Родственники князя приняли его хорошо, он даже подружился с наследником рода Муромских, сыном Даниила, Николаем, старше его на год, и сыном второго княжича, Андрея, Яковом, названным в честь убитого дяди, отцовского младшего брата. Его ровесником.
Но тут же пришло огорчение — свадьбу переносить пришлось. Михаил Федорович ножку повредил. Поскользнулся на льду в момент освящения иордани, связки потянул. Хорошо, хоть упасть не дали, поддержали. Но ногу в лубок заключили. Пришлось уважить, и перенести венчание на следующую неделю после пасхальной. И медвежью травлю пришлось отменить, новых собак подаренных не проверить. Всем одно расстройство.
Так незаметно пролетела масленица, и подошел строгий Великий пост. Одно было плохо — русские обычаи практически не давали возможности видеться с Настей. Не положено было приличной невесте время с женихом проводить. Даже, если живут под одной крышей. Так что встречались только во время семейных походов в церковь и торжественных обедов. Но во время поста застолий не устраивали. Более того, обедали строго порозонь. Мужчины отдельно от женщин. Что бы в соблазн греховный не вводить. Плотские сношения в пост воспрещались. Грех! Вообще, отношения в православной России, по крайней мере, внешне, были более чистыми и целомудренными чем в Европе. Царь подавал пример семейной верности, и если и водились за аристократами грешки, то их напоказ не выставляли. Прятали за толстыми стенами теремов. Так что внешне все было пристойно. Так что о таком понятии, как официальная фаворитка, как у монархов Европы не могло быть и речи.
Хотя фаворитка у Михаила явно была. Но не в том смысле, что вкладывали в это понятие европейцы. И ею была будущая теща Фреда. Ее слово для Михаила было законом. Даже не относящееся к медицине. Фред даже не представлял, что можно так уважать женщину. Боготворить, без малейшего намека на плотский грех. Да, князь Михаил был другом, побратимом, близким человеком, но авторитетом, следующим после отца, для Михаила был не он, а его жена. Это признавала даже его мать. Она приняла такое положение дел, смирилась, и все свои предложения Мише сначала обговаривала с Анной. Евдокия тоже приняла и поняла тягу Михаила к своей первой любви, не ревновала, была благодарна княжеской семье за ее роль в ее, Евдокии, возвышении. За бескорыстную помощь Анны во время родов и болезней детей. За мудрые женские советы, в которых так нуждалась воспитанная в чужой, равнодушной к ребенку, семье, девочка. Но Муромские, что было удивительно, не злоупотребляли властью. Не выпрашивали новых чинов, почестей, земель. Свои богатства князь Михаил приумножал сам. Иногда с помощью друга Джона, иногда самостоятельно.
Единственную помощь, которую князь принимал от своего друга — это управление северными вотчинами дочери, которыми управлял назначенный царем дьяк из приказа Большого дворца, то есть приказа, занимающегося собственностью царской семьи. И сделано Михаилом так было, что бы князю не приходилось много ездить по северным землям, что могло плохо повлиять на его легкие. В заботе царя о своем друге было что-то трогательное.
Что еще поразило Фреда в России, так это торжественное празднование Пасхи. В его кальвинисткой религии этот день почти не праздновался, более торжественно отмечали рождество. Здесь же, помимо строгого поста, длившегося 42 дня, послабления разрешались только малым детям, беременным и больным, в Благовещение и Вербное воскресение, когда праздновали вход Господен в Иерусалим. На Москве это было торжество, называемое «Шествием на осляти», торжественная процессия, когда патриарх ехал на специально снаряженном коне от лобного места до Успенского собора, коня в поводу вел сам царь, сопровождаемый знатными боярами. После Вербного воскресенья начиналась страстная неделя, наполненная воспоминаниями о страстях Христовых. Завершалась она в страстную субботу торжественной пасхальной службой и крестным ходом, после которой верующие уходили домой разговляться. По традиции сначала было положено вкушать вареные крашеные в красный цвет яйца. Ими обменивались и целовались троекратно с возгласами — Христос воскрес! И обязательным ответом — Воистину воскрес! За пасхой шла еще неделя именуемая светлая, празденства завершались в воскресение, а на следующее воскреснение была назначена их с Настей свадьба. Венчать их должен был сам патриарх. Великая честь! Фред был весь в предвкушении, тем более, увидеть Настю, и даже поцеловаться, за все время, прошедшее с начала Великого поста ему удалось только в момент празднования Пасхи! Князь утешал, что в этот раз они соблюли все положенные традиции. Но традиции традициями, а чувства чувствами! Но, надо отдать должное, длительное отсутствие встреч не только еще сильнее разожгло в их сердцах любовь, но и полностью убедило в силе чувств друг к другу. Жених был разодет, как полагалось знатному русскому юноше, невеста блистала вышитым самостоятельно, совместно с матерью нарядом. Только в отличие от скромной материнской свадьбы выбрала традиционный красный цвет сарафана. После большого перерыва в общении, обязательный поцелуй жениха и невесты после венчания превратился во что-то почти неприличное. После длительного застолья, на котором присутствовал и Михаил Федорович, и даже его беременная жена, сидевшая рядом с беременной же Анной, двумя этакими символами плодородия, князь отвел Фреда в сторону, и тихо предупредил, что бы был готов к вторжению в брачные покои, если с инициацией Насти что-то пойдет не так. Рассказал, как в их импровизированную спальню ворвалась бабушка Анны, успокаивать ее мощный дар. После всех предостережений Фреда уже не удивило, что брачным покоем была выбрана переоборудованная баня, как место наиболее защищенное от огня и стоящее в отдалении от всех построек!
Перед тем, как отправить его вслед за ушедшей первой Настей, Фреда завели в небольшую комнату, где его ожидали и князь, и его жена и совсем дряхлая старушка — прабабушка Насти. Она заговорила первая.
— Ты, Федя, по-русски хорошо понимаешь?
— Понимаю все, говорю еще с ошибками, — немного обиженно, но вежливо ответил Фред.
— Не обижайся, то, что я сейчас скажу очень важно. У вас не просто брачная ночь, у вас инициация очень сильной ведьмы, белой. Но, самое главное, это то, что пока она просто потенциальная ведьма. Белый дар у всех ведьм, но при некоторых условиях он может обернуться черным. А черная ведьма такой силы это беда. И не дадут ей существовать на этой земле. Смотритель не даст. Ты его уже видел. А то, какой она станет, наполовину от тебя зависит. Как пройдет инициация, такой и станет. Будешь нежным, любящим, аккуратным — белой. Обидишь, поссоритесь, плакать заставишь — черной. Я не говорю о боли, которая неизбежна для девицы. Я о душевной боли говорю. Прости, я прямо говорю, но ты неопытен. Один раз быть с опытной дамой, это не опыт. Вот за Анну я не беспокоилась. Твой тесть хоть и был ненамного тебя старше, но опыта у него было раз в двадцать больше. Так что, пусть просветит тебя в этом вопросе. И еще. Не дергайся, подождет Настя. Сила в момент, когда она женщиной станет, потечет огромная. Тебе придется часть себе забрать, ту, что Настя принять не сможет. Поэтому и инициируют таких ведьм подальше от дома. Не все женихи способны излишек силы на себя взять. У тебя резерв подходящий, примешь. Только не сопротивляйся! Сила у вас родственная, тебе не повредит, да и магически вы уже связаны. Связал ваши силы вместе тот обряд, который Настя неосознанно провела. Позвала твой огонь на твои руки. Она-то дом спасала, боялась, что печь не выдержит, А это обряд древний. Так раньше вообще одаренные пары женили. Прошли обряд — уже муж и жена, только консумация осталась. И еще немного страшилок добавлю. После консумации ваш брак неразрывным станет. Никто его расторгнуть не сможет, ни светские власти, ни духовные. Ни сам Верховный смотритель Магии. Осознай ответственность! И Миша тебя уже предупреждал, возможно, нам вмешаться придется. Дар Насти успокоить. Пусть тебя это не шокирует.
— Бабушка, — неожиданно вмешалась мать Анны, — ну что ты жениха пугаешь? Любят они друг друга. Все нормально пройдет! Я с Настей говорила, она все понимает. Готова. Так что все хорошо будет. Миша, а ты все-таки поговори с Фредом, может, чему и научишь! Пошли, бабушка, оставим мужиков одних.