Когда сели в карету, Платон пожаловался, что у них с выездом беда: коляска разваливается, лошади старые. Смотрел на Дуню при этом так умильно да жалобно, что она не удержалась, призналась в том, что раньше говорить не торопилась. В том, что папенька ей и карету, и коляски со всеми лошадьми тоже отписал. Платон просиял от такой новости, но Дуня ему тут же сказала:

— В столицу экипажи пока посылать не будем. Сначала в имение съездим, в порядок приведём.

Платон при этой новости скривился, стал намекать, что именье и подождать может, но Дуня оставалась непреклонна. Как истинная дочь своего отца, считала, поначалу дела делать надобно, а после всё остальное. Не зря в народе говорили: делу время, потехе час. Платон вновь решил на жалость надавить.

— Дуня, — протянул он, — в Императорском Малом у Казасси скоро закрытие сезона, а маменька с тётушками новый их балет не успели посмотреть. Да и в салоны давно не ходили, а ведь скоро многие из высшего света разъедутся на лето.

Дуня с интересом посмотрела на мужа. Только что, сам того не подозревая, он подкинул ей одну очень занятную идею.

— Вот что я думаю, Платоша, — вкрадчиво начала она, — негоже нам маменьку да тётушек развлечений лишать. Мы в именье поначалу втроём отправимся, ты, я да Глаша, а они через месяцок подъедут. Как раз и условия для них подходящие создадим. Колясочку им одну отправлю для достойного выезда в театры да на прогулки.

— Вот маменька обрадуется, — сказал Платон. Дуня посмотрела на него с ласковой снисходительностью, но вслух ничего произносить не стала. Про себя же прикинула, чем свекровушку, новостью «обрадованную» задобрить. Решила, что парочка нарядов ей и тётушкам вполне для этой цели годятся.

Дуня выглянула из окна кареты. Они выезжали с Воздвиженки, на которой и располагался дядюшкин особняк. Дуня с гордостью отметила, что дом дяди нисколько не уступает особнякам Шереметьевых или Волконских. «Да и наш в Ярославле не хуже, — подумала она по привычке, вспомнила, что вошла в род Лыковых, но тут же себя успокоила: — Урождённая-то Матвеевская, а у нас, Матвеевских, кровное родство покрепче, чем у древних княжеских родов ценится».

Думая так, Дуня ни капли не лукавила. Купцы Матвеевские роднились крепко. Отличаясь щедростью, братья деньги считать хорошо умели. Так средний брат построил особняк и склады в Москве, прикупив павильон в торговых рядах. Старший и младший — дома и склады в столице. Решили, к чему лишнее тратить, когда можно, к примеру, всем вместе пользоваться. Капиталы раздельные имели, но ссуда друг другу беспроцентная, а то и безвозмездная помощь — всегда пожалуйста.

Карета и коляска выехали на Тверскую, миновали дом московского генерал-губернатора и свернули в переулок, где располагался департамент сената, к которому относилось и магическое отделение. Перед въездом во двор здания стояла караульная будка, выкрашенная, как и все остальные в присутственных местах в чёрно-бело-оранжевые полоски.

Дуня сунула Платону в руки бумаги, и тот предъявил их открывшему дверцу кареты будочнику. Полицейский посмотрел бумаги, вернул и сказал, козырнув:

— Проезжайте.

Двор департамента оказался достаточно большим, чтобы вместить в себя два павильона с куполообразными крышами, соединённые между собой крытым переходом. К вышедшим из кареты и коляски путникам подошёл драгунский офицер, зелёный мундир которого украшал шеврон с молнией. Платон протянул ему выправленные ярославским градоправителем бумаги. Дуня, между делом подошла к кучерам и распорядилась:

— По приезду отправьте одну коляску в столицу, в особняк графа Лыкова. Приставляю к вдовствующей графине и тётушкам, они покуда в столице побудут.

— Позвольте спросить, Авдотья Михайловна, а кому из нас ехать? — спросил кучер коляски, теребя в руках картуз.

— Сами меж собой разбирайтесь, чай не маленькие. Денежки на поездку у дядюшкиного управляющего возьмёте, — ответила Дуня.

Демьян и второй кучер многозначительно переглянулись. Дуня готова была об заклад побиться, что в столицу поедет третий кучер, что в дядином особняке остался. Да ещё преподнесут, словно она распоряжение такое дала. Дуня усмехнулась. Всё же был у её свекровушки талант — против себя людей настраивать.

— Дуня, пора нам, — произнесла Глаша, незаметно подошедшая.

Дуня обернулась.

Офицер успел документы проверить и открыть дверь ближнего павильона. Платон вёл туда под руку маменьку, следом шли тётушки, за ними полицейские, состоящие при портале, несли саквояжи, выгруженные из кареты и коляски.

— Ну, езжайте с Богом, — сказала Дуня кучерам. Глаша им на прощание кивнула.

— Доброго пути вам, хозяюшки, — произнёс Демьян и они со вторым кучером откланялись.

Пока шли в павильон, Глаша быстро шепнула:

— Странная сегодня Платонова маменька. За всю дорогу ни одного словечка плохого не сказала о приёме в купеческом особняке.

— Никак, в кои-то веки угодили? — удивилась Дуня.

Они вошли в павильон и остановились, потрясённые роскошной, словно в дворцовом зале обстановкой, вот только на потолке не роспись была, купол оказался стеклянным с красочным витражом. На витраже красовался герб Москвы — Георгий Победоносец, убивающий змея.

— Будьте добры, сударыни, проходите, присаживайтесь, сейчас вам инженер-портальщик расскажет о правилах перемещения, — произнёс офицер.

Дуня с Глашей присели рядом с остальными в обтянутые бархатом кресла и уставились на ранее не замеченного мужчину средних лет, в форме инженера, но с той же молнией на рукаве. Мужчина довольно равнодушным тоном объяснил, что пассажирам предстоит перейти в кабину из сверхпрочного стекла с магической оплёткой. В кабине они проедут по пространственному тоннелю в течение десяти минут. В это время не рекомендуется вставать с мест. Также не рекомендуется дотрагиваться до стенок кабины.

— Чем это грозит? — спросила Дуня с интересом. Глаша тоже уставилась на инженера-портальщика, ожидая ответа.

Портальщик, правильно истолковал этот интерес и заблестевшие глаза двух пассажирок, сразу растерял всё равнодушие и ответил:

— Прямого вреда это не принесёт. Однако магическая оплётка может воспринять наделённого даром за амулет и потянет из него магию. Разумеется, вытянет немного, но ощущения будут не особо приятными. Знаете, поручик, — обратился он к драгунскому офицеру, — пожалуй, я лично пассажиров доставлю. Вспомнил, что есть у меня в столице одно дельце.

Он пошёл к двери второго павильона, открыл. Обстановка там оказалась более лаконичной, но в центре стояла прозрачная кабина, стенки которой поблескивали разноцветными искорками. Полицейские занесли в неё багаж и вышли.

— Эх, такой эксперимент обломился, — шепнула Дуня на ухо подруге. Глаша даже возражать не стала, ей самой очень хотелось прикоснуться к так заманчиво переливавшемуся стеклу.

— Прошу, — произнёс инженер-портальщик. После того, как пассажиры расселись в кресла, обтянутые на этот раз кожей, он набрал на панели снаружи определённую комбинацию цифр, вошёл в кабинку и плотно закрыл дверь. Раздалось лёгкое жужжание, вокруг потемнело, словно сгустился мрак. Кабинка слегка завибрировала и поехала. Как ни пытались Дуня с Глашей пытливо разглядеть то, что было снаружи, тщетно. Какой-то туман сине-фиолетово-чёрный, через определённые промежутки времени пронизывающийся лучами от встроенных в тоннель амулетов.

Платон, его маменька и тётушки сидели, замерев. Маменька от волнения даже упустила момент, показать сыночке, как ей страшно, и что только на него надежда. К своему ужасу она подумала, что, пожалуй, в минуты опасности, ей стоит находиться поближе к невестке с её подружкой, но она тут же отогнала эту крамольную мысль.

Инженер-портальщик просидел все десять минут пути в напряжении, уж очень напомнили ему две пассажирки собственного младшего сына, одарённого, но чересчур шебутного мальчишку.

Кабинка замедлила ход, вновь зажужжала и остановилась, темнота снаружи рассеялась и стало видно, что кабинка находится в павильоне, таком же, как в пункте отправления. Дверка открылась. Пассажиров встречали, как и отправляли, портальщик и офицер. Но на этот раз морской офицер, о чём говорили двубортный сюртук с золотыми пуговицами с якорями, панталоны с лампасами, фуражка вместо треуголки и кортик в ножнах у пояса. Шеврон с молнией тоже на рукаве имелся.