Только Муромские возвратились, успели только в баню сходить, как примчался царь, и ввалился прямо в горницу, где отец и сын мирно пили квас, отдыхая после парной и дороги. Миша сразу сообразил, в чем дело, попросил предупредить Аглаю и Агафью, а так же так и не успевшего в баню Николая. Что бы были наготове, как проводившие расследование. Анна еще мылась и купала Настю.
Начал Миша разговор один на один. Что бы пребывавший в растрепанных чувствах государь в себя пришел.
— Миша, понять не могу, что с маменькой! Никогда она так со мной не обходилась. Проклясть грозит, из державы уехать, куда-нибудь в Литву, где еще женские монастыри есть. Отец обещал все рассудить, когда ты приедешь! Ты что, что-то знаешь? Почему мне не говоришь?
— Я, как и твой отец знаю причину такой ярости старицы Марфы, только с чужих слов. Если хочешь, я тебе расскажу, что знаю, а потом Аглая и Агафья с Николаем подтвердят. Они в Коломну ездили, до правды докопались. А тебе ничего не говорили, надеялись все, что в разлуке позабудешь ты Марию, и все само собой разрешиться. Разочаровывать в людях не хотели. Но раз ты так упорствуешь, если у тебя чувства есть, то придется тебе всю горькую правду выложить. Тебе Мария историю своей жизни рассказала?
— Да, что ее при родах за мертвую приняли, а потом повитуха за репутацию испугалась, унесла ее, и в приют сдала, якобы одна барыня из другого города приехала к ней рожать и ребенка бросила. Она в приюте и выросла, потом ее в лавку приказчицей определили, прикладом для женского рукоделия торговать, ее Хлопова увидела, и родинку на руке узнала. Сказала, что у ее бабушки и мамы такая была. Позвали повитуху и она покаялась. А купчиха, что приют содержала, подтвердила. Признали Хлоповы ее дочерью, учить стали, а потом на смотр невест определили. Повезло. Необычно, но в жизни всякое бывает. Почему маменька так ее возненавидела!
— Не ее. Обстоятельства, в которые ты мог попасть, если бы на девице женился. Вот, послушай Аглаю. Ей, ты, надеюсь, поверишь? И Агафью тоже. Они все вместе, с Николаем ездили в Коломну расследование провели. Но сначала ответь: из Салтыковых кто-нибудь слышал, что тебе Анна нравилась?
— Да, я не раз просил маменьку Анну найти, пока не узнал, что она замуж вышла. Потом рассказал, что за тебя. Это Евкиния слыхала.
— Вот и недостающее звено! Все ясно стало. Ну что, приглашаем Аглаю?
— Нет, пока. Рассказывай, Миша. Я знаю, ты мне врать не будешь! Если что-то не пойму, пригласим тогда твою троицу расследователей.
— Хорошо, скажу сразу. Нас Настя насторожила. Она еще говорила плохо, но по поводу Марии сразу стала плакать, говорить нехорошие детские словечки, типа «кака, бяка», а под конец — «врет»! Насте в семье верят, после того, как родные уже заупокойную службу по мне заказывать собрались, а она настояла, что за мной ехать надо. А тут Шереметьев с голубиной почтой, и все подтвердилось! Так вот, Анна вспоминать стала, и вспомнила, как за полгода примерно до смотра, к ней неожиданно жена Михаила Салтыкова приехала, якобы за зельем от колик у ребенка. Дескать ее муж у простым травницам запретил обращаться. Странно. Хороший предлог, что бы Анну увидеть, она же нигде не бывала, даже в церковь не ходила, боялась Насте болячку принести. Тогда детская моровая болезнь по Москве ходила. Так вот, потом Салтыкова в Коломну поехала, на богомолье, в лавку для рукодельниц заходила, эта лавка среди вышивальщиц славится. Муж ее тоже в Коломну ездил, и через два дня Хлоповы Марию нашли.
Дальше — больше. Николай выяснил, что дьяк приказной избы Коломны Хлопов, во время пребывания в Коломне Марины Мнишек продолжал работать прилежно, а жена его была Марине лучшей подругой. Аглая в приют съездила, с дочерью купчихи переговорила, она инокиня, отпросилась из монастыря послушание в приюте нести, так как мать ее по старости лет головой скорбная стала. И детей обворовывать прислужники начали, раз барыня за порядком смотреть не может. Она и рассказала, что мать ее ничего не помнит, вот головой и кивала, когда повитуха рассказывала, как она девочку в приют сдала. А она, инокиня, ей врать невместно, она побожилась, что тогда еще дома жила. И видела — девчонку на крыльцо подкинули, в крестьянских тряпках, и не новорожденную, а месяцев трех от роду. Пупок уже полностью зажил, и головку она держала. И была она самая маленькая из принятых в приют, поэтому запомнилась. Младенцев же повитухи не приносили. А не рассказала она никому, потому что пожалела Марию, если ее богатые люди признали, так пусть живет у них! А о смотре невест она и не знала. Тогда Аглая не поленилась, проверила городское кладбище и церковь при нем. И нашла в указанные даты запись о крещении новопреставленной рабы божьей Натальи Хлоповой, 1 дня от роду, посмертно, и о захоронении ее на освященной земле. И могилку нашла, ухоженную, с крестом каменным.
Так что знали Хлоповы, что дочь их в родах умерла, окрестили и похоронили. А вот зачем постороннюю девицу своей дочерью признали, тут много догадок. То ли их Салтыковы шантажом о их шашнях с Мнишек заставили, то ли они сами подгадить решили, неизвестно. И вряд ли мы до этого докопаемся. Они будут утверждать, что сами ошиблись, их повитуха уверила. А с повитухой что-то произойдет. Не это главное. Представь, женился бы ты, сын родился, наследник, рос царевичем, потом, в свое время престол принял. И тут заявление — Хлоповой Марии не существует. Есть умершая в младенчестве Наталья, вот запись в церковной книге. Что выходит? Ты был женат на несуществующей персоне, брак недействителен, наследник незаконный. И что, снова смута? Польшей попахивает! Вот, как Государыня Марфа это поняла, тут она и встала против этой невесты. Понимаешь, если бы девушке голову не задурили, и она не поверила, что она действительно найденная дочь, то назвалась бы она своим именем, при крещении данном, а звалась она Дарьей Безымянной. И все законно, ну женился государь на бедной сиротке. Так любовь! Только не встретились бы вы с ней никогда. Жизнь это не сказка. А дойти до финала смотра и предстать пред твои очи, ей Евкиния помогала. Твоя матушка Салтыковых чуть в разбойный приказ не сдала, потом пожалела, но приказала — делайте что угодно, но девку из Москвы уберите! Вот они, услышав Аннино указание много сладкого и жирного не есть, наоборот, закармливали ее вредным. Отсюда и болезнь. А поплатились они не за обман с лекарями, а за обман с фальшивой невестой. Думала Марфа, что позабудешь ты Лже-Марию, но не позабыл. Вот ее и огорчило. Я, каюсь, все знал, но тоже думал, что позабудешь, и все своим чередом пойдет, переживать не станешь. Поэтому и молчал. Отцу твоему рассказал. Он согласен с Марфой был. И Салтыковых наказал. А о том, что невеста фальшивая народу решили не говорить. Иначе девушку наказать бы пришлось, а она тоже жертва. Так что пусть думают лучше, что ты хороший сын, не стал мать расстраивать. Все шишки на Марфу посыпятся, но она сказала — переживет.
Воцарилось молчание.
— Кто же за этим действием стоит? — отмер Михаил.
— Кто-то, кто очень не хочет, что бы династия Романовых продолжалась, Миша. Боюсь, он еще не раз вылезет. Я тебе недаром перстень дал, а ты не носишь! Надо его снова Аглае, или Анне дать, что бы подзарядили.
— Что же мне теперь делать? Я вроде девицу уже обнадежил, перевел в лучшие условия!
— Ничего не делай. Она, скорее всего, просто обманута была. Все сироты мечтают семью обрести, вот и поверила. Просто расстанься. Ты царь, можешь ничего не объяснять. Была угодна, стала неугодна. Все. Напиши письмо, что бы не обнадеживать, коротко. Будешь свидетелей выслушивать?
— Зачем? Ты бы мне врать не стал. Спасибо за рассказ. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! Поеду мать успокаивать, да и отец, наверное, переживает. Ты мне скажи, как съездил?
— По всякому. За владения спасибо, хорошие, место есть удобное, крепость ставить буду, с хоромами. Пойду в каменный приказ, кирпичников на следующее лето просить. Стены каменные хочу сделать, что бы на века. И в Москве буду ставить дом на каменном подклете. Кирпичи там, в Бобриках наделают, там место есть, где печи ставить, с запасом, потом на Москву, по санному пути перевезу. Но и огорчения есть. Лебедянь как сожгли, жители разбежались, возвращаться не хотят некому строить. Я хотел просить, из населенных областей народ перевезти. Земли там богатые, размером наделы не ограничены, паши сколько сможешь, сколько силы хватит. Травы богатые. Скоту приволье. Есть чем народ соблазнить. А в воеводы я бы там назначил молодого, незнатного, что бы жилы рвал, выслужиться хотел. Но честного.
