От мысленного толчка Девятую буквально втиснуло в тело Эда. Левый глаз тут же стал хуже видеть от большого количества лопнувших сосудов, но Эдвин успел сделать главное. Призвав в Костер всю силу какофонии, он на ускорении, даруемом Девятой, начал полосовать воздух вокруг себя. С меча срывались полосы темно-фиолетового, почти черного света. Волны легко проходили сквозь камень и стекло, и там, где они прошли, стены оказывались разрезаны, а места входа волны начинали крошиться. Секунда – и вокруг Эда не осталось ничего целого.

Чтобы защититься от бушующего сонитиста, Ирвину пришлось снова выставить вперед ладонь. И тут откуда-то раздался громкий скрежет камня о камень, он быстро набирал силу и звук. Спустя еще секунду громыхнуло, и половина корпуса просто обвалилась.

Эдвин был к этому готов. Не в первый раз он применяет этот эффект, и знает его цену и силу. В ближайшие десять-пятнадцать секунд надо было только одно – выжить. Вокруг крошились стены, проламывался пол, обваливались перекрытия, и Эдвин банально танцевал посреди этого безумия. Тут вспрыгнуть на уступ, зацепиться за стену, перепрыгнуть на летящий обломок стены размером с коня, оттолкнуться от него и вонзить Костер в стену, задержавшись на нем на мгновение, потом спрыгнуть на пол-этажа, на крошечный кусочек пола, еще не обвалившийся вместе с внешней стеной, дождаться, пока та хрустнет, и, словно оседлав волну, рухнуть вместе с ней, тут же перекатываясь во двор. Ни черта не видать из-за пыли, эта же самая каменная пыль и крошка набилась в волосы, глаза, закупорила нос и осела на языке, но так было надо.

Эдвин осмотрелся. Вот, в стороне, лежал чудом уцелевший Шамис. Ну как, уцелевший – нога была придавлена обломком размером с него самого. Ближайшие два месяца ему не суждено ходить.

Внезапно вся пыль, витающая в воздухе, исчезла. Эдвин ощутил, как воздух стянулся к месту пролома. Там, на куче камней, некогда бывшими коридором, стоял чертовски злой и пыльный Ирвин. Револьвер он потерял, и сейчас зажимал рукой кровоточащую рану на боку. Левая рука была сжата в кулак.

— Ну ты и урод, – беззлобно сказал Ирвин, откашлявшись, – Обрушил такой красивый дворец. О, а кто это?

Ирвин заметил стонущего Шамиса, после чего змеиным движением махнул кистью. В земле образовалась рытвина, а у парня исчезла половина тела. Оставшиеся ноги и пояс рефлекторно дернулись, после чего остаток мгновенно истек кровью.

— С…а! – внезапно очень зло выругался Ирвин, после чего с яростью посмотрел на Эда, впрочем, выставляя ему навстречу ладонь, – Я привык работать чисто! А я весь в пыли!

Эдвин успел заметить взмах, как вдруг куда-то рухнул. Моргнув один раз, он понял, что Девятая буквально протолкнула его в Шум, и сейчас он летел куда-то в сиреневое небо под звуки самого прекрасного оркестра Общности. Над плечом Эдвина вырос угловатый, будто изломанный силуэт Девятой, будто сотканный из черно-фиолетового дыма.

— Разорви его! – если бы у нее была слюна, она бы обязательно брызнула на Эда. А тот только замер. Лишь пару раз он видел Девятую в таком состоянии, и оба раза дело оканчивалось страшной резней, когда она перехватывала управление над телом, – Этот гад! Стирает все! Звуки! Реальность! Нельзя ничего бесследно стирать, только разрушать! Чтобы на обломках возникло новое! А он стирает! СТИРАЕТ, СЛЫШИШЬ! Я ДАЮ ТЕБЕ МИНУТУ, ПОСЛЕ ЧЕГО ВОЗЬМУ ТВОЕ ТЕЛО И СДЕЛАЮ ВСЕ САМА!!! ЯСНО?!

Эдвин кивнул, не рискнув ответить. В Шуме нельзя было дышать.

И тут его выкинуло на каменный пол. Быстро встав, Эдвин спрятался за обломок стены и осмотрелся. Он находился в коридоре, на втором этаже, там, где спокойно шел минут десять назад. В метре от него коридор оканчивался пропастью, а через нее был виден такой же, почти нетронутый коридор. Вниз, точно следы лавины, шел след из обломков камня. И там, внизу, орал от ярости Ирвин, нещадно полосуя все вокруг себя ладонью. С тихими хлопками из реальности исчезали пласты земли и обломки стен. Неловко повернувшись, Ирвин задел край стены, и та исчезла, а здание еще раз хрустнуло.

Эда осенило. Он подскочил к стене, отделявшей его от остального дворца, воткнул в нее меч и, прижавшись к яблоку, венчающему рукоять, зубами, рыкнул:

— Всем бежать отсюда, быстро!

Подчиняясь его воле, звук напитался Мощью и гулким эхом разнесся по остаткам левого крыла дворца. Как говорил его ротный, «имеющий ухи – услышит».

А теперь надо заняться делом. Эдвин пропустил через меч резонанс и вырезал себе квадратный проем в полу. Звука упавшего куска камня сонитист не боялся, так как то и дело с обломков этажа падал обломок, издавая шум. Этажом ниже был коридор. Рискнув, Эдвин высунул в проделанную дыру голову и, осмотревшись, никого не увидел. Так что он спрыгнул.

В это коридоре было единственное окошко, настолько узкое, что туда едва вошло бы два ствола винтовки. В него Эд и посмотрел. Ирвин стоял спиной к нему и что-то громко орал.

Эдвин встал, пропустил по телу какофонию и совершил круговой удар мечом. Волна темно-фиолетовой энергии прошла через стены как нож сквозь масло, и получившийся разрез тут же зазмеился трещинами, а здание еще раз громко хрустнуло. На улице раздался вопль.

Эд на всякий случай вытащил из-под рубашки свой амулет и сжал в руке, после чего рискнул еще раз выглянуть в окошко, как увидел Ирвина с кровоточащим обрубком правой руки. Это все, на что хватило разрушительной энергии другого мира. А еще Эдвин увидел, как левой рукой Ирвин махнул в его сторону.

Но до этого момента здание еще раз скрежетнуло, и их обоих накрыла волна обломков.

***

Где-то в оборонительных укреплениях Трехлапой вороны.

Гиз не могла сказать и слова, даже остановила рост новой ткани у раненого солдата Теплого пепла. Она смотрела, как обрушается левое крыло здания. Где-то там был ее Эдвин.

Отчего-то ей захотелось плакать, да так сильно, что крик комом встал в горле.

***

Где-то в центральной части дворца, тронный зал.

Тяжелая дверь, ведущая в тронный зал, открывалась медленно и очень тихо. Наконец, она отворилась достаточно, чтобы в зал вошли четыре человека. Ранф, Альфред, глава Мертвого света, Тимиро, глава Теплого пепла и Ланз Со Кромм, текущий глава Стальных рогов. Кольн пал, когда волшебники с третьей стены взорвали то здание.

Зал был огромный, его поддерживало восемь колонн такой толщины, что потребовалось бы три человека, чтобы обнять их. В отличие от прочего замка, тронный зал был ярко освещен солнцем через витражные окна, и, как будто этого было мало, под потолком зала висели волшебные светлячки.

Вторженцев встречал Освальд, окруженный пятью женщинами, кутавшимися в черные мантии и надвинувшими на самые глаза черные остроконечные шляпы. Изрисованное словами туур лицо Освальда поднялось от карты, расстеленной на столе, и обратилось к вторженцам. Помолчав, он выпрямился и царственно взмахнул рукой. Поклонившись, ведьмы гурьбой ушли куда-то вбок, скрываясь из вида. Скрипнула дверь для слуг.

Они остались одни.

— Я тебя искренне не понимаю, Ранф, – мягко начал Освальд. Его голос множился и отражался от стен, порождая странно звучащее, будто многоголосое, эхо, – Почему хоть ты напал на меня? У меня, на самом деле, к тебе много вопросов. Ты мог спокойно жить в Гнезде, и никакие проблемы внешнего мира тебя бы не волновали. Ну ладно, ты пришел ко мне, – Освальд обошел стол с картой, но приближаться не стал – он встал к нему спиной и облокотился. Весь его вид передавал расслабленность и уверенность в успехе, – Но ведь ты мог остаться там, в Валириме. Тебе бы хватило времени, чтобы еще десяток лет терроризировать мое государство. Заговоры, сеть шпионов, горные лагери, тайные нычки, взрывы складов и казарм, в общем, все то, что ты так любишь. Зачем ты начал все это, скажи мне?

— Мне нужно остановить тебя, – просто ответил Ранф.

Его снова посетило то странное ощущение. Он ведь смотрел на своего учителя. На того, кто некогда буквально вызволил его с улицы, слабого оборотня, которому никто не дал бы и пятнадцати лет. И этот человек обучал его и взрастил, причем не абы кем, а смертельно опасным бойцом, одним из лучших, одним из тез, у кого оставалось время и силы на личную жизнь. В Тысяче Глаз это была привилегия лучших из лучших.