Инга, не тратя времени даром, выскользнула из— под кровати, и обшарила взором комнату. На столике возле кровати лежал кошель.

Инга схватила его и развязав, обнаружила в нём несколько дукатов.

Улыбнувшись, она сунула кошелек за пазуху, и, сделав несколько глотков из чаши, чтобы утолить жажду, и, наконец, перестать икать, она ринулась к окну.

Под окном, к счастью, ни оказалось ни одного соглядатая. Девушка вылезла на карниз, и тем же путём, что и попала сюда, быстро покинула столь радушное учреждение.

Её сердце радостно билось, когда она бежала по улице. Наконец— то они с Августом нормально поедят сегодня.

Уже за поворотом она, краем уха услышала гневный оклик капитана городской гвардии.

— Да где же этот чёртов кошель — то…

Инга рассмеялась.

Что ж, иногда, всё же, посещать бордели, оказывалось очень полезно!

______________

* Индульгенция — в католической церкви освобождение от временного наказания за грехи, в которых грешник уже покаялся и вина, за которые уже прощена в таинстве исповеди, в частности разрешение от наложенной Церковью епитимьи. Её можно было купить за деньги, без реального раскаяния. Также особо ушлые священники продавали индульгенции на ещё не совершенные грехи. Чем подрывали авторитет Римско — католической церкви.

** Один из титулов Папы Римского.

*** Стих 2:17. откр. Ионна Богослова

**** Вериги — разного вида железные цепи, полосы, кольца, носившиеся христианскими аскетами на голом теле для смирения плоти; железная шляпа, железные подошвы, медная икона на груди, с цепями от неё, иногда пронятыми сквозь тело или кожу и прочее.

***** Анафема — изгнание, отлучение от церковного общения. В русском языке имеет несколько значений: Отлучение христианина от общения с верными и от таинств, применяемое в качестве высшего церковного наказания за тяжкие прегрешения (прежде всего за измену православию и уклонение в ересь или раскол) и соборно провозглашаемое.

****** Страшный суд — последний суд, совершаемый Богом над людьми с целью выявления праведников и грешников и определения награды первым и наказания последним.

******* Знак власти римского кардинала.

Инга, вбежав в балаганчик, сразу поняла, что что— то не так. Она не поняла, что, но поняла, что «что — то».

Её встретила гнетущая тишина. Казалось, никого балаганчик опустел… И это было очень странно. Обычно Август бодрствовал днём. Но в этот раз, он, казалось спал. Очень необычно. Инга оставила его почти сутки назад. Старик ведь не на столько слаб. Слаб. Инге показалось, что он заболел, но она не придала этому значения, и как оказалось — зря!

Нет, конечно, старик, как и все люди болел, разумеется. Но раньше ему для выздоровления нужно было только выпить стакан водки с перцем и солью, понюхать табаку и вот он уже весёлый и здоровый снова шутил и управлял их маленьким хозяйством.

Но в этот раз, болезнь, казалось была серьёзнее, чем обычно. Инга гнала от себя плохие мысли, но они лезли. Словно черви разъедали её изнутри. Он уже очень стар. Девушка не знала, сколько ему было лет, а старый клоун не мог объяснить.

Обычно на вопрос о годах он либо шутил, мол, жив есмь! Либо отвечал так: «Когда был мал — не спрашивал, а теперь грамоте не обучен!»

Своего воспитателя Инга обнаружила лежащего на своей постели. Завидев его, девушка вздрогнула. Старик показался ей таким дряхлым и жалким. Он открыл слезящиеся глаза и окинув Ингу равнодушным взглядом спросил.

— Мой номер сейчас? Или за Уиллхауссом?

Инга не знала, кто такой Уиллхаусс.

— Август! Это я! — тихонько произнесла она. — Я вернулась.

— Откуда? — спросил клоун.

— Я… я. — голос девушки предательски задрожал. — Я принесла поесть и шкалик водки. Как ты и просил.

Она указала на продукты, лежащие у входа в балаганчик. Август окинул их туманным взглядом и произнёс.

— Хорошо! Сейчас пообедаем, и пойдём на выступление!

— На какое выступление? — испуганно спросила Инга.

На лице бывшего клоуна появилась какое— то странное выражение. Он словно пытался что — то вспомнить, но не мог. Он поднял руку, и слабо провел ладонью по заросшей седой бородой щеке.

— Выступление… — пробормотал он.

— Ты уже давно не выступаешь! — воскликнула Инга, чуть не плача. — Август, что с тобой? Ты заболел? Позвать мадам Розетту?

— Нет, кха, кха, нет, дорогуша, я в полном порядке!.. Вот сейчас немного передохну… кхм, и мы сразу пойдём, не стоит задерживать почтенную публику!

— О, Господи! Этого ещё не хватало! — воскликнула Инга. Она ощупала доб старика. Он был горячий и сухой. В глазах больного блестела какая— то пелена, которая туманила его разум.

— Говорила же я тебе! Не надо ходить на эти чёртовы представления! Ты там, наверняка и простудился! Вот теперь и результат. — сердито выговаривала больному Инга, но саму её душили слёзы. Старый клоун так и не смог смириться со своей «отставкой». Он регулярно посещал представления других артистов. После которых они с Ингой обсуждали их, разбирая их ошибки и перенимая их опыт. Клоун вёл себя так, словно он вот— вот собирался вернуться в профессию.

Вот немного он отдохнёт. Соберётся с силами и снова выйдет на манеж. А публика будет ему рукоплескать. И они снова заживут, как и прежде.

Инга не рушила этих призрачных надежд. Всё — таки у человека должен быть какой— то смысл в жизни. Даже если этот смысл фантасмагория. Мечта, который никогда уже не суждено осуществиться.

Череда несправедливостей. И когда жизнь, казалось, подаёт шанс, вдруг всё снова обрывается. Чёрная полоса. Так её люди зовут.

И сейчас клоун был плох. Инга была в панике. Бывают же такие дни, когда все во что ты веришь, всё, на что ты надеешься, вдруг начинает рушиться. Она решительно растерялась в первый момент.

Август вел её по жизни. Они жили как настоящая семья. Отец и дочь. Август был для неё даже большим, чем мог бы быть настоящий отец. Он был её другом, наставником.

По сути он решал всё, а она только исполняла. И вдруг лишиться этой поддержки. И оказаться один — на — один с большим, суровым и несправедливым миром.

Одна маленькая гимнастка. Что она могла? Нет она не может допустить такого. Она должна всё исправить. Чего бы это ей не стоило.

— Так, вот что! Ты полежи тут, а я живым духом сбегаю к мадам Розетте! — утерев слёзы, произнесла Инга. Мадам Розетта была местная лекарка. Она была уже не молодой, но всё ещё принимала пациентов.

Она могла ставить клистир, припарки, знала кое— какие заговоры. От живота, от кровотечения. От больной головы.

Она была давней знакомой Августа. Поговаривали даже, что в молодости, клоун, который имел достаточно большой успех у женщин, находился в довольно близких отношениях с мадам Розеттой. Она никогда не отказывала. И сейчас не откажет. Инга вдруг ощутила эту уверенность.

Так бывает. Словно ничего уже не осталось. Человек загнана в угол и нет сил сопротивляться. И тут в его взбудораженном сознании, появляется, словно лучик в непроглядной тьме, какая— то идея. В которую человек начинает верить. Верить неистово. Убеждая себя. Его фантазия рисует всё новые и новые преимущества её. И вот он уже весь поглощён ею.

Самый главный дар Неба — Надежда!

Все невзгоды и беды, словно отступают на второй план. Инга вдруг ощутила такую уверенность и надежду. Словно Август был уже полностью здоров.

— Я сейчас! Я мигом! — воскликнула она. — Лежи тут, лежи! А я к мадам Розетте.

— Розетте?… — спросил клоун. — Ах, да. И скажи — ка этой Вероне, чтобы подавала обед поскорее! Вечно она возиться!

— Да, да, конечно! — уверила его Инга, отгоняя от себя дурные мысли и стараясь как можно увереннее игнорировать параноидальный бред больного.

— Я скоро приду! — сказала она. И оставив больного одного, она замкнула дверь на ключ. И быстро побежала в сторону Центральной площади. Мадам Розетта жила на другом конце города. Инга решила пробежать город напрямки. Чтобы не терять напрасно драгоценного времени.