— Говорит по-английски, — объяснил А-Фэй. — ж Просит отдать ему куртку.
Ченг Ят побагровел.
— Я не спрашивал, чего он просит! Какой груз перевозит их корабль?
А-Фэй передал вопрос, как сумел, но после нескольких попыток ответ всегда был один и тот же.
— Он настаивает, чтобы ему отдали куртку.
Поу-чяй оттолкнул А-Фэя в сторону и пнул англичанина в бедро.
— Сколько орудий на вашем корабле? Оружие! — Он указал на пушку и, не получив никакой реакции, выстрелил из воображаемого мушкета.
Варвар отшатнулся, затем повернулся и обратился к темнокожим людям позади него. Они пошептались между собой, а потом рыжеволосый снова заговорил.
А-Фэй перевел:
— Он сказал, двадцать пушек. Больше, чем наши. Новее. Сто пятьдесят членов экипажа.
Я чуть не рассмеялась над их грубым блефом. Это уже целый военный корабль, а не торговый.
Со свистом налетел порыв ветра, осыпая палубу мелкой моросью. Рыжеволосый прижал колени к груди. Меня пронзила жалость.
Ченг Ят заявил:
— Пусть дьяволы дрожат, пока не будут готовы говорить правду. А мне нужен горячий чай. — И он ушел в каюту.
Холодный дождь загнал меня внутрь, я завернулась в одеяла, но не смогла унять дрожь. Меня встревожили пленники, особенно рыжий варвар. Непонятные существа, за которых можно было получить щедрый выкуп — или же нарваться из-за них на неприятности. Я хотела, чтобы они покинули мой корабль как можно скорее.
Вошла А-и с кувшином тонизирующей настойки, которая меня согрела, хоть и вызвала тошноту. Старуха уселась позади меня и начала втирать масло мне в волосы.
— Эта погода убивает меня, — проворчала я.
— Погода убивает твои волосы, а не тело. — Она поцокала языком. — Такие сухие, а тебе плевать.
— Мне нужно новое мыло.
— Что тебе нужно, так это здравый смысл и куриный жир. Хватит ерзать! Ты сейчас больше печешься о деньгах, чем о собственных волосах, так позволь мне продать их производителю париков. Получишь кругленькую сумму!
Я тряхнула головой, смеясь над ее словами. Я гордилась своими густыми черными волосами без единой седой пряди. Излишне говорить, что я оставалась крайне привлекательной в преклонном возрасте тридцати одного года, в отличие от многих других женщин, высохших от работы и материнства. Пусть кожа и лишилась шелковистого блеска юности, зато лицо не покрывали морщины, если не считать пары штрихов возле глаз, но и они были тоньше сетки на крыльях мотылька. Хотя А-и была права: в моем возрасте нужно уделять больше внимания волосам и коже, если я хочу и дальше оставаться прекрасной. И я обязательно начну этим заниматься, как только погода потеплеет и я оправлюсь от чертовой простуды.
В дверь постучали: служанка принесла тарелку с жареными лепешками из редьки. Подрумяненные, с прожилками свинины, они, как ни странно, показались мне совершенно безвкусными. Я откусывала кусок за куском, но словно ела замазку.
— На вкус просто райское наслаждение, — восхищалась А-и.
У вдруг меня скрутило живот. Я успела подскочить к окну как раз вовремя, чтобы скормить свою еду рыбам.
А-и предложила мне чашку кипятка и понимающе улыбнулась.
— Когда у тебя последний раз были «красные дни»? Молчи.
Как она определила? У меня не было кровотечений уже два месяца.
— Я догадывалась, а теперь и вовсе уверена.
— Говорю же, закрой рот. Виноваты переутомление и холод! — Я швырнула в старуху расческу. — А еще заморские дьяволы. Наверняка принесли свои странные болезни на борт, вот я и заболела!
Защелка загрохотала: на этот раз привели Йинг-сэка. Няня замешкалась в дверях.
— Время посещения, госпожа. Мне увести мальчика?
— Нет. Иди сюда, Комарик. Твоя непослушная старая тетушка уже уходит.
Я стрельнула глазами в сторону А-и, безмолвно призывая: не смей говорить ни слова!
— Малыш, принес свои кубики? Умничка. Залезай ко мне на колени, давай что-нибудь построим.
А-и вернулась позже с горячим рыбно-имбирным бульоном и солеными сливами. Любой, кто видел, как она несла мне эти блюда, точно знал, что они означают.
Бульон успокоил горло, истерзанное детскими песенками. Наконец я сказала малышу, что мама устала — так и было, — и отправила его вместе со старухой.
Легкий сон — лучшее, что мне светило, учитывая боли в животе, но, должно быть, я показалась крепко спящей, когда Ченг Ят и Чёнг Поу-чяй вошли в каюту и начали приглушенный спор.
— Три тысячи, — предложил Поу-чяй. Они обсуждали выкуп за варваров.
— Слишком много за простого моряка, даже заморского. Так или иначе, эти черные — рабы. Пятьсот ляпов, и пусть проваливают.
— Напомнить, кто поймал ублюдков? Это я должен установить цену.
— Нет, ты должен слушаться! Это тебе не игрушки для мальчиков.
Поу-чяй усмехнулся.
— То есть я достаточно взрослый, чтобы командовать кораблем, а когда дело доходит до…
— Ты станешь мужчиной, когда перестанешь выставлять напоказ девушек, побывавших в твоей постели, и женишься на одной из них.
Глаза у меня расширились. Девушки? Я впервые услышала об этом. Я не видела парня несколько месяцев, да и его личная жизнь, конечно, меня не касается. Хотя отчаянно хотелось знать, о ком речь. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что Поу-чяй повернулся ко мне:
— Ты не спишь?
— Спала… — Я сделала вид, что зеваю. — Пока вы не начали тут гундосить.
Мужчины промямлили извинения и ушли. Но мне теперь было не до сна. Когда я представила себе обнаженную девушку рядом с Поу-чяем, у меня перехватило дыхание, хотя я пыталась убедить себя, что рада за юношу.
— Наверное, какие-нибудь дешевые малявки, торгующие рыбными шариками, — прошептала я в стену.
Утром я проснулась голодная как волк. Воздух был студеным, но озноб прошел. Наконец-то у меня все хорошо! Я съела полную миску каши на рыбном отваре и попросила добавку. К моему большому удивлению, в дверях показался Чёнг Поу-чяй с дымящейся миской в руках.
— Тебе получше? Ух, ну там и холодрыга! — Съев несколько ложек, он сунул руку в рукав халата и протянул мне кулак. — А вот это обязательно поднимет тебе настроение.
Он тряс кулаком, пока я не протянула руку. Блестящие золотистые диски упали мне на ладонь. Толще монет, но слишком легкие для золота. При ближайшем рассмотрении я увидела на каждом маленькую петельку. Я поняла, что это латунные пуговицы от куртки, но не китайской. Я сунула их обратно.
— Отдайте варвару куртку.
— Тебе жалко это существо?
— Мне жалко нас. Он умрет и ничего не будет стоить.
— Ха! Ты, как всегда, прагматична. — Он сомкнул мои пальцы вокруг одной пуговицы. Ладонь у него была мозолистая, но теплая. — Ну, одну-то он может пожертвовать.
Я вырвала руку и закрутила на полу золоченую пуговицу, как волчок. Поу-чяй пришел в восторг.
— Ешь, пока не остыло, — сказал он. — Скучала?
— Не исключено. Но была слишком занята, чтобы это заметить, — поддразнила я его. — А ты, похоже, справляешься с командованием собственным кораблем.
— Это весело! Но — ай-я! — столько решении надо принимать. Иногда мне хочется просто вскарабкаться по мачте наверх и петь, как в старые добрые времена.
Старые добрые времена? Смех, да и только. Ему едва исполнилось двадцать.
— Можешь петь из-за руля и заставить своих людей слушать, не то иначе им придется терпеть твои шутки.
— Ах, жестокая ты женщина!
Я съела еще несколько ложек каши и отодвинула миску.
— Спасибо. Я была так голодна… А теперь, пожалуйста, прости, но мне нужно одеться.
Он расплылся в ухмылке и хлопнул меня по коленке.
— Ай-я! Когда холодный фронт пройдет, я поплыву вверх по течению. Ты должна отправиться со мной!
— М-м-м… Это было бы… — «Неловко», чуть не ляпнула я. А как насчет девушек, с которыми он спал? Они не будут возражать, что он взял на борт приемную мать?
Поу-чяй смотрел на меня с таким невинным видом, что мне не хотелось разочаровывать его — и, честно говоря, саму себя, — но вряд ли мне стоило принимать его приглашение.
