— Не сломал хоть? — спросила Глаша.

— Нет, Глафира Васильевна, потянул малость, — ответил Оська. — Меня угробить только магическим зарядом можно. Ну как, отвезли колдуна?

— Лично в руки фельдмаршалу Кутузову отдали, — ответил вместо Глаши Демьян и с гордостью добавил: — А наших Авдотью Михайловну, Михайлу Петровича, Глафиру Васильевну и Ворожею к награде представят. Главнокомандующий лично царю-батюшке прошение отправил.

— Ишь ты, поди ж ты, что и говоришь ты. Барыня ты моя, сударыня ты моя, — пропел Оська и закрутился на одной ноге, изображая танец.

— Давай, давай, вторую ногу сбереди до пары, — подначил друга Тихон. — Тогда уж точно не до вылазок будет.

Оська остановился, тряхнул головой и, опираясь на подбежавшую Преславу, ответил:

— Врага бить я и ползком поползу!

— А ну, цыть, охломоны, дайте нашим с дороги отдохнуть, — шикнула на Оську с Тихоном Аграфена и, поклонившись Михайле Петровичу с его сударушками, молвила словно нараспев: — С утреца вас дожидаемся, воды наносили, дров нарубили, баньки затопили. Смойте пыль да усталость, а после и поговорить можно.

Дружной, весело галдящей толпой, все двинулись по широкой тропке в городище. Дуня пробралась к старшему Волхву, которого тоже среди встречающих увидала, и попросила:

— Старче, со дня на день состоится битва великая. Нельзя ли, как в прошлый раз, одним глазком глянуть?

Волхв вздохнул и отрицательно помотал головой.

— Изничтожил Чёрный колдун моего ворона. Птицу, чтоб глазами стала, не так просто найти. Змей полно, да что с их помощью увидишь, — ответил он и что-то зашептал-забормотал, как поняла Дуня, принялся насылать проклятья на голову генерала Жюно. Не дано было ей знать, что с этого дня Чёрного колдуна стали мучить не только головные боли, но и видения, в которых огненный полоз утаскивал под землю не адских гончих, а его самого, а в небе кружил с торжествующим клёкотом огромный чёрный ворон.

В городище путники искупались, отдохнули, пообедали, после чего командиры собрались в штабе. Тут новостями и обменялись. Андрейка не соврал, на фуражиров, которых сопровождали французские егеря или гусары, не нападали. Но таких только два и было.

— Видать, без хозяина-то вояки французские расслабились, вовсе обозы с провиантом охранять бросили. Мы один даже пропустили, покуда проверяли, вдруг охрана отстала, — доложил Кузьма.

От истины он недалеко ушёл. Временные командующие Вестфальского корпуса, егерский полковник и гусарский майор, решили остатки состава сберечь. Настроения на фронте они почувствовали, не зря к переднему краю разведчиков отправляли. Ждали со дня на день приказа к отступлению.

После последних событий: гибели почти всего магического гусарского эскадрона в стычке с партизанами, таинственной пропажи Чёрного колдуна, двенадцати погибших кирасиров, в корпусе резко упал моральный дух воинов, к тому же множились суеверные слухи.

Командиры не стремились суеверия развеивать, помнили, как сами умудрялись заплутать в трёх соснах, как дрожала под ногами земля и налетал непонятно откуда появившийся ураган. Им и самим не терпелось убраться с чужой земли, встретившей захватчиков яростным сопротивлением не только человеческим, но и самой природы.

После ночной диверсии, а Михайла Петрович с Демьяном и Николаем Николаевичем её всё же совершили, штаб Вестфальского корпуса в полном составе перебрался к месту бивуака солдат. Офицеры с адъютантами и охраной выехали из имения, даже часовых не оставив.

Рассказывая Дуне с Глашей подробности вылазки, Михайла Петрович выглядел озорным мальчишкой.

— Мы лишь пугнуть хотели, сударушки, — говорил он, посмеиваясь, — а Николай вовсю разошёлся. Представьте: ночь, землю под особняком трясёт, ветер завывает, молнии с громом, в окна стук. Это уже моя работа, зря что ли обучали магией швыряться. Ворон зловеще каркает, выпь кричит, ну, тут Демьян постарался. Он ведь любую птицу изображает, не отличишь. Кто ж думал, что французы всем составам из особняка уберутся, а там ведь, ежели честно, не крысы штабные, а боевые офицеры. Так что, графинюшка, скоро домой вернёшься, а мы с Глашенькой к тебе в гости.

Михайла Петрович подхватил Дуню с Глашей и закружил по комнате, напевая барыню, как недавно Оська. С улицы доносились взрывы смеха, это Демьян и Николай Николаевич рассказывали о ночной вылазке остальным. В эту ночь спать в городище улеглись ближе к рассвету.

Так ожидаемый вестфальцами приказ поступил спустя три недели, К тому времени Наполеон оставил Москву, так и не дождавшись ответа от русского императора. Французы, потерпев подряд два поражения, начали отступление по старой смоленской дороге.

Новость о том, что стоящий в соседнем перелеске Вестфальский корпус собирается в поход, принесённая лазутчиками, вызвала в городище невероятное оживление. Народный отряд за последнее время слегка застоялся, фуражиры по широкой дуге объезжали смертельно опасное место.

— Ну, пушечка, твоё время пришло! — воскликнул Тихон и перекрестил орудие.

Он вместе с пушкарями уже давно разведал дорогу, по которой удобнее всего врагу будет отступать. Они даже нашли удобную позицию на холмах вдоль дороги.

— Загодя выдвинемся, — объяснял командирам пушкарь, — завершают марши в походах пехотинцы. Мы пару раз выстрелим, затем уже ваша работа.

— Всем отрядом выступим, — принял решение Михайла Петрович. — Дадим бой людям Чёрного колдуна.

— Дадим! Веди, Дядька Михайла! Веди, Матушка барыня! — раздалось одновременно со всех сторон из собравшейся перед штабом толпы.

Словно птица удачи распростёрла над народным отрядом свои крылья. При отступлении пешие егеря Вестфальского корпуса намного отстали от кавалерии: кирасиров, гусар и драгун. Для строя егерей полной неожиданностью стал раздавшийся голос:

— По врагам Отечества пли!!!

С грохотом выстрелила пушка, со свистом врезалось ядро в центр строя. Второе ядро прилетело спустя совсем небольшое время, и тут же сразу с нескольких сторон с криком «Ура» выскочили конники, а из-за холмов показались пешие вооружённые крестьяне. Завязалась ожесточённая битва, выжить в которой остался шанс только у тех французских егерей, кто догадался поднять руки, сдаваясь в плен. Таких набралось около десятка, да плюс полдесятка раненых.

Отступавшие французские кавалеристы шум битвы услышали, но подумали, что егерей настигла регулярная армия русских. И не было среди оставшихся командиров Вестфальского корпуса отчаянно смелого генерала Жюно-Бури. Некому было решиться развернуть войска и кинуться на выручку боевым товарищам.

Высланный Михайлой Петровичем вслед отступавшим кавалеристам наблюдатель, вернулся с вестью, что французы назад, своим на помощь, не повернули, а пустили коней в галоп.

— Битва окончена, — сказала Дуня, окидывая взглядом поле боя, и спросила у подошедших Ворожеи и её помощников-целителей: — Наши потери?

— У нас павших и тяжко раненых нет, с лёгкими ранами семеро, — доложила Ворожея, добавив: — У врагов раненых пять, подлечили, выживут.

Михайла Петрович подъехал к Дуне и спрыгнул с коня.

— Смотри-ка, вон наши герои, — сказал он, кивая на вывозящих с холма пушку Тихона и пушкарей.

Тихон, которому с непривычки заложило уши, потряхивал головой. Один из пушкарей вёл в поводу лошадей, везущих лафет с орудием. Встречены они были одобрительными выкриками и дружескими похлопываниями по спинам и плечам.

— Тихо, черти, не от выстрелов, так через вас оглохну, — шутливо отбивался Тихон.

К Михайле Петровичу подошла Аграфена, вид она имела обеспокоенный.

— Чего с пленными-то делать, Михайла Петрович? — спросила она, кивая на сбившихся в группу разоруженных французов, с опаской смотревших на окруживших их крестьян и крестьянок. — Это ж докука какая! Кормить, поить, опять же, охранников выставлять.

— К нашим войскам доставим, они теперь куда ближе, — ответил Михайла Петрович.

— Михайла, а что с убитыми французами будет? Не дело их тела вот так бросить, — сказала Глаша.