Мы только и делаем, что дрейфуем, ожидая, когда на пути что-то подвернется.

Овощ, которым кок «украсил» блюдо, был горьким и жестким, как крысиный хвост. Ченг Ят нахмурился, хотя я не понимала, еда или мои слова стали причиной его недовольства.

— Да ты что? Тебе стоит кое-чему научиться, прежде чем делать такие замечания.

— Так научи меня! Ты же никогда не даешь прямого ответа ни на один вопрос. Раз уж назвал меня своей женой — самое время обращаться со мной как с законной супругой!

Капитан поставил миску и придвинулся ближе.

— Тогда и ты меня научи. Как муж и жена должны относиться друг к другу?

Меня нервировала его улыбка, которая ему не подходила. К тому же ее портила зелень, застрявшая в зубах. Я сковырнула ее ногтем мизинца.

— Во-первых, жена не даст мужу выглядеть нелепо.

— Ух ты! Моя женушка меняет курс! Перестанешь выставлять меня в глупом свете? А я-то уж думал, что мои молитвы бесполезны!

— Не увиливай. Я хочу знать, куда мы плывем. Что там? Какова цель — соль, сахар, мыло? Я бы не отказалась от мыла, но хочу знать, как ты планируешь украсть товар и уцелеть.