Холодный ветер царапал лицо. Прямо перед глазами маячил приз: целая вереница складов, достаточно больших, чтобы хранить горы специй и драгоценных товаров со всех концов света. А сколько сундуков там наполнено едкими шариками опиума?

— А для тебя — сладкие рисовые лепешки, да, Комарик? — произнесла я. Ребенок словно прочитал мои мысли и принялся в ответ крутиться в одеяльце. — Да, я знаю, знаю. Здесь не на что смотреть, да и делать нечего. Давай найдем что-нибудь перекусить.

Казалось, сын понял меня и сразу успокоился. Когда кок пожал плечами, сказав, что ему нечего нам дать, ребенок снова громко заорал. Его понимание мира продолжало меня удивлять.

— Какой же ты умный! Давай найдем твоего отца. Может, он хоть тебя послушает, а то меня уже устал прогонять.

Но Ченг Ят пока не вернулся с обхода других кораблей. Каюта, по крайней мере, защищала от ветра. Я свернулась калачиком, закутавшись в одеяла рядом с сыном, и безуспешно попыталась убаюкать нас обоих.

Наконец я услышала, как прибыл сампан. Кто-то торопливо взбежал по трапу. Ченг Ят улыбался, стоя в дверях:

— У меня есть для тебя работенка.

Что-то новенькое. После прибытия к Оумуну муж не обращался ко мне за советами, и, поскольку его настроение испортилось вместе с нашими положением, я перестала их давать. А теперь ему понадобилась моя помощь?

— Позови служанку. — попросила я.

— Нет, пойдешь вместе с ребенком Мы встречаемся на Курином Горлышке, чтобы наметить дальнейшие действия Давай же.

— Тогда зачем мне… Ай-я! Нет!

Едва ступив на трап, я поняла, что у Ченг Ята на уме. Две жены By пересекли палубу и помахали мне. Члены экипажа помогли трем другим вылезти с сампана.

— Я не намерена их развлекать! — отрезала я.

Ченг Ят повернулся ко мне лицом, а к женам братьев By спиной, чтобы они его не услышали.

— Я делаю свою работу, а ты — свою.

— Моя проклятая работа не в том, чтобы пасти стайку гогочущих гусынь.

— Плюйся ядом, сколько душеньке угодно, но тебе придется покориться. — Он дружески помахал женщинам, затем сделал вид, что наклонился к ребенку, а сам быстро зашептал: — Если эти гусыни хотя бы наполовину так яростно манипулируют своими муженьками, как ты…

Я не могла поверить своим глазам: муж действительно подмигнул мне.

Только теперь я поняла его замысел. Началось роптание, что блокада не клеится, и командиру требовались союзники или хотя бы информаторы в каютах капитанов, начиная с братьев By. Блестящий план.

— Но если кто-то выбросит их за борт, не обвиняйте меня, — предупредила я.

Младшая жена By взяла с собой новорожденную дочь, на два месяца моложе нашего сына. Мы положили их вместе в мягкую корзину в середине каюты.

— Посмотрите на них. Такие милашки!

— Ох! Какие хорошенькие!

Даже я присоединилась к общему веселью:

— Они похожи. Кто же отец?

Все засмеялись. Старшая жена развернула ткань и выложила девять или десять драгоценных рисовых клецок. Я отщипнула кусочек и вложила в ротик Иинг-сэка.

— Где ты нашла рис? — поинтересовалась я.

Кумушки переглянулись, но не выдали свой секрет. Жена By Сэк-тая, старшего брата By, сказала:

— Только не спрашивай, что там за начинка.

Остальные бросили на нее осуждающие взгляды.

— Вот именно, не спрашивай.

Моя служанка Сю-тин принесла кипяченую воду. Жаль было делиться с чужими женами подходившим к концу запасом чайных листьев, но это было справедливо в обмен на чудесное лакомство, которое они привезли.

В основном говорили остальные, а я лишь делала вид, что интересуюсь их детьми и тем, что происходило с той или иной родственницей во время родов. Дети, к счастью для мамаш, проспали все «веселье». Мне надо было увести их от темы материнства и исполнить свою миссию. Еда — хороший повод для начала разговора.

— Не знаю, сколько еще вытерплю, — пожаловалась я. — Разве вы не мечтаете о жареных клецках со свининой?

— Как я тебя понимаю, — проворчала третья жена. — Я жутко устала питаться гусеницами. То есть… — Она осеклась и прикрыла рот рукой. Теперь я поняла, что за начинка была в клецках и кто теперь ползает у меня в животе.

— Вчера, клянусь, мне в кашу пытались добавить многоножку! — воскликнула жена By Сэк-сам.

Луноликая младшая жена By Сэк-йи взяла на руки всхлипывающую дочь и покачала ее.

— В любом случае, мой муж говорит, что нам не придется долго ждать.

— Когда он это сказал? — спросила я.

— Нынче утром. И пообещал мне острую курицу, когда мы доберемся до Тайваня.

Остальные кивнули, как будто это было общеизвестно. Впрочем, теперь так и оказалось.

Йинг-сэк рыгнул, и я присоединилась к всеобщему веселью — хотя бы для того, чтобы скрыть разочарование. Обычно мужчинами легко манипулировать. Вовремя надуть губки и пару раз почесать их гордыню вполне хватает, чтобы поймать их в ловушку. А вот женщины — коварные существа. На цветочных лодках я держалась в стороне от других девушек, не стараясь понять их мелочные страстишки. Теперь оставалось только догадываться, что двигало этими простодушными курицами.

— Тайвань? — переспросила я. — Я слышала об этом месте. Вы там были? Какого цвета там золото?

— О чем ты говоришь, о золоте? — спросила средняя жена By.

— Ты когда-нибудь видела иностранное золото? Не испанские доллары, а драгоценности. Я видела. Оно куда светлее нашего. На Оумуне его, должно быть, горы. Представляю, как оно чудесно смотрелось бы на моей прекрасной светлой коже, — сказала я, подняв свое далеко уже не светлое запястье.

— Жены варваров носят в ушах изумруды. По крайней мере, так утверждал один из наших шпионов, — сообщила средняя жена.

— А их ткани… — мечтательно подхватила я. — Однажды в Гуанчжоу я держала в руках отрез размером с шарф, но на ощупь материал был мягкий, как кожа младенца, не сравнить с колючей тканью у нас на плечах. Когда мы займем Оумун, первым делом я пошью сто новых нарядов.

— Мне казалось, ты не умеешь шить.

— Расплачусь с портным остатками золота.

— Мой наряд пусть сошьет золотыми нитками, — хихикнула первая жена By Сэк-сама.

— Я бы не отказалась от драгоценностей в ушах, — призналась жена By Сэк-тая.

— Если тебе муж разрешит, — хмыкнула я.

— Почему бы он мне не разрешил?

— Ты уедешь на Тайвань есть курицу.

Первая жена By Сэк-йи пренебрежительно махнула рукой. — Она просто пытается убедить нас и дальше участвовать в этой жалкой блокаде.

— Вовсе нет, — возразила я. — Даже за все деньги, золото, драгоценности и прекрасные ткани мира не собираюсь лишний день терпеть клецки из гусениц. Тайваньская курица, безусловно, звучит куда более заманчиво. Надо спросить Ченг Ята, пробовал ли он.

Иинг-сэк принялся сучить ручками и ножками и пускать пузыри. Жена By Сэк-сама взяла его и подбросила. Он защебетал, как птенчик.

— Ты умный, как твоя мать, — проворковала она. — Жаль, что она думает, будто твой отец тут главный. — Она протянула мне ребенка с ехидной улыбкой и жестом велела всем возвращаться на сампан.

Начался двадцатый день осады, но погода изменилась. Похолодание сменилось теплой моросью, над нами низко нависали облака. В этом месте, где Жемчужная река делала последний рывок перед выходом в море, течения и ветер, казалось, объединились с защитниками форта, пытаясь подтолкнуть наши джонки, чтобы они оказались в пределах досягаемости выстрела. В нашу сторону то и дело летели пушечные ядра. Голодные члены экипажа чинили паруса и кормила, лишь бы чем-нибудь заняться.

Ченг Ят снова урезал паек вдвое. Протечки не ремонтировали из-за отсутствия герметика, канаты спутались и растрепались. Все больше и больше членов экипажа заболевали. Где смелые шаги, которые обещал командир? Тысяча человек могла бы легко вычистить склады, забрать добычу и уйти. Но By Сэк-йи отказывался рисковать своими людьми, пока концессия не сдастся. И вот мы продолжали осаду, дожидаясь, кто первым, мы или они, умрет от голода.