От крупной парковки я просто направился домой. Мне надо было пройти через жилой квартал, а там уже и частный сектор. Что-то настроило меня на благодушный лад, а потому я просто схватил шуршащий пакет и пошел пешочком. Конечно, можно было поймать местное лошадное такси или просто напроситься к соседям, чтобы подвезли, но мне хотелось именно прогуляться.

Всегда радовал облик городов Княжеств в середине лета. Жара, солнце, балконы домов из желтого камня увиты плющом и цветами, прогуливаются степенные джентльмены, ведя под руку милых дам в легких платьях, куда-то шествуют по своим делам призраки, по улицам носится, очертя голову, разнокалиберная детвора… Идиллия, в общем. Ее совсем немного нарушил патруль, идущий по улице – пятеро волшебников, две синие треуголки, одна красная, одна зеленая и одна черная. Значится, двое глубинщиков, зажигалка, солнечник и теневик, так теперь политкорректно называли бывших червивых. Особенно радовало то, что такую картину можно было увидеть не что у нас или в Драконьих королевствах, а даже в странах Третьего круга. Новая доктрина распространялась по миру, и жить стало как-то… проще.

За пятнадцать минут неспешной ходьбы я достиг частного сектора. Надо было пройти по широкой улице, сплошь окруженной уже не такими высокими стенами поместий. Вот я прошел мимо дома моннади Фринзе, мы с ней виделись на Празднике Середины зимы, милая такая старушка, которая лет пятьдесят назад была крутейшим боевым волшебником Каменных когтей. Вот позади остался дом анди Орвало, моложавого ученого, который исследовал генетические изменения у животных. Мы с ним, к слову, были неплохо знакомы, так как он работал буквально в соседней лаборатории от Пчелинии и Эдвина. Они занимались растениями, и обогатились за счет музыкальных цветов. Миновав стены неприветливого и мрачного анди Колзса, нашего соседа и боли пониже спины, я подошел к воротам дома.

Крепкая стена, сложенная из природного камня и увитая плющом – подарком от Эда и Пчелинии. (Я бы хотел и дальше называть ее Гиз, но жизнь течет, все меняется… Не называть же ее Моуз, правильно?) Этот плющ был замечательным подспорьем против воришек – всех, кого этот на удивление умный плющ не знал, он жалил. Как крапива, но в десяток раз сильнее и дольше. Благом было то, что он так никогда и не работал по прямому назначению, служа лишь дополнительным украшением.

Я перехватил пакет с продуктами и прижал к кованой калитке свое кольцо-ключ. Охранная спирит-система считала дух в камне в моем кольце, признала в нем своего и отворила мне дверь. Я зашел на территорию нашего особняка.

Он был построен на том месте, где когда-то давно Освальд взорвал Медоносного призрака. Мы использовали старый фундамент, но решили не размахиваться с таким шиком, с каким был выстроен Призрак. Нам не требовалось три этажа и три крыла, так что мы построили двухэтажный прямоугольный особняк с двумя крыльями, и еще осталось место для сада и крытой беседки.

Беседка как беседка – ничего особенного, если не считать светящихся по ночам шариков-духов. Лира иногда любит пошиковать. Сад тоже был почти ничем не примечателен – пара апельсиновых деревьев, молодой лимончик и несколько груш. В углу сада скромно притулился куст шиповника. Его ягоды были на вкус как манго – Пчелиния все же завершила ту самую безумную идею, вот только не озолотилась. До сих пор этот факт служил поводом для дружеских подшучиваний.

Дом встретил меня запахом лимонного пирога и какими-то голосами в гостиной. Я по привычке почти неслышно зашел и устало сгрузил пакет прямо в прихожей, совсем немного жалея о совершенном променаде. Разувшись, я зачем-то подкрался к гостиной. Наверное, решил выгулять и Кота.

В гостиной раздавался голос Ранфа:

— Битва тогда была тяжелой. Самой тяжелой из тех, в коих я бывал. Да и потом, конечно, ничего не закончилось. Многие из Тысячи отказались сдаваться, и вот тогда я понял, как же иногда хорошо работать с Черведавами. А про мою драку с главой Черведавов я рассказывал? Я ведь тогда ему хорошо задал, даже самому лечить пришлось…

— Ты уже рассказывал, – раздался мальчишеский голос. Ясно, опять старый байки травит по пятому кругу. – Расскажи про ту битву. Чем хоть все кончилось?

— Кончилось все очень скомканно. Ты, конечно, хотел бы услышать, как мы все в меди с плащами вышли и перед дворцом огласили бы победу, но нет. Это тебе не рыцарский роман. Мы были все страшно изранены, и не дай Духи тебе такое увидеть. Тогда нам крупно помог дракон Бравии, который… Ну, некоторые раны он исцелил, а некоторые оставил. По-разному там было, у всех по-разному. У меня вон, нога плохо гнется теперь. У дяди Саула, помнишь такого? Ну хорошо, так вот, у него железная нога именно оттуда. Ну, не то чтобы оттуда, поставили ее потом, но ногу он там потерял. Видал шрамы Эдвина?

— Ага. Жуть!

— Большая их часть тоже оттуда. Ну, шрамы моннади Афины остались, а вот с лица исчезли. Счастлива была девочка, ты себе не представляешь. Артуро, муж ее, ослеп, так зрение и не восстановили, пришлось ставить специальный протез, с духом внутри. Дед твой, Ансельм, целее всех вышел, мамы разве что твоей не считая. Что с Клинками стало, не знаем. Они через неделю просто все куда-то ушли, никто не знает, куда.

— А папа что?

— Он тогда перенапрягся. У него даже предел Амадея понизился, хоть и не сильно. Разменял волшебную силу на победу. И ранен он тоже был. По секрету тебе скажу, только меня не сдавай, ладно?

— Ладно!

— У него правая ладонь и несколько пальцев ничего не чувствуют. Двигать может, но они у него как деревянные. Такое бывает, если нервы задеть.

Да, это правда. Та битва оставила на нас всех следы на память. А еще старый врет, не так уж и слабо у меня упал предел Амадея. Пережег я себе тогда уйму мелких мощепроводов, теперь волшебствую мощно, но недолго. Боевой путь для меня с той поры был почти закрыт, и в целом не то чтобы жалею. Алхимия поинтереснее будет.

— Ясно. А были, ну… Умершие?

Ранф немного помолчал.

— Были. Половину моего отряда тогда схоронил. Всех старых, испытанных людей. Сердца из стали, настоящие бойцы. Мне их до сих пор не хватает. Помни их!

— Мама меня водила к мемориалу Павших. Видел, впечатлился, – еще бы не впечатлился, десятиметровая стела с огромным памятником, где были и Яблоко, и наемники, и черведавы, – Слушай, а правда, что дядя Эдвин в тот же день сделал предложение тете Пчелинии?

— Ну да, – усмехнулся Ранф, – Выводим мы его, всего в крови, изорванного, с ранами на боку, с кучей порезов и приращенной драконом рукой, а он как Пчелу увидел, весь покраснел, по карманам давай хвататься. Ну и кольцо вытянул.

— Чего-то романтики никакой нет, – серьезно-рассудительно, словно критик, протянул мальчишка.

— Ничего ты, молодежь, не понимаешь.

Я аккуратно отошел обратно в прихожу и сильно хлопнул дверью, после чего ногой пошерудил пакет, чтобы тот зашуршал. Типа я зашел и положил его.

— Я дома! – крикнул я. Со второго этажа донесся звонкий голос:

— Привет, милый! Пирог испекла, он на кухне!

Я улыбнулся.

А из гостиной степенно вышел уже совсем старенький дедус-Ранф. Больше он не скакал по крышам и не устраивал заговоры и перевороты, а отдыхал с Фелицией и возился в саду. Генетическая память предков, наверное?

А за ним вылез и Марк. Кудрявый, черноволосый, умненький, одиннадцатилетний, и с доменом Последнего океана. Сынулька мой.

— Привет. Наконец ты дома! – поприветствовал он меня.

— И тебе привет, – потрепал я его по голове. Левой рукой, чтобы волосы почувствовать.

— Мама сказала, что сегодня Эдвин с тетей Пчелой придет, это правда?

— Ага. Вон пакет. Надо разобрать его, кстати. Неси на кухню.

— Ну… А… – он чего-то смутился. Хотя я-то его как облупленного знаю. Ща спросит про… – А они приведут Киру?

— Должны с дочкой приехать, все верно.

— Мхм. Ладно, замечательно. Ма-а-ам, а моя рубашка синяя где?

И пацан умотал наверх прихорашиваться. Странное дело, с детства знакомы, в одной песочнице песок жевали, а смущаться он начал только сейчас.